-И таким образом, эту пятилетку мы…
– Владимир Егорович, там…
Заглянувшая в кабинет Зиночка была явно чем -то напугана.
-В чём дело, Зинаида Петровна? Вы не видите? У нас совещание, важное, партийное совещание, все глупости на потом.
-Это не глупости, Владимир Егорович, там…
-Выйдите и закройте за собой дверь, всё потом.
Владимир поправил галстук, тугим узлом подпирающий горло, казалось будто кадык лежит на этом дурацком галстуке.
Весь день сегодня, с самого утра, какое -то состояние…
Он переживал конечно, сильно переживал, первое заедание на новой должности.
Владимир долго шёл к этому, поднимался с самых низов, можно сказать.
Да что там сказать, так оно и есть, сельский мальчишка, с отдалённой деревни, сам, без всяких протекций.
Да, ему повезло чуть – чуть, женился на городской, с папой начальником, но он всё сам…Тесть сказал, что пальцем не пошевелит, чтобы помочь пробиться.
Когда увидел, что Владимир бьётся и у него получается, тогда намекнул кому нужно, мол, зять у меня…
Владимир обживается в новой должности.
Стоит и сам себе не верит, что эти мастодонты, эти люди…стоящие чуть ли не у истоков, они слушают его, внимают каждому слову.
Да, работы много, к тому же старики не понимают, что происходит, они привыкли всё по старинке делать, а тут новые веянья, перестройка, гласность, свежий ветер…
Он, Владимир, и был как раз этим свежим ветром.
– На нас лежит будущее нашей страны и Великой родины, – говорил он.
Вот и сейчас, Владимир говорил, старики кивали и даже что-то записывали.
Стенографистка записывает каждое его слово, ему внемлют, он…даже дух захватывало от таких перспектив.
Внезапно пришла на ум мысль, а что скажет мать? А в древне? Мать наверное и не поймёт, тёмная она.
Ладно…всё равно нужно будет съездить, показаться и деревенским тоже тем, кто смеялся над мальчишкой, просиживающим за книгами и изучающим переписку известных людей, ну? И кто теперь где? Ху из ху, как говорится.
Да они не поймут, улыбнулся про себя, ещё подумают, что я на них матерюсь.
Собрание закончилось, со всеми по ручке поздоровался, принял три неофициальных предложения о встрече, один старик звал на дачу, двое на рыбалку.
Отказываться нельзя, ни в коем случае.
Обеими руками потряс руки стариков, показывая, что он открыт к сотрудничеству, а что? У стариков опыт, да.
Сел за стол, потом вспомнил, Зина, Зиночка, Зинаида Петровна, чего ей…
-Зина, зайдите.
Поспешно заскочила в кабинет, смотрит испугано, заплаканная что ли.
– Владимир Егорович…
-Ну, что там у вас, Зиночка?
-Там…ваша мама…
-Что? Мать приехала?- Владимир поморщился, в последний раз же сказал, чтобы не приезжала без предупреждения, ну что такое, надо телефон ей поставить, вообще в деревню провести.
В прошлый раз тоже, приехала, утром рано, чуть ли не ночью, они там в деревне в восемь часов спать что ли ложатся? В четыре уже на ногах, ну вот её подвезли, добрые люди.
И что?
Сидела на скамейке, пока дети в школу не пошли.
Серёжка потом говорил, видел старуху, на скамейке сидит, на бабушку вроде похожа, но спешил, ему за другом зайти надо было.
Врёт шельмец, покурить спешил…Сам видел, пачка “Радопи” в куртке лежала.
Уже на работу вышел, так увидел её…Хорошо, что Леночка в этот день приболела, дома её оставили, так мать осталась с ней…
А на второй день уехала.
Носков этих дурацких навезла, да рукавиц, ну кому они нужны, не лень ей было сидеть навязывать, лучше бы отдохнула, телевизор посмотрела…
Стыдно прям, тесть с тёщей из-за границы понавезли всего, а тут эта, со своими носками.
Поговорить вообще не о чем, да и некогда.
На второй день уехала, за ней к вечеру заехали, что приезжала?
Ну тогда бы хоть в музей сходила, в галерею, по парку бы погуляла.
Тоже, как эта…
Додумалась же, в резиновых сапогах, в телогрейке, в платке и с авоськой, нормально так, мать такого человека.
Да есть у неё всё, и пальто осеннее, хорошее драповое, и берет и зимнее с норкой, шаль хорошая, шапка из норки, сапоги кожаные импортные, даже прости господи, чулки есть…платья разные, костюмы, нет же..вырядится, как…как…
Начинаешь высказывать, сожмётся в комочек, может и заплакать.
Объясняешь, что мол, позоришь, ну что люди скажут.
Кивает головой, будто соглашается и опять за своё, ох мать…
Видимо приехала, дома нет никого, так она сюда добралась, наверное сидит там у Зиночки.
Чёрт…видели её, когда выходили, скажут, Степанов не может мать в порядок привести, вот же…
-Зови, – говорит устало, – пусть войдёт и чай нам организуй, с эклерами, она любит эклеры…
-Кого звать? – Спрашивает испуганно.
-Ну мать же там…
– Владимир Егорович, ваша мама…она…она…простите…умерла.
-Что? Что ты такое, как? Это шутка?
-Нет, – Зиночка замотала головой, слёзы покатились по её щёчкам, – позвонили из сельсовета, ночью сегодня, в больнице…
-Как в больнице? Мать в больнице? В какой?
-Там у них…
Владимир сел за стол, обхватил голову руками.
Достал сигареты, запрятанные глубоко в ящике стола, закурил.
Что-то надо делать, не правда…это ошибка, мать не может умереть, он ей крышу в том году переделал, и забор, дверь новую поставили…Не правда…
Он же ей телевизор цветной, новый, купил, импортный…И ковёр на пол…
-Зина…Зиииина…
-Да, Владимир Егорович, – Зиночка с красными глазами и распухшим носом зашла в кабинет.
– Отмените всё, все встречи всё…Я еду к маме…
-Да конечно.
Так он это по детски сказал, так…нежно, что Зиночка убежала и опять заплакала в мокрый от слёз платочек.
Зиночка не представляет, чтобы с ней было, если бы её мама…ум…ум…ерла.
Она даже и представить такого не может.
Владимир не помнит, как он доехал до дома. Водитель несколько раз спрашивал всё ли хорошо.
-Хорошо, Вить, ты это…заправься, дома скажи, в деревню поедем.
-Ооо, к Евдокии Степановне?
-Да…Вить…к Евдокии Степановне.
-Тебе обязательно там быть? – Спросила жена, дуя на свеженанесенный лак и тут же перешла к другой теме, – как прошло собрание?
-Ты…ты о чём? Где быть обязательно?
-Ну в деревне в твоей, отправь Виктора, пусть он там всё организует, так -то мы к Зеничам приглашены, если ты не забыл тебе надо с ним вот так, вась- вась, держаться. Сам Зенич мужик пробивной и тебя за собой потянет видел он уже где…
-Ты…ты…ты что такое говоришь, Люда? У меня мама…там…умерла, понимаешь? Мать моя…
-Да я поняла, я так -то первая узнала, они домой позвонили, я и дала твой номер…
-Что? Ты…ты…знала? Ты…
-Да, но у тебя важно совещание, я сказала, что пусть передадут секретарю…
-Ты…ты…Люда, – Владимир сжал кулаки.
-Что? Я могла вообще не давать твой рабочий номер, пришёл бы домой, я бы сказала.
-Какая же ты…ты…
-Какая?- спрашивает надменно.
-Тварь.
-За зыком следи оой, ооой, Володя, – заверещала, упала на кровать, глядя на зло приближающегося к ней мужа, поняв что перегнула палку начала извиняться, – Володя ну я растерялась, понимаешь, к тому же ты столько времени ждал этого совещания, ты на новой должности и…Ей уже не поможешь.
-Заткнись, заткниись, пожалуйста, замолчи…- сжал кулак и ударил им в стену, сбив костяшки.
Люся примолкла, зато вышли недоуменные дети.
-Пап? Мама?- Серёжка вырос как, басок прорезывается и тёмная полоска над верхней губой, усы, надо же…а когда он так успел вырасти?
Лена вытянулась, голенастая, так похожа на…его маму, бабушка вылитая.
Люда всхлипнула, сейчас начнёт играть…Артистка.
-Бабушка…умерла, – ответил.
-Как? Баба Лида? А, как же дед?
-А что, у вас одна бабушка, да?- спросил зло, – а бабушку Дусю помнит кто- нибудь? Мелькала тут иногда, носки – варежки вам привозила варенье из костяники и земляники джем сливовый, яблоки…Ни о чём не говорит?
– Володя, – взвизгнула Люда.
-Да заткнись ты уже, уйди…с глаз долой, уйди…
-Папа, папочка, – заплакала Леночка, прижимаясь к отцу, – папочка, я с тобой возьми меня к бабушке.
– Собирайся, только быстро, – сказал устало и сел на стул.
Дома было всё по- старому, да, дома, именно дома.
Шарик, повизгивающий при виде гостей Мурка щурящаяся на осеннее солнышко.
На стене зеркало, в большой рамке фотографии, там деды и прадеды, отец, сама мама молодая, держит его Володю на руках, Володя в школе Володя в институте, Володя в партшколе, Володя женится, дети…
Стол, покрытый старенькой клеёнкой, на столе солонка и сахарница.
Холодильник, рушник, умывальник в углу, белые занавески с вышитыми цветами…
Мамина телогрейка висит в углу, старая куртёшка…галоши и тапки с опушкой все новые вещи в шифоньере, под замком, в углу, прислонённый к шифоньеру, стоит скрученный новый ковёр.
Телевизор накрыт белоснежной салфеткой, сверху стоя слоники, на стенке висят часы, медленно отсчитывающие ход времени, тик – так.
-Мама…прости,- шепчет Владимир.
-Ничего, Володеюшка, живы будем не помрём, – слышится ему мамин тихий голос, он уходит в комнату, падает ником на заправленную и застеленную синим покрывалом кровать ревёт.
Мама, мама, мамочка прости меня…я думал ты будешь жить всегда…
-Пап, папа, я к бабе Зине мы блины будем печь, дядя Витя там всё делает…
Почувствовав себя маленьким и беспомощным Володькой, Владимир кивает не поворачиваясь.
Как же так, мама?
Вечером приехала Люда, Серёжка и…тесть с тёщей.
Тёща взяла всё в свои руки.
Руководила всеми, заставила женщин мыть и так чистые полы.
Утром привезли маму…
Тёща и тут постаралась, пришли соседки, вымыли, принарядили мать приговаривая, что будет Степановна красавицей, словно невестушка предстанет пред ним.
-Пап?
-Да, Алёнушка, -звл так дочушку, Алёнка.
-Значит он есть?
-Кто?
-Бог…
-Есть милая, есть, говорит тёща, идём, пусть папа с бабушкой побудет, посиди с мамой, Вов.
Так это тёща сказала по – простому…
Всё маме сказал, прощения просит, а она не слышит, спит будто…
-Что же ты, моя родненькая разлеглась, посередине дня. Видишь, всех ты собрала…
Всхлипнул то-то…
Людмила зашла, осторожно на стул присела.
-Прости, Володь…
Рукой махнул…
Леночка с бабушкой сидела до утра, ни в какую не уходила, Серёжа тоже посидел, по ручке сухонько погладил.
Шептал что-то, первый внук, вроде прощения просил…Убежал потом в кусты смородины плакал там…
Вот так и проводили маму Володину.
Странно так, после её ухода семья будто крепче стала, будто соединила Евдокия Степановна их вместе.
Дом не бросали, чинили, облагораживали, а после распада страны, Володя с Людой и стариками перехали в деревню.
Владимир стал фермером, Люда научилась варить такое варенье, по рецепту свекрови и сыры на продажу, но…Это же совсем другая история.
С портрета в большом доме который отстроил Владимир, смотрит, тихо улыбаясь Володина мама…
