Я ненавижу понедельники. Нет, правда. Это как будто вселенная говорит тебе: «Отдохнула? А теперь давай назад в клетку». Особенно когда все выходные ты провела у родителей, где должна была расслабиться, но вместо этого вернулась домой с таким грузом на душе, словно гантелю проглотила.
В тот вечер я сидела на кухне и смотрела в окно на моросящий дождь. Капли стекали по стеклу, как слезы по лицу. Раньше я любила дождь — его шум успокаивал. А сейчас он только усиливал чувство безысходности, наполнявшее квартиру.
— Мама, ты что, опять в темноте сидишь? — Катя, моя пятнадцатилетняя дочь, щелкнула выключателем, и кухня залилась безжалостным светом. — Ой, а что с глазами?
— Ничего, — я быстро отвернулась, проводя рукой по лицу. — Просто устала.
Катя плюхнулась на стул напротив и начала болтать о школе, о какой-то новой группе, которую все слушают, и о платье, которое видела в торговом центре. Я кивала, пыталась улыбаться, но в голове крутился один и тот же разговор.
— Марина, детка, мы хотели с тобой кое о чем поговорить, — мама нервно теребила кружевную салфетку на столе.
Я сразу напряглась. Этот тон я знала слишком хорошо. Когда родители переходили на «детку», ничего хорошего ждать не приходилось.
— Что-то случилось?
Мама переглянулась с отцом. Он кашлянул и поправил очки — еще один тревожный знак.
— Понимаешь, у Игоря сейчас непростой период…
Я внутренне застонала. Конечно, Игорь. Мой младший брат, которому вечно тридцать пять, но он все еще «молодой человек, который ищет себя». В отличие от меня — я к сорока годам должна была найти не только себя, но и средства на ипотеку, образование дочери и, видимо, на обеспечение всех родственников, которые «ищут себя».
— У него проблемы с работой? — спросила я, хотя уже знала ответ.
— Ну как тебе сказать… — отец потер подбородок. — Его стартап… не стартовал.
— Снова? — я не смогла сдержать сарказм. — А что на этот раз? Приложение для выгула виртуальных тамагочи? Или служба доставки свежего воздуха в офисы?
— Марина! — мама строго посмотрела на меня. — Не нужно иронизировать. Он пытается найти свой путь.
— Мам, ему тридцать пять! Когда я в тридцать пять осталась одна с ребенком на руках, я не искала «свой путь». Я вставала в шесть утра и работала в двух местах, чтобы у нас была крыша над головой.
— Вот именно! — подхватила мама. — Ты ведь справилась! Ты у нас всегда была сильной, самостоятельной. А Игорь… он другой.
Я смотрела на родителей и понимала, к чему они клонят.
— И чего вы от меня хотите?
Они снова переглянулись, будто решая, кто скажет это вслух.
— Мы подумали… может, ты могла бы немного помочь брату? — наконец произнес отец. — Финансово, в смысле. Совсем немного. Ему нужно продержаться пару месяцев, пока он не найдет инвестора для нового проекта.
Я почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Вы серьезно? Я едва свожу концы с концами, откладывая на Катино образование! А вы хотите, чтобы я спонсировала его очередную авантюру?
— Это не авантюра, — вступилась мама. — У него хорошая идея. Просто нужно время…
— Как и пять лет назад? — я почти кричала. — Когда он занял у меня деньги, обещал вернуть через месяц. Я до сих пор этих денег не видела!
— Тише, — отец кинул взгляд в сторону гостиной. — Он может услышать.
— И пусть слышит! — я уже не могла остановиться. — Ты правда хочешь, чтобы я отдала свои деньги брату? Те самые деньги, которые я зарабатываю, разрываясь между работой и дочерью? Которые откладываю, экономя на всем? На новой куртке, на стоматологе, на отпуске?
Мама смотрела на меня так, будто я била ее каждым словом. Ее глаза наполнились слезами.
— Доченька, но мы же семья…
— Семья — это когда все друг друга поддерживают, — сказала я тихо. — А не когда один тянет всех остальных.
В кухне повисла тяжелая тишина. Я испытывала странную смесь эмоций: злость, обиду и почему-то стыд. Как будто я сделала что-то ужасное, отказавшись в сотый раз спасать брата.
— Ладно, — наконец сказал отец. — Мы поняли. Не будем больше поднимать эту тему.
Но по его тону я поняла, что тема не закрыта. И что я в их глазах выгляжу бессердечной эгоисткой.
Звук входящего сообщения вырвал меня из воспоминаний. Я посмотрела на телефон и почувствовала, как внутри все сжалось. Игорь.
«Слышал, ты против того, чтобы помочь мне? Не ожидал такого от сестры…»
Я положила телефон экраном вниз. Конечно. Родители все ему рассказали, и теперь он решил надавить напрямую.
— Мам, все нормально? — Катя смотрела на меня с беспокойством.
— Да, просто дядя Игорь пишет… спрашивает, как у нас дела.
— А, — она пожала плечами. — Передавай привет. Он обещал на мой день рождения подарить новый телефон. Не забыл, как думаешь?
Я горько усмехнулась. Игорь всегда был щедр на обещания. Особенно когда дело касалось денег, которых у него не было.
— Посмотрим, — только и сказала я.
Катя убежала в свою комнату, а я осталась наедине с мыслями. Почему всегда так? Почему я должна быть «сильной», «ответственной», «надежной»? Почему я должна решать чужие проблемы за свой счет?
Телефон снова завибрировал. На этот раз мама.
«Доченька, не сердись на нас. Мы просто беспокоимся о нем. Он говорит, что если не найдет денег, то придется продать машину. Как он тогда будет работу искать?»
Я хмыкнула. Ну конечно. Игорь без машины — это катастрофа. А то, что я третий год не могу себе позволить отпуск — это нормально.
Я не стала отвечать. Вместо этого открыла ноутбук и вошла в свою рабочую почту. Начальник прислал предложение взять дополнительный проект. «Оплата сдельная, сроки сжатые, но я знаю, что ты справишься».
Еще одно «ты справишься». Как будто это какое-то заклинание, которое автоматически превращает меня в супервумен. Я посмотрела на цифры. Деньги были неплохие, даже очень. Хватило бы и на то, чтобы помочь Игорю, и отложить на отпуск…
Палец завис над кнопкой «Ответить». Я представила, как буду сидеть ночами, доделывая работу. Как снова начнутся головные боли от недосыпа. Как придется отказаться от поездки с Катей на выходные, которую я ей обещала.
И все ради чего? Чтобы брат мог и дальше не взрослеть?
Я резко захлопнула ноутбук. Нет. Хватит.
Утром, проводив Катю в школу, я позвонила маме.
— Привет, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Есть минутка поговорить?
— Конечно, — она казалась настороженной.
— Я подумала о вашей просьбе. И решила, что не могу помочь Игорю деньгами.
На том конце повисла тишина. Я почти видела, как мама поджимает губы.
— Что ж, это твое решение, — наконец сказала она холодным тоном.
— Мам, пойми меня правильно. Я не отказываюсь помогать ему вообще. Я могу помочь ему составить резюме, найти нормальную работу. Могу поговорить со знакомыми, вдруг у кого-то есть вакансия…
— Ему не нужна работа в каком-то офисе, — перебила она. — Он предприниматель. У него свой путь.
Я глубоко вздохнула.
— Мам, быть предпринимателем — это не значит постоянно начинать что-то новое и бросать на полпути. Это значит отвечать за свои решения. В том числе финансовые.
— Ты не понимаешь, — ее голос дрогнул. — Ему тяжело. Он так переживает из-за своих неудач. Я боюсь, что он…
— Что? Что он сделает?
— Не знаю, — призналась она. — Просто мы с отцом всегда за него боимся. Он такой… уязвимый.
И тут меня прорвало.
— А за меня вы не боитесь? — закричала я в трубку. — Когда я развелась с Сережей и осталась одна с маленьким ребенком — вы боялись за меня? Когда я работала на двух работах и падала от усталости — вы переживали? Или вы считаете, что со мной-то все в порядке, я же «сильная»? Я больше не могу быть «ответственной»! Я просто человек. У меня есть свои нужды, свои мечты. И я устала их откладывать, потому что кому-то хуже, чем мне!
Я выпалила все это на одном дыхании и замолчала, тяжело дыша.
— Марина, — мамин голос звучал растерянно, — мы не думали, что тебе так тяжело…
— Конечно, не думали, — горько сказала я. — Потому что я никогда не жаловалась. Потому что я всегда делала то, что должна. А Игорь никогда не делал того, что должен, и поэтому вы всегда беспокоились о нем больше.
— Это не так…
— Это именно так! И знаешь что? Я больше не буду в этом участвовать. Я люблю тебя, люблю папу. Но я не стану больше жертвовать собой, чтобы спасти Игоря от последствий его же выборов.
Я нажала «отбой» и несколько минут просто сидела, глядя в пространство. Что я наделала? Накричала на маму, наговорила ей всякого… Сейчас она расстроится, расскажет все отцу, они будут переживать. Может, стоит перезвонить, извиниться? Может, все-таки помочь Игорю, просто чтобы сохранить мир в семье?
Но что-то внутри меня противилось этой мысли. Что-то новое, незнакомое — как маленький огонек, который вдруг вспыхнул после долгих лет тления.
Самоуважение.
На работе я была как на иголках. В обед проверила телефон — ни одного звонка от родителей. Зато пришло сообщение от Игоря:
«Серьезно, Марин? Ты даже поговорить со мной не хочешь? Я думал, на тебя хоть можно положиться».
Я отправила короткий ответ: «Не могу сейчас разговаривать, на работе».
Остаток дня прошел в тумане. Я выполняла задачи механически, думая о предстоящем разговоре с Катей. Нужно будет объяснить ей, что вряд ли дядя Игорь подарит ей телефон на день рождения…
Когда я вернулась домой, Катя сидела на кухне, что-то увлеченно печатая в своем телефоне.
— Привет, — сказала я, оставляя сумку на стуле. — Как школа?
— Нормально, — она не отрывалась от экрана. — А, кстати, дядя Игорь звонил.
Я замерла.
— Тебе?
— Ага. Спрашивал, не могу ли я тебя уговорить дать ему денег.
— Что?! — я не верила своим ушам. — И что ты ответила?
— Сказала, что это не мое дело, — она наконец подняла на меня глаза. — А потом спросила про телефон, который он мне обещал. Знаешь, что он сказал? Что подарит, как только ты дашь ему деньги на его бизнес. Представляешь? То есть, он хотел подарить мне телефон на ТВОИ деньги!
Она выглядела такой возмущенной, что я не смогла сдержать смешок.
— И что ты на это сказала?
— Сказала, что обойдусь без такого подарка. И вообще, со мной пусть не пытается манипулировать. Я психологию в школе проходила, знаю эти штучки.
Я смотрела на дочь и не верила своим ушам. Моя маленькая девочка… когда она успела стать такой мудрой?
— Кать, — я села рядом с ней, — ты не злишься, что я не помогу дяде Игорю? И что телефона не будет?
Она пожала плечами.
— А чего злиться? Ты и так много работаешь. И вообще… — она замялась, — я слышала, как ты плакала вчера. Из-за него, да?
Я кивнула, не в силах говорить.
— Вот и зачем тебе еще больше переживать? — она вдруг обняла меня. — Ты и так слишком много для всех делаешь. Мам, тебе тоже нужно отдыхать иногда.
Я прижала ее к себе, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы — но уже не от обиды или злости, а от какого-то странного, светлого чувства. Моя дочь. Моя маленькая, мудрая дочь.
И тут меня осенило. Если я сейчас уступлю, если снова поставлю чужие потребности выше своих — какой пример я подам Кате? Чему я ее научу? Что быть женщиной — значит всегда жертвовать собой ради других? Что ее потребности, ее границы не имеют значения?
Нет. Я не хочу, чтобы она выросла с тем же чувством вины, с которым живу я. Не хочу, чтобы она испытывала тот же страх отказать, ту же боль от непризнания ее жертв. Я хочу, чтобы она знала: ее жизнь принадлежит только ей.
И единственный способ научить ее этому — показать на собственном примере.
В субботу я снова поехала к родителям. Одна, без Кати — сказала, что ей нужно готовиться к контрольной. На самом деле я хотела оградить дочь от тяжелого разговора, который предстоял.
Когда я переступила порог дома, меня встретила тишина, звенящая как натянутая струна. Мама кружила по кухне, словно испуганная птица, кидая в мою сторону тревожные взгляды. Отец устроился в старом кресле, погрузившись с головой в свежую газету. Игоря я не увидела, и это принесло облегчение.
— Он к другу поехал, — сказала мама, словно прочитав мои мысли.
— Я и не спрашивала, — ответила я, снимая пальто.
Мы молча пили чай. Я чувствовала, как внутри нарастает решимость. Сейчас или никогда.
— Мам, пап, — произнесла я, бережно опуская чашку на стол. — Я здесь сегодня, чтобы внести окончательную ясность. После долгих размышлений я твёрдо решила не давать Игорю финансовой поддержки. Ни в ближайшее время, ни когда-либо потом.
Родители переглянулись. Мама открыла рот, чтобы что-то сказать, но я подняла руку:
— Подожди, дай мне закончить. Я вас люблю. Очень. И Игоря тоже люблю, хоть он и выводит меня из себя. Но я больше не буду спасать его. Если он взрослый человек — пусть учится отвечать за себя.
— Но ему тяжело… — начала мама.
— Трудности есть у каждого, — возразила я, не дав ей договорить. — Я тоже живу не в сказке. Но я выкарабкиваюсь не из-за каких-то сверхспособностей, а потому что другого пути просто нет. И Игорь тоже найдёт в себе силы, когда вы прекратите быть его защитным экраном от реальности и последствий собственных решений.
— Что же нам делать? — спросил отец, впервые за вечер подав голос. — Просто смотреть, как он скатывается?
— Нет. Вы можете поддерживать его — морально. Можете помогать советом. Но хватит давать ему деньги. Хватит решать его проблемы. Дайте ему наконец повзрослеть.
— А если он не справится? — тихо спросила мама.
Я глубоко вздохнула.
— Тогда это будет его выбор. А вы должны его уважать.
Мы сидели в тишине. Я видела, как родители переваривают мои слова. Лицо отца превратилось в живую палитру чувств: сначала недоверие, затем раздражение, и наконец — глубокая задумчивость. Мама же не отрывала взгляда от своей чашки, будто на дне остывшего чая могли появиться нужные слова.
— Нам нужно подумать, — наконец сказал отец. — Не решать сгоряча.
Я кивнула. Это было больше, чем я ожидала.
— Я понимаю. Просто знайте: я не изменю своего решения.
На прощание мама обняла меня крепче обычного. В ее глазах стояли слезы, но она улыбалась — немного растерянно, но искренне.
— Ты стала такой сильной, — прошептала она.
— Я всегда такой была, — ответила я. — Просто теперь я не боюсь это показывать.
Неделя прошла в тишине. Ни звонков от родителей, ни сообщений от Игоря. Я почти физически ощущала, как рвутся невидимые нити, которые годами связывали меня по рукам и ногам. Было страшно, но в то же время — невероятно освобождающе.
В пятницу вечером, когда мы с Катей сидели перед телевизором, раздался звонок. Отец.
— Марина, — его голос звучал необычно мягко. — Как ты?
— Нормально, — осторожно ответила я. — А вы?
— Тоже ничего. Слушай… Мы тут с твоей мамой много думали. И с Игорем поговорили.
Я затаила дыхание.
— И?
— И ты была права. Мы все эти годы его не отпускали. Боялись, что он не справится. А может, просто не хотели признавать, что он уже не ребенок.
Я молчала, не веря своим ушам.
— Он злится, конечно, — продолжал отец. — Говорит, что мы его предали. Но… думаю, ему это на пользу пойдет. Он вчера звонил, сказал, что устроился менеджером в автосалон. Временно, конечно. Пока не найдет инвестора.
— Это… здорово, — я не знала, что сказать.
— Да. Слушай, мы с мамой подумали… Может, вы с Катей приедете в воскресенье на обед? Вместе посидим, поговорим. Без этих… напряженных тем.
— Обязательно приедем, — я почувствовала, как губы сами растягиваются в улыбке, словно телефон мог передать это выражение. — Будем рады встрече.
Положив трубку, я медленно опустилась на диван, прислонилась к мягкой спинке и позволила векам опуститься. Внутри разливалось странное чувство — лёгкость пополам с грустью. Что-то заканчивалось. Что-то начиналось.
Катя пристроилась рядом, положив голову мне на плечо.
— Все хорошо? — спросила она.
— Да, — ответила я. — Теперь все будет хорошо.
И впервые за долгое время я действительно в это верила.
В воскресенье, собираясь к родителям, я вдруг поймала свое отражение в зеркале. Что-то изменилось. Я стояла прямее. Смотрела увереннее. Словно сбросила тяжелый рюкзак, который носила так долго, что перестала его замечать.
— Мам, ты идешь? — Катя нетерпеливо переминалась у двери.
— Иду, — я улыбнулась и в последний раз взглянула на свое отражение.
Женщина в зеркале улыбнулась в ответ. В ее глазах больше не было страха. Только спокойная уверенность человека, который наконец научился уважать себя.
И это было только начало.
