Ирина вытерла руки о фартук и еще раз проверила стол. Салат оливье, селедка под шубой, жареная курица с картошкой. Все как обычно. Свекровь Валентина Петровна любила, когда собиралась вся семья. А Ирина любила готовить для всех.
— Ир, они уже едут, — крикнул муж из прихожей. — Мама сказала, в шесть будут.
Ирина кивнула и поправила скатерть. Тридцать лет замужем, а все равно волнуется перед приездом свекрови. Не то чтобы боится. Просто хочется, чтобы все было хорошо.
Первой приехала золовка Света с мужем. Потом братья мужа с женами и детьми. Дом наполнился голосами и смехом. Ирина суетилась на кухне, разогревала, накладывала, подавала.
— Где наша хозяюшка? — громкий голос Валентины Петровны разнесся по квартире. — Ира! Иди сюда, покажись!
Ирина вышла из кухни, улыбнулась.
— Здравствуйте, Валентина Петровна. Как дела? Как самочувствие?
— Да ничего, живу потихоньку. — Свекровь окинула стол критичным взглядом. — Опять твой оливье? Сколько можно одно и то же готовить!
Ирина почувствовала, как лицо горит.
— Я думала, вам нравится…
— Нравится, не нравится. Разнообразия хочется! — Валентина Петровна села во главе стола. — У Светочки посмотри, как она умеет. Вчера была у нее в гостях — такие вкуснятины на стол поставила! И рулет мясной, и салат какой-то французский.
Света смущенно улыбнулась.
— Да что вы, мам. Ира готовит прекрасно. Всегда вкусно у них.
— Вкусно-то вкусно, но однообразно, — не унималась свекровь. — Тридцать лет одно и то же! Неумеха наша Ирочка. Фантазии никакой.
Муж молча резал хлеб. Ирина знала — он не вмешается. Зачем маму расстраивать.
— А помните, как она первый раз борщ готовила? — Валентина Петровна развеселилась. — Свеклу сырую положила! Мы всей семьей хрустели!
Родственники засмеялись. Не зло, но Ирине все равно было больно. Та история случилась тридцать лет назад. Она тогда еще совсем неопытная была.
— Или вот пироги ее попробуйте. Тесто всегда или недопеченное, или пережженное. Золотой середины найти не может.
— Мам, хватит, — тихо сказал муж.
— Что хватит? Правду говорю! — Валентина Петровна махнула рукой. — Ира не обижается. Ты ведь не обижаешься, Ирочка?
Все смотрели на Ирину. Она улыбнулась через силу.
— Конечно, не обижаюсь. Вы правы, надо разнообразие вносить.
— Вот и славно! Учись, пока не поздно. — Свекровь взяла кусок курицы. — А курочка неплохая. Правда, соли маловато.
Ирина встала и пошла на кухню за солонкой. В коридоре остановилась, прислонилась к стене. Дышать было трудно. Неумеха. Тридцать лет готовит для этой семьи, а она неумеха.
— Ир, ты где? — муж заглянул в коридор.
— Соль несу.
— Не расстраивайся. Мама просто привыкла командовать.
Ирина кивнула. Он всегда так говорит. Мама привыкла. Мама старая. Мама одинокая.
За столом разговор перешел на другие темы. Валентина Петровна рассказывала про соседей, жаловалась на врачей, хвалила внуков. Ирина молча ела и думала. Неужели она правда неумеха? Может, и правда пора что-то менять?
— Ира, чай поставь, — попросила свекровь. — И печенье какое-нибудь достань.
Ирина встала, собрала посуду. В кухне включила чайник и прислонилась к окну. На улице шел дождь. Капли стекали по стеклу, и Ирина смотрела на них, думала о своем. Тридцать лет терпит. Ради мужа, ради семьи. А может, пора что-то изменить?
На следующий день Ирина убирала после вчерашнего ужина. Посуда, крошки, пятна на скатерти. Обычные следы семейного праздника. Только настроения праздничного не было.
Телефон зазвонил в половине десятого.
— Алло?
— Ира, это Света. — Голос золовки был встревоженный. — Слушай, с мамой что-то не то.
Ирина выключила пылесос.
— Что случилось?
— Звонила мне полчаса назад. Говорит, плохо ей, давление скачет, голова кружится. Я приехать не могу, у Димки температура сорок. А Андрей в командировке.
— А Коля с Витей?
— Коля на объекте, телефон не берет. Витя тоже на работе, важная встреча у него. Ты не могла бы съездить? Посмотреть, что с ней?
Ирина посмотрела на недоубранную квартиру. Вчерашние слова свекрови еще звенели в ушах. Неумеха. Фантазии никакой.
— Конечно, съезжу. Адрес помнишь?
— Помню. Спасибо тебе огромное, Ир. Я бы сама, но ребенок…
Ирина оделась и поехала к свекрови. В автобусе думала — может, притворяется? Хочет внимания после вчерашнего? Но голос у Светы был напуганный.
Валентина Петровна открыла дверь в халате, лицо серое, руки дрожат.
— Ира? А ты зачем?
— Света звонила. Говорит, вам плохо.
— Плохо мне, плохо. — Свекровь прошла в комнату, села в кресло. — Всю ночь не спала. Давление меряла — сто восемьдесят на сто двадцать. Голова раскалывается.
Ирина потрогала ее лоб. Горячий.
— А температуру мерили?
— Не мерила. Градусник где-то потерялся.
Ирина нашла градусник в аптечке. Тридцать семь и восемь.
— Валентина Петровна, надо врача вызывать.
— Какого врача? Участковый только завтра придет.
— Скорую вызовем.
— Не надо скорой! — Свекровь замахала руками. — Увезут в больницу, там и помрешь.
Но через полчаса стало хуже. Валентина Петровна побледнела, начала жаловаться на боль в груди. Ирина не стала спрашивать разрешения — набрала ноль три.
— Приедут сейчас, — сказала она. — Надо вещички собрать, на всякий случай.
— Я никуда не поеду!
— Поедете, если врач скажет.
Ирина собрала сумку — белье, тапочки, лекарства, документы. Свекровь сидела в кресле и хныкала.
— Ира, а вдруг это серьезно?
— Не серьезно. Давление поднялось, вот и все.
— А вдруг инфаркт?
— Не инфаркт. При инфаркте по-другому болит.
Скорая приехала быстро. Врач — молодая девушка — осмотрела Валентину Петровну, измерила давление, сделала кардиограмму.
— Госпитализация, — сказала коротко. — Подозрение на гипертонический криз.
— Я не поеду! — заупрямилась свекровь.
— Поедете, — твердо сказала Ирина. — Я с вами.
В больнице оказалось все не так страшно. Капельницы, таблетки, покой. Валентина Петровна лежала в палате на четверых, жаловалась на неудобную кровать и невкусную еду.
— Ира, ты домой иди. Зачем тут сидеть?
— Посижу. Вдруг что понадобится.
Ирина сидела на неудобном стуле и думала. Вчера эта женщина называла ее неумехой при всех. А сегодня она тут, в больнице, рядом. Почему? Потому что так надо? Или потому что жалко?
К вечеру стало лучше. Давление упало, температура спала. Врач сказал — еще дня три полежать для профилактики.
— Ира, — тихо позвала свекровь. — А где все остальные?
— Заняты они. Коля на объекте, Витя на работе, у Светы ребенок болеет.
— А ты не занята?
Ирина пожала плечами.
— Найдется время.
Валентина Петровна отвернулась к стене и больше не говорила.
Три дня Ирина ездила в больницу. Утром — на работу, после обеда — к свекрови. Носила домашнюю еду, меняла белье, сидела рядом.
— Опять ты, — ворчала Валентина Петровна. — Своими делами займись.
— Дела подождут.
— Коля звонил?
— Звонил. Передает привет.
— А сам не приехал?
— Занят он.
Валентина Петровна отворачивалась и молчала. Ирина понимала — ждет сыновей. А они не приезжают. Коля правда на объекте, связь плохая. Витя обещал — завтра, послезавтра. У Светы ребенок еще температурит.
На третий день врач разрешил выписку.
— Давление в норме, — сказал. — Но домашний режим. Никаких нагрузок.
Ирина привезла свекровь домой, помогла раздеться, уложила в кровать.
— Холодильник пустой, — заметила она. — Схожу в магазин.
— Не надо. Справлюсь сама.
— Завтра справитесь. А сегодня полежите.
Ирина купила продукты, приготовила легкий ужин. Курица, овощи, компот. Валентина Петровна ела молча.
— Вкусно, — сказала вдруг. — Спасибо.
Ирина удивилась. Свекровь редко говорила спасибо.
— На здоровье.
— Ира, а почему ты… — Валентина Петровна запнулась. — Почему помогаешь? После вчерашнего-то.
— Какого вчерашнего?
— Ну, на ужине. Я же тебя… при всех…
Ирина пожала плечами.
— Забыла уже.
— Не забыла. Помнишь, конечно.
— Помню. И что?
— Обидно же было.
— Обидно. Ну и что дальше? Вас больную бросить?
Валентина Петровна отложила ложку.
— Другие бы бросили.
— Я не другие.
— А кто ты?
Ирина задумалась. Хороший вопрос. Кто она? Неумеха, которая тридцать лет терпит колкости? Или человек, который не может пройти мимо чужой беды?
— Не знаю, — честно ответила. — Просто я.
На четвертый день позвонил муж.
— Как мама? Лучше ей?
— Лучше. Давление нормальное.
— Слава богу. А ты как? Не устала?
— Нормально.
— Ира, спасибо тебе. Знаю, нелегко было.
— Да ладно.
— Нет, правда. Мама трудный человек, а ты…
— Коль, она больная была. При чем тут трудный?
Муж помолчал.
— Ты права. Я завтра приеду, навещу ее.
— Приезжай.
Вечером Валентина Петровна попросила чай. Ирина заварила, принесла с печеньем.
— Садись, — сказала свекровь. — Поговорим.
Ирина села на край кровати.
— Я всю жизнь привыкла командовать, — начала Валентина Петровна. — Сначала на работе, потом в семье. Мужики слабые оказались, все на мне висело.
Ирина слушала молча.
— А тебя легко обижать. Ты не огрызаешься, не скандалишь. Вот я и позволяла себе…
— Позволяли.
— Да. И неправильно это. — Валентина Петровна посмотрела на невестку. — Ты хорошая, Ира. А я дура старая.
— Не дура.
— Дура. В больнице лежала, думала — кто придет? Коля не может, Витя не хочет, Света с ребенком сидит. А ты пришла. И каждый день приходила.
— Да ладно вам.
— Не ладно. Ты меня кормила, белье меняла, сидела рядом. А я тебе вчера при всех…
Валентина Петровна заплакала.
— Прости меня, Ира. За все прости.
Ирина взяла ее за руку.
— Что вы. Все нормально.
— Не нормально. Но я исправлюсь, обещаю.
Через неделю Валентина Петровна окончательно поправилась. Коля приехал с объекта, Витя отложил дела, даже Света с выздоровевшим Димкой заглянула. Решили устроить семейный ужин — отметить выздоровление.
— Я готовить буду, — сказала Света. — Мама, ты отдыхай.
— А я помогу, — добавила жена Вити.
Ирина молча накрывала на стол. Как обычно. Расставляла тарелки, раскладывала вилки, наливала воду в кувшины.
— Ир, ты садись, — позвал муж. — Отдохни.
— Сейчас доделаю.
Все собрались, сели за стол. Света принесла свой знаменитый мясной рулет, жена Вити — французский салат. Ирина поставила обычный оливье и селедку под шубой.
— Опять твой оливье, — засмеялся Коля. — Сколько можно!
Все замолчали. Ждали, что скажет Валентина Петровна.
Свекровь встала, подошла к Ирине.
— Вот что я скажу, — громко объявила она. — Пока я лежала в больнице, каждый день приходила только одна Ира. Каждый день! Носила еду, белье меняла, рядом сидела.
Родственники переглянулись.
— Коля на работе был, Витя занят, у Светы ребенок болел. А Ира бросила все свои дела и ухаживала за мной. — Валентина Петровна положила руку на плечо невестки. — И я хочу при всех сказать — спасибо тебе, Ирочка. Ты настоящая дочь.
— Да что вы, мам, — смутилась Ирина.
— Нет, не что. А еще хочу извиниться. За все плохие слова, которые говорила. За то, что обижала тебя. Прости старую дуру.
— Валентина Петровна…
— Прости или нет?
— Конечно, прощаю.
— И этот оливье твой — самый вкусный на свете! — Валентина Петровна взяла большую ложку салата. — Лучше любого французского!
За столом засмеялись. Но смех был добрый, теплый.
— Мам, ты права, — сказал Коля. — Ира у нас золотая. Всегда выручает.
— А готовит как! — добавил Витя. — Мы просто привыкли, не ценим.
— Теперь будем ценить, — твердо сказала Валентина Петровна.
Муж взял Ирину за руку.
— Мне стыдно, — тихо сказал он. — Должен был тебя защищать раньше.
— Коль, не надо.
— Надо. Больше никто тебя не обидит. Обещаю.
Ужин прошел по-другому. Никто не критиковал Иринины блюда. Наоборот — хвалили, просили рецепты. Валентина Петровна рассказывала, как внимательно Ира ухаживала за ней в больнице.
— Медсестры удивлялись, — говорила она. — Такая заботливая невестка! Редкость нынче.
Вечером, когда все разъехались, Ирина мыла посуду. Валентина Петровна подошла к ней.
— Ира, можно вопрос?
— Конечно.
— Почему ты меня не бросила? Честно скажи.
Ирина вытерла руки полотенцем.
— А как бросить? Вы же семья.
— После того, как я тебя унижала?
— Вы больная были. Больных не бросают.
— Даже если они плохо к тебе относились?
Ирина подумала.
— Особенно если плохо относились. Значит, им особенно плохо внутри.
Валентина Петровна обняла невестку.
— Прости меня еще раз.
— Да забудьте уже.
— Не забуду. И другим не дам забыть, какая ты хорошая.
С того дня все изменилось. Валентина Петровна больше не критиковала Ирину. Наоборот — хвалила при всех, ставила в пример другим невесткам. Муж стал внимательнее, чаще благодарил за заботу.
А Ирина поняла — она не неумеха. Она просто добрый человек. И это дорогого стоит.
Иногда самое важное — не отвернуться, когда другому плохо. Даже если этот другой тебя обижал. Потому что в трудную минуту показывается, кто чего стоит.
И все это поняли.
