— Квартиру отдашь Марине. Она мать троих детей, а ты одна живёшь в двух комнатах, — голос в трубке звучал обыденно, словно речь шла о передаче солонки за обеденным столом.
Вера опустилась на край дивана, всё ещё сжимая телефон влажной ладонью. За окном октябрьский дождь барабанил по карнизу — третий день подряд. В квартире пахло свежей краской и новой мебелью. Только вчера привезли книжные стеллажи, которые она так долго выбирала.
— Мам, ты что несёшь? — наконец выдавила она.
— Не груби матери. Завтра приедем посмотреть планировку. Марине с Толиком и детьми тесно в моей двухкомнатной, а у тебя тут целых шестьдесят метров. Нечего жадничать.
Вера почувствовала, как внутри поднимается знакомая волна — смесь бессилия и ярости, которую она испытывала с детства, когда мать принимала решения за всю семью.
— Это моя квартира. Я семь лет выплачивала ипотеку.
— Вот и хорошо, что выплатила. Теперь можешь сестре помочь. Или ты хочешь, чтобы мои внуки по углам ютились?
Трубка противно запищала короткими гудками.
***
Вера помнила день, когда подписывала ипотечный договор. Руки дрожали, когда она ставила подпись под суммой, которая казалась астрономической. Тридцать два года, работа бухгалтером в строительной фирме, съёмная комната в коммуналке на Петроградской стороне.
Первоначальный взнос она собирала три года, откладывая больше половины зарплаты. Помог старый дедовский дом в Псковской области — полуразрушенная изба с печкой, которую удалось продать за четыреста тысяч. Вера помнила, как стояла у нотариуса с покупателями — пожилой парой, мечтавшей о даче. В груди щемило — это был последний кусочек детства, летние каникулы, малиновое варенье на веранде. Но квартира была важнее воспоминаний.
Следующие семь лет превратились в марафон. Основная работа до шести, потом — подработка удалённым бухгалтером для трёх ИП. Выходные — только первое января и восьмое марта. Отпуск она не брала четыре года подряд, получая компенсацию. Коллеги крутили пальцем у виска, начальник качал головой:
— Вера Андреевна, вы же себя загоните в мо ги лу.
Она только улыбалась. В мо ги лу? Нет. В собственную квартиру — да.
Питалась овсянкой, гречкой, макаронами. Мясо — по акциям. Новую одежду не покупала три года, донашивала старое, принимала вещи от подруги Светы, которая периодически чистила гардероб. На день рождения просила только деньги — каждая тысяча шла в досрочное погашение.
А Марина тем временем жила совсем иначе. Младше на пять лет, любимица родителей, особенно матери. После школы ей досталась выручка от продажи второго дедовского дома — того, что получше, с баней и садом. Восемьсот тысяч рублей в восемнадцать лет.
— Положи на депозит, — советовала Вера.
— Жить надо сейчас! — смеялась Марина.
Свадьба в ресторане на Невском обошлась в триста тысяч. Платье из итальянского салона — ещё восемьдесят. Свадебное путешествие на Мальдивы — двести пятьдесят. К концу первого года замужества от наследства остались крохи.
Муж Анатолий работал менеджером по продажам, но чаще сидел дома, ссылаясь на кризис в отрасли. Дети появлялись один за другим — сначала Костя, через два года Лиза, ещё через три — Артём. С каждым ребёнком Марина всё больше полнела, всё реже выходила из дома, всё чаще звонила матери с жалобами на тесноту и безденежье.
***
В субботу Вера накрыла стол. Купила торт, нарезала сыр, колбасу, фрукты. Бутылка шампанского ждала в холодильнике. Она долго сомневалась — приглашать родных или нет, но решила: пусть порадуются за неё хоть раз.
Первыми появились Марина с семейством. Дети ворвались в квартиру с воплями. Восьмилетний Костя сразу прыгнул на новый диван в кроссовках.
— Слезь немедленно! — Вера попыталась его остановить.
— Да ладно тебе, он же ребёнок, — махнула рукой Марина, разглядывая квартиру. — Ого, какие хоромы! Паркет настоящий?
Шестилетняя Лиза схватила с полки керамическую кошку — подарок подруги.
— Осторожно, это хрупкое!
— Не ори на ребёнка! — вмешался Анатолий, уже державший в руке бокал с коньяком, который нашёл в баре.
Трёхлетний Артём размазывал шоколад по светлым обоям в коридоре. Вера бросилась с влажной салфеткой, но было поздно — коричневые разводы расползлись по флизелину.
— Ничего, помоешь, — равнодушно бросила Марина. — Слушай, а откуда деньги на ремонт? Любовник богатый завёлся?
Вера закусила губу. Ремонт она делала сама — клеила обои, красила потолки, собирала мебель из ИКЕА по инструкциям. На материалы копила полгода после выплаты ипотеки.
Мать, Галина Петровна, сидела в кресле с каменным лицом. Оглядывала квартиру оценивающим взглядом, словно прикидывала, где что можно переставить.
— Просторно у тебя. Одной-то зачем столько места?
— Мне нравится, — коротко ответила Вера.
— Нравится, — передразнила мать. — Эгоистка.
После ухода гостей квартира выглядела как после погрома. Разбитая ваза в спальне — Лиза “случайно” задела. Пятна от сока на ковре. Изрисованные фломастером обои в прихожей. На уборку ушло три часа.
Вера стояла посреди своей квартиры и чувствовала странное облегчение. Теперь она точно знала — больше их сюда не пустит.
***
Галина Петровна жила в своей квартире на Васильевском острове — двухкомнатной, доставшейся после смерти мужа два года назад. К ней переехала Марина со всем семейством, когда их выселили из съёмной квартиры за долги. “Временно”, — обещала младшая дочь. Временное, как водится, стало постоянным.
Условия были невыносимые. В квартире, рассчитанной на двоих, теснились шестеро. Дети орали с утра до ночи, Анатолий включал телевизор на полную громкость, Марина постоянно ссорилась с мужем из-за денег. Галина Петровна спала на раскладушке в проходной комнате — свою спальню отдала старшим внукам.
— Мам, переезжай ко мне насовсем, — предлагала Вера. — У меня есть отдельная комната.
— Нет уж. Марине помощь нужна.
Но через месяц Галина Петровна попросила ключ — “отдыхать иногда приходить”. Вера дала, не задумываясь. Мать стала появляться по вечерам, пила чай, смотрела сериалы, иногда оставалась ночевать.
В один из таких вечеров, помешивая сахар в чашке, она как бы между прочим заметила:
— Хорошо бы Марину сюда переселить. Им простор нужен, а ты бы ко мне переехала.
— В проходную комнату на раскладушке? — не поверила своим ушам Вера.
— Ну и что? Ты одна, тебе немного места надо. А у них трое детей.
— Мам, это моя квартира. Я семь лет ипотеку выплачивала.
— Вот и хорошо, что выплатила. Теперь можешь сестре помочь.
Вера поставила чашку так резко, что чай выплеснулся на скатерть.
— Я никуда не перееду. Это мой дом.
— Жадная ты стала, — процедила мать. — Потому и мужа нет. Кому такая злюка нужна?
Слова били точно в цель. Вера сжала кулаки под столом.
— Мам, уходи. И ключ оставь.
— Это мы ещё посмотрим, кто куда уйдёт, — Галина Петровна встала, забрала ключ и вышла, громко хлопнув дверью.
***
В понедельник Вера задержалась на работе — квартальный отчёт требовал проверки. Домой вернулась после девяти. Ещё на лестнице услышала шум. У её двери громоздились коробки, старый комод, детская кроватка.
Сердце ухнуло вниз.
В открытой двери стояла мать.
— А, пришла. Мы уже почти всё перевезли.
— Что происходит? — голос Веры дрогнул.
— Что и должно было. Марина переезжает сюда, ты — ко мне. Вещи твои уже начали паковать.
Из квартиры выглянула Марина с довольной улыбкой:
— О, сестрёнка! Не переживай, мы аккуратно. Твою спальню детям отдадим, им простор нужен.
Вера достала телефон дрожащими руками.
— Полиция? Да, в мою квартиру вломились посторонние.
— Что ты делаешь, Вера! — взвизгнула мать. — Мы же родные!
— Родные просят разрешения войти.
Наряд приехал через пятнадцать минут. Два молодых сер жанта осмотрели ситуацию.
— Документы на квартиру есть?
— Есть, — мать вытащила какие-то бумаги. — Вот, дарственная.
Вера похолодела, но тут же вспомнила — все оригиналы документов она держала в сейфе на работе, в кабинете начальника. Параноя? Может быть. Но как оказалось — спасительная.
Она набрала Свету:
— Светочка, выручай. Срочно нужны документы из сейфа.
Через сорок минут подруга примчалась с папкой.
— Вот свидетельство о собственности, — Вера протянула сержанту документ. — А то, что у них — подделка.
— Это копия! — закричала Марина.
— Проверьте по базе Росреестра, — спокойно сказала Вера. — Собственник — я.
Проверка заняла десять минут. Сержант вернул документы Вере:
— Всё верно, вы собственник. — Он повернулся к Марине и Галине Петровне. — А вам придётся покинуть квартиру.
— Это моя дочь! Я имею право! — кричала мать.
— Не имеете. Либо уходите сами, либо оформляем протокол о незаконном проникновении.
Выносить вещи обратно пришлось до полуночи. Анатолий материл всех подряд, дети ревели, Марина причитала о несправедливости жизни.
Когда за ними закрылась дверь, Вера вызвала слесаря.
— Нужно срочно поменять замок. Сейчас же.
— Так поздно уже…
— Заплачу двойную цену.
Новый замок установили к часу ночи. Вера сидела на кухне, грея ладони о кружку с чаем. Телефон разрывался от звонков, но она выключила звук.
***
Прошло три месяца. Вера сменила номер телефона, заблокировала родственников в соцсетях. Первые недели было тяжело — накатывало чувство вины, одиночества, сомнения. Может, стоило уступить? Может, она действительно эгоистка?
Светлана, единственный близкий человек, оставшийся рядом, обрывала эти мысли:
— Вер, ты святая, что их столько терпела. Я бы после того новоселья навсегда дверь закрыла.
На работе Веру повысили — начальник оценил её преданность фирме и трудолюбие. Прибавка к зарплате позволила наконец расслабиться, начать жить для себя. Она записалась на йогу, купила абонемент в театр, начала ходить на выставки.
В квартире стало тихо и спокойно. По утрам солнце заливало кухню золотым светом. По вечерам она читала в гостиной, свернувшись в любимом кресле. Никто не врывался без спроса, не требовал, не упрекал.
Через полгода общая знакомая рассказала: Марина родила четвёртого. Анатолий так и не нашёл постоянную работу. Галина Петровна совсем сдала — с четырьмя внуками в тесной квартире стало совсем невыносимо. Они опять пытались что-то требовать через родственников, грозились судом, но адвокат, к которому обратилась Вера, успокоил — оснований нет никаких.
Вера слушала эти новости отстранённо, словно про чужих людей. И с удивлением поняла — так оно и есть. Эти люди стали чужими в тот момент, когда решили, что её жизнь, её труд, её достижения — это разменная монета для их удобства.
В годовщину окончания ипотеки Вера открыла шампанское. Одна, в своей квартире, в тишине и покое. Подняла бокал, глядя на закат за окном:
— За свободу. За право жить своей жизнью.
И улыбнулась — впервые за долгое время искренне и легко.
