В аптеке “ФармаПлюс” пахло строгой стерильностью, травяными сборами и едва уловимым ароматом дорогого парфюма ее владелицы.
Елена, стоявшая за стеклянной стойкой, завершала расстановку витаминных комплексов.
Вся ее жизнь последние несколько месяцев была вложена в это место: фармацевтическое образование, сбережения, бессонные ночи над бизнес-планом и, наконец, радостное, но волнительное открытие.
Дверь с колокольчиком звонко распахнулась, впуская внутрь уличный шум и… Мирославу Станиславовну.
Свекровь Елены вошла в аптеку с видом ревизора, прибывшего с внеплановой проверкой.
Ее пронзительный взгляд мгновенно скользнул по полкам, прилавкам, потолку, словно выискивая недочеты.
— Ну-с, показывайте свое царство-государство, — громко объявила она, не утруждая себя приветствием.
Елена вздрогнула, но быстро взяла себя в руки. “Спокойно, она просто хочет посмотреть”, — мысленно убедила себя молодая женщина.
— Здравствуйте, Мирослава Станиславовна! Добро пожаловать!
— Здравствуй, здравствуй, — отмахнулась та, уже направляясь к ряду с сердечно-сосудистыми препаратами. — Я, знаешь ли, посмотреть пришла, как ты тут справляешься. Алексея-то моего, я смотрю, на подхвате нет, и правильно. Мужчинам не пристало за прилавком торговать.
— Леша на работе, — мягко ответила Елена. — У него свой график.
— График, — фыркнула Мирослава Станиславовна. — Это у него всегда график, когда дело до помощи матери доходит. А у меня, между прочим, давление скачет, суставы крутит, голова болит и в груди колет. Наверное, из-за переживаний за вас.
С этими словами она зашла по ту сторону витрины и стала брать с полок упаковки: дорогие гипотензивные препараты, хондропротекторы, мигренозные таблетки, успокоительные, даже несколько видов витаминов.
Затем Мирослава Станиславовна подошла к стойке и с грохотом вывалила свою “добычу” на прилавок.
— Вот, это мне. Упакуй. И что там у тебя по акциям? Для своих-то скидки есть? — она посмотрела на невестку с вызовом.
Елена почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки. Она понимала, что этот “заказ” не был продиктован медицинской необходимостью. Это был тест на прочность.
— Мирослава Станиславовна, — начала невестка, постаравшись, чтобы ее голос не задрожал, — я могу оформить для вас дисконтную карту. По ней будет постоянная скидка 10%. Это хорошее предложение. Но бесплатно отпускать лекарства я не могу. Это бизнес, мне нужно платить поставщикам, за аренду, налоги. У нас каждая упаковка на счету.
Лицо Мирославы Станиславовны резко изменилось. Изначальная надменность сменилась багровеющей яростью. Щеки залились нездоровым румянцем.
— Как это не можешь? — ее голос стал визгливым. — Я мать твоего мужа! Я ему жизнь дала! А ты мне о каких-то налогах?! Ты мне всю жизнь должна быть благодарна за то, что я тебе такого сына отдала! А ты… ты…
Мирослава Станиславовна схватила первую попавшуюся коробку с дорогим немецким препаратом.
— Так ты хочешь денег с родной матери мужа? Получай!
И она со всей силы швырнула упаковку в большую витрину за спиной Елены. Хрустальный звон разнесся по аптеке.
Стекло, казавшееся таким прочным, покрылось паутиной трещин, а затем, с глухим стоном, посыпалось на пол мелкими осколками.
В наступившей тишине было слышно только тяжелое дыхание Мирославы Станиславовны. Елена, глядя на дыру в витрине, стояла бледная, как полотно.
— Вот тебе и твоя скидка, — прошипела свекровь, отдышавшись.
И, развернувшись, вышла из аптеки, громко хлопнув дверью. Елена не помнила, как дозвонилась мужу.
Голос у нее срывался, слова путались. Через двадцать минут в аптеку влетел Алексей.
Он увидел разбитую витрину, осколки на полу и жену, которая трясущимися руками пыталась смести их в совок.
Не говоря ни слова, он обнял жену. Она прижалась к его груди и, наконец, разрыдалась, выплескивая всю накопившуюся обиду и страх.
— Все, успокойся, солнышко. Все. Я с ней поговорю, — Алексей погладил жену по волосам.
Он усадил Елену в подсобке, заварил крепкого чая, а сам вышел на улицу, чтобы позвонить матери.
— Мама, что ты вытворяешь? — голос мужчины был холодным и резким.
Из телефонной трубки послышались оправдательные визги Мирославы Станиславовны. Алексей резко перебил мать.
— Я не интересуюсь, что у тебя там болит и кто кого угробить хочет. Ты пришла в нашу аптеку, устроила погром и нанесла материальный ущерб. Ты представляешь, что такое витрина? Это не цветочек в горшке! Это тысячи рублей! И это – лицо аптеки!
— Она же жадная! Она твоей родной матери отказала! — донесся снова ее истеричный крик.
— Она не жадная, а адекватная! — рявкнул Алексей. — Она вложила в эту аптеку все, а ты пришла как мародер, разбила витрину, унизила ее и устроила скандал! Слушай меня внимательно! Отныне твоя нога не должна ступать в эту аптеку. Ты поняла меня?
Что-то невнятное пробурчав в ответ, Мирослава Станиславовна сбросила звонок. Алексей вернулся внутрь, к Елене.
— Ну что? — спросила она, вытирая слезы.
— Она больше не придет. Я поеду, посмотрю витрину на замену. Все будет как новое.
Алексей уехал, а Елена осталась одна среди запаха лекарств и хруста осколков под ногами.
Она почувствовала себя опустошенной. Была не только злость на свекровь, но и горечь от того, что родной человек может вот так запросто переступить через все границы.
Примерно через час дверь снова открылась. Елена инстинктивно вздрогнула, ожидая нового визита Мирославы Станиславовны.
Однако на пороге стоял ее свекор Ростислав Игнатьевич, высокий, седой, с невозмутимым и усталым лицом. В его руках был конверт.
— Елена, — кивнул он ей. Его голос был низким и спокойным.
— Здравствуйте, Ростислав Игнатьевич, — проговорила женщина, почувствовав неловкость.
Свекор подошел, осмотрел разбитую витрину и покачал головой. В его взгляде не было ни гнева, ни осуждения, лишь усталость, как у человека, который слишком часто разгребает последствия чужих истерик.
— Прости за происшествие, — сказал он, протягивая конверт. — Здесь тридцать тысяч. С запасом хватит на новое стекло и установку. Остальное — моральный ущерб.
Елена не стала отнекиваться. Она понимала, что для этого молчаливого, честного человека это был вопрос восстановления справедливости.
Он платил не за стекло, а — за поступок своей жены, искупая ее вину так, как умел.
— Спасибо, — тихо сказала Елена, приняв конверт. — Я… я не хотела ссоры.
— Знаю, — отозвался Ростислав. — Мира со своей матерью у Алексея не было никогда. Она… сложный человек. Не принимай близко к сердцу ее слова. Аптека у тебя хорошая, чистая. Порядок чувствуется.
Свекор еще раз кивнул и вышел, оставив женщину наедине с мыслями.
На следующий день витрину заменили. Новое стекло блестело еще ярче прежнего.
Жизнь в аптеке постепенно вошла в привычную колею. Но осадок от визита Мирославы Станиславовны все еще чувствовался.
Через несколько дней Алексей, поджав губы, показал Елена сообщение от матери. Оно было длинным, полным пафоса и жалости к самой себе: “Я все поняла. Моя невестка решила меня в гроб загнать. Раз она отказывает мне в лечении, значит, ей выгодна моя смерть. Видно, наследство с тобой поделить хочет. Больше ноги моей не будет ни в вашем доме, ни в этой аптеке. Лучше я буду деньги приносить ее конкурентам! Раз вы такие, живите сами, а я как-нибудь без вас обойдусь. Можете не беспокоиться”.
— Это ее коронный номер. “Все меня обидели, я бедная жертва”, — Алексей покачал головой и заблокировал чат с матерью.
Больше Мирослава Станиславовна в аптеку, действительно, не приходила. Иногда Елена видела ее издалека, на другой стороне улицы, идущую с гордо поднятой головой, но бросающую в сторону “ФармаПлюс” полный ненависти взгляд.
Аптека тем временем процветала. Клиенты хвалили Елену за профессионализм, вежливость и умение подобрать аналог, не уступающий по качеству, но более доступный по цене.
Однако параллельно в интернете стали появляться негативные отзывы об аптеке.
Сначала Елена не понимала, кто может писать такое, так как клиенты всегда уходили довольные.
Но потом она поняла, что это дело рук Мирославы Станиславовны, которая решила мстить невестке.
Из-за подлости свекрови клиентов у Елены стало меньше. Женщине пришлось сменить место аренды, чтобы восстановить свое доброе имя.
