В сорок два года Светлана переехала в чужую, уже сложившуюся жизнь, как в квартиру с мебелью от прежних хозяев. Всё вроде бы на месте, всё по-своему удобно, но каждую полку хотелось переставить, а каждую занавеску — хотя бы встряхнуть.
Дом Сергея стоял в старом микрорайоне: пятиэтажка, облупленные подъездные двери, во дворе — перекошенные качели. Светлана в первый раз поднялась сюда ещё в статусе невесты, с букетом роз и тортом в коробке. Тогда всё казалось ей немного нереальным, словно она попала в сериал про чужую семью.
Теперь она поднималась по этим ступеням уже с чемоданом на колёсиках и пакетом с кастрюлями. На площадке пахло жареным луком и стиральным порошком. Сердце стучало чаще, чем после подъёма на четыре этажа.
Сергей распахнул дверь, улыбнулся широко, по-мальчишески и взял у неё чемодан.
— Ну, хозяйка, добро пожаловать, — сказал он и чуть смутился от собственного слова.
За его плечом в коридоре мелькнул худой подросток в наушниках и женщина в вязаном жилете поверх платья. Женщина вытерла руки о полотенце и вышла ближе.
— Света, проходи, — сказала она. — Я щи сварила. Тебе же щи можно?
Это была Валентина Петровна, мама Сергея. Ей было под семьдесят, но она держалась бодро, с такой прямой спиной, будто внутри у неё до сих пор жила учительница начальных классов.
Подросток нехотя снял один наушник.
— Это Антон, — напомнил Сергей. — Антош, поздоровайся.
— Здрасьте, — буркнул тот и снова натянул наушник.
Светлана почувствовала, как в груди поднимается лёгкая неловкость. Она улыбнулась Антону, хотя тот уже отвернулся к телефону.
— Я в прихожей полку освободила, — сказала Валентина Петровна. — И в шкафу в комнате Сергея внизу место есть. Своё пока не привозила?
— Пока нет, — ответила Светлана. — Только самое нужное.
Она поставила сумку у стены и огляделась. Коридор был узкий, с ковриком в цветочек. На вешалке теснились куртки, шарфы, сумки. В кухню вела дверь с потёртой ручкой. Из кухни доносился запах щей и свежего хлеба.
Её собственная двушка, оставленная бывшему мужу и дочери, всплыла в памяти: просторная прихожая, белые стены, аккуратная обувь по парам. Здесь всё было иначе — теснее, громче, живее.
Сергей обнял её за плечи.
— Пошли, я тебе комнату покажу.
Комната, где они теперь должны были жить, была бывшей Сергеевой. Узкая кровать у стены, шкаф, письменный стол с компьютером, на подоконнике — фикус. На стене висели старые фотографии: Сергей с Антоном в лагере, Валентина Петровна на даче, ещё какие-то родственники.
— Мы кровать поменяем, — сказал он. — Я с ребятами привезу в выходные. Ты пока тут располагайся.
Светлана кивнула. Ей хотелось одновременно разложить вещи и спрятаться под одеяло. В голове гулко отозвалось слово «хозяйка». Она пока чувствовала себя гостьей.
Вечером они ужинали вчетвером. Стол был накрыт на кухне, где едва помещались четыре стула. Валентина Петровна суетилась у плиты, подливая щи, Сергей наливал компот из трёхлитровой банки, Антон, не снимая наушников, ковырялся в телефоне.
— Антон, отложи, пожалуйста, — мягко попросила Светлана. — Давай поедим вместе.
Подросток скосил на неё взгляд, но телефон положил рядом с тарелкой.
— Ну что, — сказала Валентина Петровна, — теперь мы все одной семьёй. Надо как-то договариваться. Я человек не вредный, но порядок люблю.
Светлана почувствовала, как напряглись плечи. Она улыбнулась.
— Я тоже порядок люблю, — ответила она. — Давайте правда договоримся.
Их новая жизнь начала раскрываться с мелочей. Утром Светлана вставала раньше всех, чтобы успеть на работу в бухгалтерию. На кухне она пыталась тихо заварить себе кофе, но каждый звук в маленькой квартире казался громким. В дверь кухни то и дело заглядывала Валентина Петровна.
— Ты сахар куда ставишь? — спрашивала она. — У нас он всегда вот тут стоял.
— Я просто к себе поближе подвинула, — объясняла Светлана.
— А я потом ищу. Ладно, давай договоримся, что сахар тут, соль тут, а чай вот тут.
Светлана кивала. Ей было неловко, словно она в гостях не туда поставила чашку.
Антон по утрам вечно опаздывал в школу. Он мчался по коридору, задевая плечом Светлану, ронял рюкзак, матерился себе под нос.
— Антон, поаккуратнее, — говорила она. — Тут тесно, можно и договориться, кто когда в ванную.
— Я опаздываю, — бросал он, захлопывая дверь.
Сергей уходил позже всех, работал в автосервисе. Он шутил, что дома у него вторая смена — надо балансировать между мамой, сыном и женой.
— Главное, не ругайтесь, — говорил он, обуваясь. — Я вас всех люблю, а разорваться не могу.
Первые недели Светлана старалась не обращать внимания на мелкие неудобства. Она говорила себе, что это адаптация, что у каждого свои привычки. Она мыла посуду, не дожидаясь, пока кто-то ещё поест, складывала Антонову одежду в аккуратные стопки, вытирала крошки со стола.
— Ты не трогай его вещи, — однажды сказала Валентина Петровна. — Он сам разберётся. А то потом скажет, что ты в его комнате хозяйничаешь.
— Я просто сложила футболки, — удивилась Светлана. — Они валялись на стуле.
— У него там своя система, — вздохнула свекровь. — Подростки такие. Лучше лишний раз не трогать.
Светлана почувствовала себя неловко. Её порыв навести порядок вдруг оказался вторжением.
Со временем она заметила, что в этом доме у всех уже были роли. Валентина Петровна отвечала за кухню и распорядок. Сергей — за ремонты и деньги. Антон — за своё настроение, от которого зависела общая температура в квартире. А её собственной роли как будто не было.
Она пыталась занять пространство через мелочи. Купила новые полотенца для кухни, повесила на стену небольшой календарь с видами моря, поставила на холодильник магнит с надписью «Жить вместе — искусство». Но каждый раз сталкивалась с невидимой границей.
— Полотенца хорошие, — сказала Валентина Петровна, — но у нас всегда висели вот тут, а не там. Я уже рукой нащупываю.
Светлана молча перевесила.
Вечерами, когда Сергей задерживался на работе, она оставалась на кухне с Валентиной Петровной. Они пили чай, говорили о здоровье, ценах, новостях. Иногда разговор незаметно уходил в сторону семейных правил.
— Я своего Серёжу одна поднимала, — любила повторять свекровь. — Муж рано умер. Мне пришлось и за маму, и за папу. Потому я и к порядку приучена. Без порядка семья расползается.
Светлана слушала и думала о своём прошлом браке, где внешне всё было организовано, а внутри — холодно. Там она тоже пыталась всё держать в руках, пока однажды не поняла, что держит только пустоту.
Теперь ей хотелось не власти, а уважения к её присутствию. Но как это сформулировать, она пока не знала.
Напряжение росло незаметно, как вода в кастрюле, оставленной на маленьком огне. Каждое замечание Валентины Петровны, каждый вздох Антона, каждая фраза Сергея «ну потерпите друг друга» добавляли по градусу.
Однажды вечером Светлана вернулась с работы позже обычного. На улице шёл мелкий снег, на лестнице было сыро. Она мечтала только о том, чтобы снять сапоги, переодеться в мягкие штаны и полчаса посидеть в тишине.
В квартире было шумно. В кухне гремела посуда, из комнаты Антона доносился грохот музыки. В их с Сергеем комнате горел свет. Светлана заглянула и замерла на пороге.
На кровати лежали аккуратные стопки её белья. Рядом стояла Валентина Петровна, в руках — открытый ящик комода.
— О, пришла, — сказала она. — Я тут тебе порядок навела. А то всё вперемешку было.
Светлана почувствовала, как внутри что-то сжалось. Её собственные вещи, её маленькая территория — и чужие руки в ящике.
— Зачем вы трогали мои вещи? — спросила она, стараясь говорить ровно.
— Так удобнее, — ответила свекровь. — Я же по-доброму. Тут у тебя бельё, тут футболки, тут носки. А то всё навалом, не найдёшь.
— Я сама разберусь, — сказала Светлана. Голос её стал жёстче. — Это мои вещи.
Валентина Петровна нахмурилась.
— Ты что, обиделась? Я ж помочь хотела. В этом доме я всю жизнь порядок поддерживаю. Привычка.
— Но теперь я тут тоже живу, — сказала Светлана. — И хочу, чтобы мои вещи трогали только с моего согласия.
В коридоре показался Сергей, на ходу снимая куртку.
— Что случилось? — спросил он, оглядывая их.
— Ничего, — быстро ответила Валентина Петровна. — Я тут Светлане вещи разложила, а она недовольна.
Светлана почувствовала, как в горле поднимается ком. Ей захотелось уйти, захлопнуть за собой дверь, спрятаться. Но уйти было некуда.
— Я просто… — начала она и осеклась. — Я хочу, чтобы у меня было хоть какое-то личное пространство.
Сергей устало провёл рукой по лицу.
— Мам, ну ты правда могла спросить, — сказал он. — Свете непривычно.
— А мне, значит, привычно, что ли? — вспыхнула Валентина Петровна. — Я тут всю жизнь живу, а теперь мне в собственный дом по разрешению заходить? Я что, чужая?
Антон высунулся из комнаты, сняв один наушник.
— Опять скандал? — буркнул он. — Класс.
Светлана почувствовала, что сейчас или она скажет всё, или потом уже не решится. Сердце колотилось, ладони вспотели.
— Я не считаю вас чужой, — сказала она, глядя на свекровь. — И я уважаю, что это ваш дом. Но я тоже здесь живу. И мне важно, чтобы у меня был угол, где я могу быть уверена, что никто без спроса не полезет.
— Угол? — переспросила Валентина Петровна. — Ты что, в углу жить собралась? Комната-то Серёжина вообще-то.
— Комната теперь наша, — вмешался Сергей. — Моя и Светкина.
Он говорил спокойно, но Светлана почувствовала, как он напрягся.
— А моя где? — подняла брови Валентина Петровна. — На кухне, что ли?
В воздухе повисла тяжёлая пауза. Светлана вдруг увидела со стороны: старую женщину, которая боится потерять своё место в мире, и себя, которая боится не обрести своё. Два страха столкнулись в узком коридоре.
— Никто не выгоняет вас на кухню, — тихо сказала она. — Но я правда прошу: мои вещи в нашей комнате — это только мои. Если нужно что-то переставить или прибрать, давайте просто говорить.
— А если я захочу внука в школу собрать и его вещи сложить, тоже спрашивать? — не унималась свекровь.
— Его — это его, — ответила Светлана, чувствуя, как усталость смешивается с раздражением. — Я говорю только о своих.
Антон фыркнул.
— А мои вообще не трогайте, — бросил он. — Я сам.
— Ты и так сам, — отрезала Валентина Петровна. — У тебя в комнате прохода нет.
Сергей поднял руки.
— Так, стоп. Давайте не будем сейчас устраивать собрание. Я голодный, с работы. Давайте поужинаем, а потом спокойно поговорим.
Но спокойно не получалось. За ужином каждый ел молча. Ложки звенели о тарелки. Антон вертел в руках вилку, Валентина Петровна демонстративно вздыхала, Сергей глядел в тарелку, а Светлана чувствовала, как между ними растёт невидимая стена.
Ночью она долго не могла уснуть. Сергей уже сопел рядом, а она лежала с открытыми глазами и думала, что, кажется, влезла в уже написанную пьесу, где все роли давно распределены. Ей досталась роль лишнего персонажа, которого никто не заказывал.
На следующий день она задержалась на работе, под предлогом отчёта. В бухгалтерии было тихо, пахло бумагой и кофе. Коллеги разошлись, и она сидела одна, глядя на таблицы, которые расплывались перед глазами.
Ей хотелось позвонить подруге, выговориться. Но подруга жила в другом городе и знала только общие детали. Объяснить нюансы чужого дома по телефону было трудно.
Она набрала номер Сергея.
— Как вы там? — спросила.
— Нормально, — ответил он. — Мама ворчит, Антон уроки делает. Ты когда будешь?
— Чуть позже. Мне надо подумать.
— О чём? — насторожился он.
Светлана помолчала.
— О нас. О том, как нам всем тут жить.
Он вздохнул.
— Свет, ну не накручивай. Всё утрясётся. Вы с мамой две хозяйки, вот и трётесь.
Её кольнуло слово «две хозяйки». Она почувствовала, что именно в этом и проблема. Хозяек две, а пространства мало.
— Давай вечером поговорим втроём, — сказала она. — Без Антона.
— Ладно, — согласился он, но в голосе его прозвучала усталость.
Вечерний разговор стал кульминацией. Они собрались на кухне, когда Антон ушёл к другу. Чайник зашумел, но никто не наливал воду. На столе лежала чистая скатерть, как на собрании.
— Я начну, — сказала Светлана. — Мне тяжело это говорить, но по-другому нельзя.
Валентина Петровна сжала губы, Сергей опёрся локтями о стол.
— Я понимаю, что я пришла в ваш дом, — продолжила Светлана. — И я правда благодарна за то, что вы меня приняли. Но я всё время чувствую себя гостьей. Как будто любой мой шаг надо согласовывать.
— А мне кажется, что ты хочешь всё под себя, — перебила её свекровь. — То полотенца переставишь, то Антону замечания делаешь, то мне указываешь, что трогать, а что нет.
— Я не хочу всё под себя, — спокойно ответила Светлана, хотя внутри дрожало. — Я хочу, чтобы у меня было своё. Свой кусочек пространства. Свой порядок в своих ящиках. Право решать, когда я хочу побыть одна, а когда — с вами.
Сергей кивнул.
— Это нормально, мам, — сказал он. — У человека должно быть личное.
— А у меня что, нет? — вспыхнула Валентина Петровна. — У меня вся жизнь — кухня и комната с внуком. Я уже привыкла, что всё через меня. А теперь мне говорят: сюда не лезь, туда не ходи. Я не железная.
Светлана вдруг увидела в её глазах не злость, а растерянность.
— Я не хочу вас отодвинуть, — сказала она мягче. — Я хочу встать рядом. Не вместо вас, а рядом.
— А как это? — спросила свекровь. — Ты объясни по-человечески. Я не психолог.
Светлана задумалась. Как объяснить простыми словами то, о чём обычно пишут в книгах по семейной терапии.
— Давайте попробуем договориться о правилах, — предложила она. — Например, что моя и Серёжина комната — это наша территория. В неё можно заходить, конечно. Но в мои вещи вы без меня не лезете. Если хотите помочь, говорите. Я скажу, где можно.
— А кухня? — тут же спросила Валентина Петровна. — Это моя территория или общая?
— Кухня общая, — вмешался Сергей. — Но ты там главная. Просто Света тоже имеет право что-то менять. Не всё, но что-то.
— Конкретнее, — упрямо сказала свекровь.
Светлана почувствовала странное облегчение. Конкретика — это уже шаг к договору.
— Ну, например, я могу купить новые полотенца и повесить их там, где мне удобно. А вы скажете, если вам это мешает. И мы вместе решим, где им висеть.
Валентина Петровна фыркнула.
— Из-за полотенец, что ли, ругаться? Ладно, вешай, где хочешь. Я привыкну.
— Ещё мне важно, чтобы у каждого было время для себя, — продолжила Светлана. — Антону — в комнате, вам — в вашей. Мне и Сергею — в нашей. И чтобы никто не стучался каждые пять минут с вопросами.
— Это ты на кого намекаешь? — прищурилась свекровь.
— На всех, — честно ответила Светлана. — И на себя тоже. Я тоже люблю зайти и спросить, кто что ест на ужин. Но, может, иногда стоит подождать.
Сергей усмехнулся.
— Я вообще могу жить на бутербродах, — сказал он. — Не надо ради меня каждый раз устраивать банкет.
Валентина Петровна посмотрела на него с укоризной.
— Ты всегда так говоришь, а потом худой ходишь.
Напряжение чуть спало. Светлана почувствовала, что разговор сдвинулся с мёртвой точки.
— Ещё один момент, — сказала она. — Антон. Я не хочу быть ему второй мамой. У него есть вы и его родная мама. Но я живу с ним в одной квартире, и мне важно, чтобы он уважал меня. Хотя бы не хлопал дверями и не включал музыку так громко, когда я сплю.
— Он подросток, — вздохнула Валентина Петровна. — У них у всех так.
— Я понимаю, — кивнула Светлана. — Но, может, вы с ним поговорите? Или мы вместе. Не как строгие взрослые, а как люди, которые тоже хотят спокойно жить.
Сергей потер виски.
— Ладно, я с ним поговорю, — сказал он. — Но, Свет, ты тоже не придирайся к каждому слову. Он и так переживает, что у него теперь отец с женой.
— Я не хочу придираться, — ответила она. — Я хочу договориться. Как со взрослыми.
Они ещё долго обсуждали мелочи: кто выносит мусор, кто моет полы, кто отвечает за покупки. Спорили, смеялись, снова спорили. Но в этих спорах уже не было прежней остроты. Слова «давайте попробуем» звучали чаще, чем «я всегда».
После разговора Светлана вышла на балкон. Там было холодно, но воздух показался ей прозрачнее. Внизу мигали огни машин, во дворе смеялись дети.
К ней присоединился Сергей, обнял сзади.
— Ну что, дипломат, — сказал он тихо. — Как тебе наша конференция?
— Тяжело, — призналась она. — Но хотя бы всё не внутри.
Он поцеловал её в висок.
— Мамка у меня упрямая, — сказал он. — Но она добрая. Просто привыкла, что всё через неё. Дай ей время.
— А мне? — спросила Светлана.
— А тебе я уже дал своё сердце, — усмехнулся он. — Остальное приложится.
Она улыбнулась, хотя понимала, что романтические слова не решают бытовых вопросов. Но было легче от того, что они хотя бы на одной стороне.
Следующие дни показали, что договорённости — это не магия, а работа. Валентина Петровна пару раз всё-таки заглядывала в их комнату без стука, но тут же одёргивала себя и говорила: «Ой, я забыла, вы тут личное». И отступала.
Светлана, в свою очередь, старалась не комментировать каждую Антонову тарелку, оставленную на столе. Она просто молча ставила её в раковину. Иногда он сам мыл за собой посуду, иногда нет. Но однажды вечером он неожиданно заглянул к ней в комнату.
— Светлана, — сказал он, смущённо переступая с ноги на ногу, — можно я у тебя спрошу…
Она оторвалась от книги.
— Конечно. Заходи.
— У нас завтра в школе надо сочинение написать про семью, — пробормотал он. — Я не знаю, как… Ну, как это теперь. Можно я напишу, что у меня отец, бабушка и… и ты? Или это как-то…
Он запутался в словах, покраснел.
Светлана почувствовала, как внутри что-то мягко развернулось.
— Пиши так, как ты чувствуешь, — сказала она. — Если хочешь написать, что у тебя есть я, мне будет приятно.
Он кивнул и уже собирался уйти, но обернулся.
— Я тогда музыку потише буду включать, ладно? — добавил он. — А то ты вчера ругалась.
— Я не ругалась, — улыбнулась она. — Я просила.
— Ну, просила, — согласился он. — Всё, я пошёл.
Когда дверь за ним закрылась, Светлана вдруг поняла, что её место в этом доме потихоньку обозначается не только через правила, но и через вот такие короткие диалоги.
Валентина Петровна тоже менялась по-своему. Однажды утром Светлана обнаружила на кухне новую скатерть, которую они выбирали вместе на рынке. Свекровь стояла у плиты и жарила оладьи.
— Я тут подумала, — сказала она, не оборачиваясь. — Раз уж ты у нас теперь, давай ты по воскресеньям готовь. Как хочешь. А я буду помогать.
— Вы уверены? — удивилась Светлана.
— Уверена, — кивнула та. — А то я уже устала быть дежурной по кухне. И вообще, я хочу иногда книжку почитать.
Это было сказано как шутка, но Светлана услышала в этих словах признание: она больше не чужая хозяйка, а человек, которому доверяют сковородки и кастрюли.
В их с Сергеем комнате она повесила на стену небольшую полку и поставила туда свои книги. Валентина Петровна сначала с недоверием посмотрела на дрель в руках сына, но потом смирилась.
— Только не сверлите после девяти, — проворчала она. — Соседи нервные.
Когда полка висела, Светлана аккуратно расставила книги. Это был её маленький угол, её порядок. Никто туда не лез.
Иногда конфликты всё равно вспыхивали. То из-за того, что Антон привёл друзей и они шумели до позднего вечера, то из-за того, что Светлана забыла купить хлеб, а Валентина Петровна уже поставила суп. Но теперь после вспышек они садились и обсуждали, а не замалчивали.
Однажды вечером, когда Сергей задержался на работе, Светлана и Валентина Петровна остались вдвоём на кухне. На плите тихо булькала кастрюля, в окне темнело.
— Ты на меня тогда сильно обиделась, да? — неожиданно спросила свекровь, помешивая суп.
— Когда вы мои вещи перебрали? — уточнила Светлана.
— Ну.
— Да, — честно сказала она. — Мне было очень неприятно.
— Я не понимала, — призналась Валентина Петровна. — У меня всю жизнь всё общее. Мы в коммуналке жили, когда молодые были. Там у всех всё видно. А тут ты со своими ящиками… Я думала, что ты от нас отгородиться хочешь.
— Я хотела не отгородиться, а обозначить границы, — мягко ответила Светлана. — Чтобы мы друг друга не задевали лишний раз.
Свекровь вздохнула.
— Трудно мне с этими вашими словами, — сказала она. — Границы, личное пространство… Раньше как было: кто сильнее, тот и прав. А теперь, выходит, надо договариваться.
— Ну, мы же как-то договариваемся, — улыбнулась Светлана.
— Выходит, да, — кивнула та. — Я вот сегодня в твою комнату хотела зайти, спросить про рецепт салата. А потом думаю: а вдруг вы с Серёжей там… ну… разговариваете. Постучала, подождала. Нормально.
Светлана рассмеялась.
— Спасибо, что постучали.
— Да ладно, — отмахнулась свекровь. — Я же не зверь.
Они замолчали, слушая, как в коридоре топчется Антон, снимая кроссовки.
В ту ночь Светлана уснула спокойно. Её внутренний вопрос — есть ли у неё место в этом доме — не исчез совсем, но стал тише. Она чувствовала, что это место они все вместе вычерчивают каждый день, как дети на уроке рисования выводят линии по клеточкам.
Через несколько недель, в субботу, они все вместе завтракали на кухне. На столе стояли оладьи, варенье, творог. Антон ковырялся в тарелке, но без телефона. Сергей рассказывал историю из автосервиса. Валентина Петровна поправляла ему воротник.
— Светлана, — вдруг сказал Антон, — а можно я сегодня у друга переночую?
— С родителями договорился? — спросила она.
— Ну да. Они не против.
— Тогда позвони им при мне, — вмешалась Валентина Петровна. — Я должна знать, где ты.
Антон закатил глаза, но послушно набрал номер. Светлана наблюдала за ними и думала, что в этом шумном, тесном доме постепенно появилось что-то общее, чего не было в её прежней жизни. Не идеальный порядок, не безусловное согласие, а готовность слушать друг друга.
После завтрака Сергей помог ей разобрать старый шкаф в коридоре. Они вытащили оттуда коробки с ненужными вещами, освободив место для её пальто и сумки.
— Видишь, — сказал он, вытирая руки, — теперь у тебя тут официальный крючок. Считай, прописка.
Светлана повесила на этот крючок своё пальто. Оно заняло своё место между Сергеевой курткой и Валентининой накидкой. Ничего особенного, просто ещё одна вещь на вешалке. Но для неё это было тихим подтверждением: она не гостья.
Вечером, когда все разошлись по своим комнатам, Светлана заварила себе чай и села на кровать с книгой. Дверь была прикрыта. Она слышала приглушённые голоса из комнаты Антона, шорох шагов Валентины Петровны на кухне, редкий смех Сергея в коридоре.
Кто-то тихо постучал.
— Можно? — спросил голос свекрови.
— Да, — ответила Светлана.
Валентина Петровна заглянула в комнату, держа в руках блюдце с пирожком.
— Я тут пирог испекла, — сказала она. — Подумала, что ты в своей комнате сидишь, читаешь. Вдруг захочешь.
Она поставила блюдце на стол и уже собиралась уйти, но остановилась.
— Знаешь, Свет, — произнесла она, — я иногда думаю, что хорошо, что ты к нам пришла. Дом как будто ожил. Не только ругань, но и разговоры.
Светлана почувствовала, как к горлу подступает тепло.
— Спасибо, — сказала она. — Мне тоже хорошо, что я здесь.
Свекровь кивнула и тихо прикрыла за собой дверь.
Светлана взяла пирожок, откусила маленький кусочек и вернулась к книге. В комнате было спокойно. За дверью жила их общая, непростая, но уже немного своя жизнь.
