Я открыла дверь ключом, как обычно. Сняла туфли в прихожей, повесила пальто. Слышала голоса на кухне — думала, Виктор телевизор включил погромче. Но когда вошла, увидела её. Тамару. Сидит за нашим столом, разливает себе кофе из нашей турки, а рядом её сын Игорь листает что-то в телефоне.
— А, Лариса! — Виктор обернулся ко мне с такой улыбкой, будто ничего необычного не происходит. — Вот, Тамара приехала. Они с Игорем немного поживут у нас. Ну, пока квартиру не найдут.
Я стояла в дверях. Чувствовала, как во мне что-то обрывается. Немного поживут. Они с Игорем. У нас.
— Привет, Лариса, — Тамара кивнула мне, не вставая. Игорь даже не поднял головы от экрана.
Я посмотрела на мужа. На его спокойное лицо. На то, как он наливает себе кофе, словно только что не перевернул всю мою жизнь.
— Витя, можно тебя на минутку? — я кивнула в сторону спальни.
Он вздохнул, но пошёл за мной. Я закрыла дверь. Руки дрожали.
— Ты даже не спросил меня, прежде чем пригласить их пожить у нас, — я говорила тихо, но в голосе звенело. — Даже слова не сказал!
— Ларис, ну что ты сразу? — он развёл руками. — Это же моя сестра. У них проблемы с жильём, им надо где-то переждать. Ну месяц, может, два.
— Месяц? Два?
— Ну а что такого? Квартира большая, места всем хватит.
Я молчала. Смотрела на него и не узнавала. Когда он успел стать таким… равнодушным? К моему мнению. К моему дому. Ко мне.
— Ты правда не понимаешь? — я медленно выговаривала слова. — Это мой дом. Наш дом. И решения о том, кто здесь живёт, мы должны принимать вместе.
— Господи, Лариса, ну не устраивай сцен! — он повысил голос. — Это же не чужие люди! Это моя семья!
А я? Я кто? Просто женщина, которая здесь живёт и должна молчать?
Я вышла из спальни. Тамара с Игорем уже устроились в гостиной. Их вещи — два огромных чемодана и несколько сумок — стояли у дивана.
— Мы вам не помешаем, — сказала Тамара, когда я проходила мимо. — Я вообще тихая, сама знаешь.
Я кивнула. Что ещё оставалось делать?
В первые дни я держалась. Старалась быть приветливой. Улыбалась. Готовила на всех. Тамара и правда вела себя неплохо — помогала мыть посуду, убирала за собой. Но это не меняло главного: меня никто не спросил.
А потом началось. Постепенно. Сначала в ванной появились её баночки. Потом Игорь занял половину холодильника своими энергетиками и полуфабрикатами. Потом Тамара начала приглашать своих внуков — мол, они же соскучились по бабушке.
Я приходила с работы уставшая, а дома — шум, гвалт, чужие люди. Игорь орал в наушниках, играя в какие-то игры. Внуки носились по коридору. Тамара готовила что-то на кухне, заняв все конфорки.
— Витя, — я попыталась поговорить с мужем однажды вечером. — Ну сколько это ещё продлится?
— Ларис, ну не начинай опять, — он даже не оторвался от газеты. — Они ищут квартиру. Это же не навсегда.
— А я здесь навсегда?
Он наконец посмотрел на меня.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что чувствую себя лишней. В собственном доме.
— Ну ты и драматизируешь! — он махнул рукой. — Тамара же моя сестра. Единственная. У неё сложная ситуация. Ты бы на моём месте поступила иначе?
Да. Я бы спросила. Я бы посоветовалась. Я бы не принимала решения за двоих. Но я промолчала.
Я начала больше гулять. Уходила после работы в парк. Сидела на скамейке, смотрела на голубей, на листья, которые уже начинали желтеть. Думала о том, когда я перестала быть важной. Когда моё мнение перестало что-то значить.
Дома я старалась держаться в стороне. Виктор это замечал, но молчал. Тамара делала вид, что всё прекрасно. Игорь вообще жил в своём мире.
Однажды я достала старую тетрадь. Давно не писала туда ничего — раньше вела что-то вроде дневника, но забросила. Села за стол на кухне поздно вечером, когда все разошлись, и написала одну строчку: «Меня никто не слышит».
Посмотрела на эти слова. И поняла, что это правда.
Прошёл ещё месяц. Может, полтора. Я сбилась со счёта. Тамара всё так же жила у нас. Квартиру она вроде бы искала, но как-то вяло. Виктор не торопил её. А я… я постепенно становилась тенью в собственном доме.
Я пыталась говорить. Мягко, без упрёков.
— Витя, может, нам стоит обсудить сроки? Ну чтобы понимать…
— Ларис, не будь такой чёрствой. Они же не на улицу пойдут.
— Я не говорю про улицу. Я говорю про нашу жизнь.
— Наша жизнь никуда не делась.
Но она делась. Она растворилась в чужих голосах, чужих вещах, чужом присутствии.
Я ловила себя на мысли, что завидую подругам. У них свои дома. Их собственное пространство. Где они могут просто сидеть в тишине, не чувствуя себя виноватыми за то, что хотят побыть одни.
А потом произошло то, что стало последней каплей.
Я пришла домой в пятницу вечером. Устала как собака — на работе аврал, начальница с претензиями, пробки на дорогах. Мечтала только об одном: налить себе горячей ванны, лечь пораньше, побыть в тишине.
Открываю дверь — а там застолье. Человек десять. Тамарины родственники, Игорь со своими друзьями, Виктор в центре, разливает что-то по рюмкам.
— А, Ларис! — он помахал мне. — Иди к нам! Мы тут собрались, решили пятницу отметить!
Я стояла на пороге со своей сумкой. Смотрела на чужих людей за нашим столом. На Виктора, который даже не подумал предупредить меня. На Тамару, которая гостеприимно улыбалась, словно это её дом.
И что-то внутри меня щёлкнуло.
— Все, — я сказала тихо. Так тихо, что сначала никто не услышал.
— Что? — Виктор обернулся.
— Все, — я повторила громче. — Я устала.
— Ларис, ну что ты…
— Нет, — я подняла руку. — Сейчас буду говорить я. И вы все меня выслушаете.
Шум стих. Все уставились на меня. Виктор с недоумением, Тамара с тревогой, остальные с любопытством.
— Я не гостиница, — я говорила спокойно, чётко выговаривая каждое слово. — Я не прислуга. Я не декорация в этом доме. Я человек. И я устала чувствовать себя чужой в собственном доме.
— Лариса, да что ты…
— Молчи, Виктор, — я посмотрела на него. — Ты не спросил меня. Ни разу. Не спросил, хочу ли я, чтобы здесь жили твоя сестра с сыном. Не спросил, удобно ли мне это. Не спросил, сколько я готова терпеть. Ты просто решил. За меня. За нас.
Он открыл рот, но я не дала ему вставить слово.
— И знаешь, что самое страшное? Я пыталась говорить. Мягко, без скандалов. Но ты не слышал. Ты не хотел слышать. Потому что тебе так удобнее.
— Ларис, это моя сестра…
— А я кто? — я почувствовала, как голос дрожит. — Я твоя жена. Двадцать три года вместе. Двадцать три года я подстраивалась, уступала, молчала. А когда мне стало невыносимо, ты сказал мне, что я драматизирую.
Тамара встала из-за стола.
— Лариса, я не хотела…
— Тамара, это не к тебе, — я покачала головой. — Ты просто оказалась в ситуации. Но Виктор… — я снова посмотрела на мужа. — Виктор сделал выбор. И в этом выборе меня не было.
Я взяла сумку.
— Я ухожу. К Свете переночую. Может, и дольше. Мне нужно подумать.
— Ларис, не устраивай сцен!
— Это не сцена, — я уже стояла в дверях. — Это последствия. Твоих решений. Твоего неуважения.
Я ушла. Закрыла дверь и пошла по лестнице вниз. Руки тряслись. Внутри всё горело. Но впервые за долгое время я чувствовала, что дышу.
У Светы я проплакалась всю ночь. Выговорилась. Она слушала, гладила по спине, наливала мне травяной отвар.
— Знаешь, Ларка, — сказала она под утро. — Ты молодец. Правда. Наконец-то сказала всё, как есть.
— Но я же сорвалась…
— Ты не сорвалась. Ты просто показала, что у тебя есть границы. И что ты готова их защищать.
Я прожила у Светы три дня. Виктор звонил. Писал. Я не отвечала сразу — мне нужно было разобраться в себе. Понять, что я чувствую. Чего хочу.
На четвёртый день он приехал к Свете. Она открыла ему дверь, строго посмотрела и сказала:
— Если приехал извиняться — заходи. Если оправдываться — проваливай.
Он зашёл. Сел напротив меня. Долго молчал.
— Ларис, — начал он наконец. — Я… я всё обдумал.
Я ждала.
— Тамара съехала. Вчера. Сама. Сказала, что не хочет быть причиной наших разногласий.
— Дело не в Тамаре, — я качнула головой.
— Знаю, — он кивнул. — Дело во мне. Я… я действительно не спросил тебя. Не подумал о твоих чувствах. Решил, что знаю лучше. Что ты поймёшь, стерпишь, простишь.
Он потер лицо руками.
— Но ты не обязана всё терпеть. Я понял это только сейчас. Когда ты ушла.
Я молчала. Смотрела на него и видела растерянность. Непривычную, незнакомую.
— Прости меня, — он посмотрел мне в глаза. — Я был эгоистом. Глухим. Чёрствым. Ты права — я не слышал тебя. Не хотел слышать, потому что так проще.
Я вздохнула. Внутри всё ещё болело, но гнев уже уходил.
— Витя, мне нужно знать, что ты понял. По-настоящему понял. Не просто сейчас, когда я ушла, а навсегда. Что я не просто твоя жена, которая должна соглашаться на всё. Что у меня есть право голоса. И что моё мнение важно. Не меньше твоего.
— Понял, — он кивнул. — Честное слово. Я понял.
Мы помолчали.
— Я хочу, чтобы мы съездили куда-нибудь, — сказал он тихо. — Вдвоём. Как раньше. Чтобы вспомнить, кто мы друг для друга. Без посторонних, без суеты. Просто ты и я.
Я посмотрела на него. Устало. Но внутри что-то дрогнуло.
— Хорошо, — сказала я. — Поедем.
Мы вернулись домой вместе. Квартира была пустой — Тамара забрала все свои вещи. Виктор убрал, помыл полы, даже цветы полил.
Я села на диван. Посмотрела вокруг. Это снова был мой дом. Наш дом.
— Ларис, — Виктор сел рядом. — Я правда понял. Ты для меня не просто жена. Ты — партнёр. Равный. И я больше не хочу принимать решения один. Мы вместе. Во всём.
Я кивнула. Взяла его за руку.
А через неделю мы уехали. В маленький посёлок у моря. Сняли домик, гуляли по пляжу, разговаривали. Обо всём. О том, что накопилось. О том, что промолчали. О том, чего боялись сказать.
И впервые за долгое время я почувствовала, что меня слышат. По-настоящему слышат. Не потому, что я кричала или устраивала скандал. А потому, что я показала свою ценность. Своё право быть услышанной.
И это было важнее любых слов.
