Воскресное утро. Катя переворачивала блинчики на сковороде, напевая что-то себе под нос. Игорь сидел за столом, листал новости в телефоне. Обычное утро обычных выходных.
— Первая партия готова, — Катя поставила тарелку перед ним. — С чем будешь?
— Со сметаной. И с тобой.
Она улыбнулась, чмокнула его в макушку. Три месяца встречались. После года одиночества, после тяжёлого разрыва с Алиной — как глоток свежего воздуха. Катя не устраивала сцен, не проверяла телефон, не требовала отчётов. Просто была рядом. Тёплая, спокойная, своя.
Звонок в дверь.
— Ждём кого-то? — спросила Катя.
— Нет. Наверное, соседи.
Игорь пошёл открывать. На пороге стояла Алина.
Год не виделись. Похудела. Круги под глазами. В руках — переноска с младенцем.
— Привет, — сказала она.
— Алина? Что ты здесь делаешь?
Она заглянула через его плечо, увидела Катю в коридоре. Та застыла с лопаткой в руке.
— Не переживай, я не за тобой, — Алина смотрела на Катю. — Я за ним. Это его сын.
Подняла переноску, поставила Игорю в руки.
— Его зовут Лёва. Десять месяцев. Он твой. Я не справляюсь. Делай с этим что хочешь.
Развернулась. Ушла. Просто так — оставила ребёнка и ушла.
Игорь стоял с переноской в руках. В переноске спал младенец. Светлые волосы, курносый нос. Похож. Или показалось?
— Это что было? — голос Кати звучал холодно.
— Я… я не знаю.
Ребёнок зашевелился, открыл глаза. Голубые. Как у Игоря. Или как у половины младенцев в мире.
— Занеси его в квартиру, — сказала Катя. — Нельзя же на лестнице стоять.
На кухне запах подгоревших блинов. Катя выключила плиту, села за стол. Игорь поставил переноску на пол. Ребёнок смотрел на них с любопытством.
— Ты был с ней меньше года назад, — Катя говорила ровно, без эмоций. — Ты не знал? Или солгал?
— Катя, я клянусь, я понятия не имел! Она ничего не говорила!
— Когда вы расстались?
— В январе прошлого года. Четырнадцать месяцев назад.
— А ему десять. Сходится.
Ребёнок закряхтел. Потом заплакал. Громко, требовательно.
— Он голодный, наверное, — сказал Игорь.
— Наверное.
— Что делать?
Катя встала, подошла к переноске. В ней лежала сумка. Достала бутылочку, смесь, подгузники. Термос с водой.
— Хотя бы это оставила, — пробормотала она.
Развела смесь, дала Игорю.
— Держи. Корми своего… ребёнка.
Слово далось ей с трудом.
Игорь взял бутылочку. Неуклюже пристроил к губам малыша. Тот вцепился, начал сосать.
— Я сделаю тест ДНК, — сказал Игорь. — Сразу. Завтра же.
— Сделай.
— Катя, я правда не знал…
— Я слышала.
Молчали. Ребёнок ел, причмокивая. Обычный младенец. Ни в чём не виноватый.
Следующие дни слились в хаос. Игорь взял отгулы на работе. Искал информацию — как сделать тест, куда обратиться, что нужно для ребёнка.
Катя помогала. Молча. Показала, как менять подгузник. Объяснила про режим кормления. Но дистанция росла с каждым часом.
— Я схожу домой, — сказала она на третий день. — Вещи взять.
— Ты уходишь?
— Нет. Просто… мне нужно подумать.
Вернулась через два часа. С сумкой.
— Я поживу у подруги. Пока ты не разберёшься.
— Катя, пожалуйста…
— Игорь, пойми. Я не подписывалась быть наблюдателем твоей драмы. Я тебя люблю, но я не выдержу, если это правда.
— А если неправда?
— Тогда поговорим.
Ушла. Игорь остался один с ребёнком. Лёва смотрел на него круглыми глазами.
— Что мне с тобой делать, а? — спросил Игорь.
Младенец улыбнулся. Беззубо, радостно. Будто понимал.
Тест ДНК оказался проще, чем думал. Мазок изо рта, документы, оплата. Результат через неделю.
Неделя тянулась вечность. Игорь освоил все премудрости ухода за младенцем. Научился быстро менять подгузники. Различать типы плача — голодный, усталый, мокрый. Даже колыбельные пел.
Лёва оказался спокойным ребёнком. Много спал, редко капризничал. Смотрел на Игоря с каким-то древним пониманием в глазах.
Алина не отвечала на звонки. Катя писала раз в день — коротко, по делу. “Как вы?”, “Смеси хватает?”, “Врача покажи”.
На пятый день Игорь понял — привыкает. К режиму, к запаху детской присыпки, к тёплому комочку на руках. Страшно.
Результат пришёл по email. Игорь открыл его дрожащими руками.
“Вероятность отцовства — 0%”.
Не его.
Набрал номер Алины. Длинные гудки. Наконец — ответила.
— Ты с ума сошла? Это не мой ребёнок!
— Я не знала точно, — голос усталый, равнодушный. — Могли быть варианты.
— Варианты? Ты подкинула мне чужого ребёнка из-за “вариантов”?
— Ты был бы хорошим отцом. Лучше, чем он.
— Кто — он?
— Неважно. Он не хочет знать. Сказал — делай аборт. Я не смогла. Родила. Думала — справлюсь. Не справилась. Вспомнила про тебя. Ты всегда был… надёжный.
— Алина, это безумие! Забери ребёнка!
— Не могу. Я уехала. Далеко. Начинаю сначала. Лёва… Лёва тянет назад. К тому, от чего бегу.
— Это не мои проблемы!
— Знаю. Прости. Отдай в детдом. Или оставь. Решай сам.
Повесила. Больше не отвечала.
Катя пришла вечером. Игорь показал ей результаты теста.
Она читала молча. Долго. Будто цифры могли измениться от пристального взгляда.
— Значит, не твой.
— Не мой.
— Что будешь делать?
— Не знаю. Наверное, органы опеки…
— Наверное.
Села на диван. Лёва спал в переноске рядом. Мирно посапывал.
— Знаешь, что самое странное? — сказала Катя. — Ты не выглядишь облегчённым.
— Я привык к нему. За неделю. Глупо, да?
— Не глупо. Нормально.
Помолчали.
— Игорь, я думала эти дни. Много думала. О нас, о том, что произошло.
— И?
— Ты не отец — но ты уже стал удобным. Понимаешь? Удобным вариантом для Алины. Она знала — ты не бросишь ребёнка на улице. Будешь возиться, решать, брать ответственность.
— Ну и что?
— А то, что я не хочу строить жизнь с удобным. Ты хороший. Правда. Но ты не за меня боролся эту неделю. Ты просто реагировал. На Алину, на ребёнка, на ситуацию.
— Катя, это несправедливо…
— Может быть. Но мне нужна не реакция. Мне нужен выбор. Осознанный. А ты… ты просто плыл по течению. Как всегда, наверное.
Встала. Подошла к переноске, погладила спящего малыша по головке.
— Миленький, — прошептала. — Не повезло тебе со взрослыми.
— Ты уходишь? — спросил Игорь.
— Да.
— Насовсем?
— Да.
— Из-за него? Он же не мой!
Катя обернулась у двери.
— Не из-за него. Из-за того, как ты отреагировал. Ты не сказал сразу — это не мой ребёнок, разбирайтесь сами. Не выставил Алину за дверь. Начал проверять, сомневаться, привыкать. Ты добрый, Игорь. Но иногда доброта — это просто неумение сказать “нет”.
— Это плохо?
— Для меня — да. Я хочу быть с тем, кто выбрал именно меня. А не с тем, кому просто удобно быть не одному.
Ушла. Тихо прикрыла дверь.
Игорь сидел на полу рядом с переноской. Лёва проснулся, смотрел на него.
— Что мне с тобой делать, малыш?
Ребёнок протянул ручку. Игорь дал ему палец. Крошечные пальчики обхватили, сжали. Крепко.
Не его сын. Чужой ребёнок. Брошенный матерью, которая “не справилась”. Подкинутый тому, кто “был бы хорошим отцом”.
Катя права. Он удобный. Всегда был. Не скандалил, когда Алина закатывала истерики. Не уходил первым. Ждал, пока бросят его. Реагировал, приспосабливался.
Телефон завибрировал. Мама.
— Игорь, ты почему трубку не берёшь? Всё нормально?
— Да, мам. Всё… сложно.
— Приезжай, поговорим. Ужином накормлю.
— Мам, я не один.
— С Катей? Отлично, давно пора познакомиться!
— Нет. С… ребёнком.
Долгая пауза.
— Чьим ребёнком?
— Пока не знаю.
— Игорь, ты меня пугаешь.
— Приеду завтра. Всё расскажу.
Положил трубку. Лёва всё держал его палец. Доверчиво, крепко. Как будто Игорь — это всё, что у него есть.
Так и было, в общем-то.
Ночью Лёва плакал. Игорь укачивал его, ходил по комнате. За окном — огни города. Чужие жизни за светящимися окнами.
Думал о Кате. О том, как она пекла блинчики ещё… боже, всего неделю назад? Казалось — в другой жизни.
Она права. Он плыл по течению. Не боролся за неё. Просто принял ситуацию, начал решать. Как всегда.
Думал об Алине. Где она сейчас? Что за человек — настоящий отец Лёвы? Почему она решила, что может просто оставить ребёнка и уйти?
Думал о Лёве. Ни в чём не виноватый малыш. Мог бы сейчас спать в детдоме. Или у чужих людей. Или…
— Знаешь что? — сказал Игорь спящему младенцу. — Катя права. Я удобный. Но может, тебе как раз удобный и нужен? А? Что скажешь?
Лёва сопел ему в шею. Тёплый, доверчивый.
Удобный. Не борец, не герой. Просто человек, который не может выставить ребёнка за дверь. Даже чужого.
Может, это и неплохо?
Или плохо.
Игорь честно не знал.
Но Лёва спал у него на руках. И пока это было единственное, в чём он был уверен.
Остальное — потом. Завтра. Когда-нибудь.
А пока — просто укачивать чужого ребёнка в пустой квартире. И думать о том, что все ушли. А он остался.
Удобный.