— Ты опять забыла убрать игрушки Ромы? — Виктория Олеговна изогнула бровь, глядя на разбросанные по гостиной машинки.
Эля глубоко вдохнула, сдерживая раздражение. Третье замечание за последний час.
— Рома сам уберет перед сном. Мы учим его ответственности.
— Это так теперь называется? — усмехнулась свекровь. — В мое время дети не раскидывали вещи по всему дому.
Андрей обнял жену за плечи, чувствуя нарастающее напряжение.
— Мама, мы договаривались, помнишь? Не вмешиваться в воспитание.
Виктория Олеговна поджала губы, но промолчала. Ее взгляд скользнул по Эле, оценивая простую домашнюю одежду невестки — серые брюки и голубую футболку. Сама она даже дома носила элегантные блузы и брюки со стрелками.
Это были обычные выходные в доме Виктории Олеговны. Ежемесячный ритуал, который Эля про себя называла «днем испытаний». Каждый раз одно и то же — придирки, замечания, снисходительные взгляды.
— Я нагрела воду для чая, — объявила Виктория Олеговна, направляясь в кухню. — Андрей, поможешь мне с печеньем?
Как только муж вышел из комнаты, Эля опустилась на диван и прикрыла глаза. Четыре года брака, четыре года напряжения. Свекровь никогда не произносила прямых оскорблений, но каждое слово, каждый жест словно говорил: «Ты недостаточно хороша для моего сына».
— Мамочка, смотри! — Рома вбежал в комнату, держа в руках бумажный самолетик. — Папа научил складывать!
Эля улыбнулась, глядя на восторженное лицо сына. Каштановые кудри, унаследованные от нее, и зеленые глаза Андрея. Их маленькое чудо. Рома был наблюдательным ребенком — замечал детали, которые ускользали от взрослых.
— Очень красивый самолетик, солнышко.
— Бабушка сказала, что я могу показать ей коллекцию машинок, — Рома взял мать за руку. — Пойдем наверх?
На втором этаже дома располагалась комната, которую Виктория Олеговна называла «детской». Комната Андрея из его детства, сохраненная почти без изменений.
Пока Рома доставал из рюкзака привезенные из дома игрушки, Эля рассматривала фотографии на стенах. Андрей в школьной форме. Андрей на выпускном. Андрей получает диплом. На одной из фотографий она заметила красивую девушку рядом с ним.
— Это Лиза, — раздался голос свекрови от двери. — Андрей встречался с ней три года. Замечательная девушка, из хорошей семьи. Врач.
Эля молча кивнула. Она знала об этой Лизе — первой серьезной любви мужа. Виктория Олеговна не упускала случая упомянуть о ней.
— Люди иногда совершают ошибки в молодости, — продолжила свекровь, проходя в комнату с подносом. — Но жизнь все расставляет по своим местам.
Эля сжала кулаки, ногти впились в ладони. «Держись, — сказала она себе. — Еще несколько часов, и мы уедем домой».
— У меня для тебя небольшой подарок, Элечка, — неожиданно произнесла Виктория Олеговна, протягивая изящную шкатулку. — Я заметила, что твои украшения просто лежат в косметичке. Это неправильно.
Шкатулка была красивой — деревянной, с перламутровыми вставками.
— Спасибо, — Эля взяла подарок, удивленная внезапной щедростью свекрови. — Очень красивая.
— Нельзя относиться к ценным вещам небрежно, — наставительно сказала Виктория Олеговна. — Надеюсь, эта шкатулка научит тебя беречь то, что имеешь.
К вечеру Эля чувствовала себя выжатой как лимон. Постоянное напряжение, необходимость следить за каждым словом, защищать свои методы воспитания — все это истощало.
— Мы поедем сразу после завтрака, — шепнул Андрей, когда они укладывали Рому спать в гостевой комнате. — Прости, что так затянулось.
— Ничего, — Эля поцеловала мужа в щеку. — Я привыкла.
Утро следующего дня принесло новые испытания. За завтраком Виктория Олеговна подробно расспрашивала Андрея о работе, планах на будущее, изредка бросая многозначительные взгляды на Элю.
— Если бы ты работал в компании Германа Петровича, как я предлагала…
— Мама, мы уже обсуждали это, — мягко перебил Андрей. — Я доволен своей нынешней работой.
Виктория Олеговна вздохнула, как будто ее сын отказывался от королевского престола.
После завтрака началась суета сборов. Эля складывала вещи в спальне, когда туда зашла свекровь.
— Я хотела спросить, — начала Виктория Олеговна, присаживаясь на край кровати, — вы планируете отдавать Рому в музыкальную школу?
— Возможно, — осторожно ответила Эля. — Пока он увлечен конструкторами и машинками.
— У Андрея был абсолютный слух, — свекровь пригладила покрывало рядом с собой. — Это семейное. Я считаю, нельзя зарывать такие таланты в землю.
Эля кивнула, продолжая укладывать одежду в сумку.
— Я оставлю вас на минутку, — вдруг сказала Виктория Олеговна, поднимаясь. — Забыла телефон внизу.
Как только свекровь вышла, Эля с облегчением выдохнула. Осталось совсем немного — закончить сборы, попрощаться и наконец-то вернуться домой, в их маленькую, но уютную квартиру, где никто не следит за каждым ее движением.
Она не заметила, как через некоторое время Виктория Олеговна вернулась и, убедившись, что Эля отвлеклась на звонок по телефону, быстро подошла к ее сумке. Ловким движением она опустила что-то внутрь и поспешно отошла.
Маленькие зеленые глаза наблюдали за этой сценой из-за приоткрытой двери соседней комнаты. Рома собирал своих роботов, когда увидел странное поведение бабушки. Он нахмурился, но ничего не сказал.
В машине по дороге домой Рома был непривычно молчалив.
— Что случилось, солнышко? — спросила Эля, поворачиваясь к сыну на заднем сиденье. — Ты какой-то грустный.
Рома покачал головой.
— Бабушка что-то положила в твою сумку, когда ты говорила по телефону.
Эля переглянулась с Андреем.
— Наверное, гостинцы какие-нибудь, — предположил муж. — Мама всегда так делает.
Эля пожала плечами, не придавая значения словам сына. Виктория Олеговна действительно иногда клала в их сумки домашнее варенье или печенье.
Вернувшись домой, они быстро вернулись к обычной жизни. Андрей готовился к важному понедельнику на работе, Эля проверяла тетради своих учеников, Рома строил из кубиков космический корабль.
Звонок телефона разрезал уютную тишину квартиры.
— Андрей! — голос Виктории Олеговны звучал взволнованно. — Ты должен приехать немедленно!
— Что случилось, мама? — Андрей выпрямился, встревоженный.
— Мои сережки, которые достались мне от бабушки. Они пропали! — в ее голосе слышались слезы. — Я везде искала. Последний раз надевала их в пятницу, перед вашим приездом.
Андрей попытался успокоить мать, обещая приехать на следующий день и помочь с поисками.
— Ты не понимаешь! — возразила Виктория Олеговна. — Это не просто украшение. Это семейная реликвия! Изумруды в золотой оправе. Я собиралась… — она запнулась. — В общем, они очень дорогие, и не только по цене.
После разговора Андрей задумчиво посмотрел на жену.
— Ты не видела сережки мамы? Такие старинные, с зелеными камнями?
Эля покачала головой.
— Никогда их не видела. Она их не носила при нас.
Андрей потер подбородок.
— Странно. Она говорит, что искала по всему дому и не может найти. Говорит, что после вашего отъезда опустела шкатулка с драгоценностями.
Эля замерла.
— Ты не думаешь, что она намекает…
— Нет, конечно, нет, — быстро сказал Андрей. — Просто странное совпадение.
Но в его глазах мелькнуло сомнение, и это больно кольнуло Элю.
— Может, проверим вещи? — предложил Андрей. — Вдруг случайно попали в сумку?
Эля молча пошла за сумкой. Внутри нее, среди вещей, блеснуло золото. Изящные сережки с изумрудами лежали поверх сложенной блузки.
Эля почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
— Я не брала их, — прошептала она. — Андрей, клянусь тебе.
Андрей молча смотрел на сережки. Его лицо стало непроницаемым.
— Рома говорил, что бабушка что-то положила в твою сумку, — медленно произнес он.
— Да! — Эля ухватилась за эту мысль. — Рома видел!
Они позвали сына, который увлеченно играл в своей комнате.
— Ромочка, помнишь, ты говорил, что бабушка что-то положила в мамину сумку? — осторожно спросил Андрей. — Ты помнишь, что именно?
Рома задумался, потом неуверенно ответил:
— Я не видел хорошо. Что-то маленькое и блестящее.
Андрей вздохнул.
— Ему четыре года, он мог что-то перепутать, — сказал он жене. — Я отвезу сережки маме завтра и разберусь, как они могли оказаться у нас.
Ночь для Эли прошла без сна. Она лежала, глядя в потолок, чувствуя, как Андрей ворочается рядом. Он тоже не спал.
— Ты веришь мне? — тихо спросила она.
Андрей помолчал, прежде чем ответить.
— Я хочу верить. Но я не понимаю, как они оказались в твоей сумке.
— Твоя мать никогда меня не принимала, — горько сказала Эля. — С самого начала. Помнишь нашу свадьбу? Она пришла в черном платье.
— Это был темно-синий, — автоматически поправил Андрей. — И она сказала, что это был единственный нарядный наряд, который ей подходил.
— А помнишь, как она говорила о моей работе? «Учительница? Как мило. В наше время в педагогический шли те, кто никуда больше не мог поступить».
— Эля…
— А когда родился Рома? «Я думала, в вашей семье будут дети поздоровее». Потому что он весил меньше нормы. Он был совершенно здоров, просто маленький!
Андрей притянул жену к себе.
— Я поговорю с мамой. Мы во всем разберемся.
Утром, когда Андрей собирался ехать к матери, раздался звонок в дверь. На пороге стояла Виктория Олеговна собственной персоной, с красными от слез глазами.
— Я места себе не находила, — заявила она, проходя в квартиру. — Эти сережки… они бесценны для меня. Я должна была сама приехать.
Эля стояла в дверях кухни, бледная и решительная.
— Виктория Олеговна, ваши сережки нашлись, — сказала она. — Они каким-то образом оказались в моей сумке.
Свекровь прижала руку ко рту.
— В твоей сумке? Но как?
— Вот это я и хотел бы узнать, — сказал Андрей, доставая маленькую бархатную коробочку. — Мама, как твои сережки могли оказаться в сумке Эли?
Виктория Олеговна покачала головой.
— Я понятия не имею. Я положила их в шкатулку в пятницу вечером. А в воскресенье обнаружила, что их нет.
Эля почувствовала, как внутри нее поднимается волна гнева.
— Рома видел, как вы что-то положили в мою сумку, — резко сказала она. — Когда я разговаривала по телефону.
Виктория Олеговна побледнела, но быстро взяла себя в руки.
— Что за фантазии! — возмутилась она. — Мальчик просто выдумывает. Дети в этом возрасте часто путают реальность и вымысел.
— Позовем Рому? — предложил Андрей. — Спросим его?
— Не впутывай ребенка во взрослые разборки, — быстро сказала Виктория Олеговна. — Что он может понимать?
Но Рома уже стоял в дверях гостиной, привлеченный громкими голосами. Он смотрел на взрослых широко раскрытыми глазами.
— Ромочка, — мягко позвал Андрей, — подойди сюда, сынок.
Мальчик нерешительно приблизился к отцу. Андрей присел перед ним.
— Ромочка, помнишь, ты говорил, что видел, как бабушка что-то положила в мамину сумку? Расскажи, что ты видел?
Рома перевел взгляд с отца на бабушку, потом на маму. Виктория Олеговна улыбнулась ему.
— Ромочка, детка, ты наверняка что-то перепутал. Бабушка ничего не клала в мамину сумку. Может, тебе приснилось?
Рома нахмурился.
— Нет, я видел, — тихо, но твердо сказал он. — Бабушка сама положила сережки в мамину сумку. Я сидел в комнате и собирал робота. Дверь была открыта чуть-чуть. — Он подумал и добавил уже увереннее, глядя прямо на Викторию Олеговну: — Я видел, как ты положила блестящие сережки в мамину сумку.
Та побледнела.
— Это какое-то недоразумение, — пробормотала она. — Ребенок что-то выдумывает.
— Я не выдумываю! — воскликнул Рома. — Бабушка вошла, когда мама говорила по телефону. Она достала из кармана маленькую коробочку, достала блестящие сережки и положила в мамину сумку. Потом быстро вышла.
В комнате повисла тяжелая тишина. Андрей медленно поднялся, глядя на мать.
— Это правда, мама? — тихо спросил он. — Ты подложила сережки в сумку Эли?
Виктория Олеговна открыла рот, закрыла, снова открыла. Потом ее лицо исказилось.
— Ты всегда принимаешь ее сторону! — воскликнула она. — Всегда! С самого начала! Я просто хотела открыть тебе глаза!
— На что открыть глаза? — Андрей выглядел потрясенным. — На то, что моя жена, мать моего ребенка, способна украсть у тебя сережки? Это абсурдно!
— Не такой я тебя воспитывала, — покачала головой Виктория Олеговна. — Ты был амбициозным мальчиком. Мечтал о многом. А сейчас? Обычная работа, обычная квартира, обычная жена…
— Прекрати, — голос Андрея стал жестким. — Ты перешла все границы.
Эля взяла Рому за руку.
— Пойдем, солнышко, — тихо сказала она. — Папа поговорит с бабушкой.
Она увела сына в детскую, закрыла дверь и обняла его.
— Ты молодец, что сказал правду, — прошептала она. — Это очень важно — всегда говорить правду.
— Бабушка сердится? — спросил Рома.
— Она просто расстроена, — осторожно ответила Эля. — Взрослые иногда делают глупости, когда расстроены.
Из гостиной доносились приглушенные голоса. Эля старалась не прислушиваться, занимая Рому игрушками. Через полчаса дверь открылась, и вошел Андрей. Лицо его было бледным и напряженным.
— Она ушла, — коротко сказал он. — Рома, спасибо, сынок, что рассказал нам правду. Ты поступил очень правильно.
Мальчик кивнул, не совсем понимая серьезность ситуации, но чувствуя, что сделал что-то важное.
Вечером, когда Рома уснул, Андрей и Эля сидели на кухне, тихо разговаривая.
— Она так и не призналась, — сказал Андрей. — Даже когда Рома рассказал, что видел. Настаивала, что он все выдумал.
— Это было унизительно, — тихо сказала Эля. — Представляешь, если бы Рома не видел? Она бы обвинила меня в краже, и ты бы поверил ей.
Андрей покачал головой.
— Я бы никогда…
— Ты сомневался, — перебила Эля. — Я видела это в твоих глазах. Ты допускал мысль, что я могла взять ее сережки.
Андрей не стал отрицать. Да, на мгновение сомнение посетило его. И это было самым страшным.
— Мне жаль, — искренне сказал он. — Я не должен был сомневаться в тебе ни на секунду.
Эля кивнула, принимая извинение, но горечь осталась в ее сердце.
На следующий день позвонила Зинаида Петровна, соседка Виктории Олеговны.
— Андрюша, я случайно услышала ваш разговор вчера, — сказала пожилая женщина. — Я тогда на лавочке сидела, окна-то открыты…
Андрей молча слушал.
— Я хотела сказать, что видела, как твоя мама искала что-то в своих драгоценностях в субботу вечером. Потом она явно нервничала, ходила по дому. Я зашла к ней соли попросить, а она такая взвинченная была. Сказала, что потеряла дорогие сережки, хотя точно помнит, что положила их в шкатулку. Это было в субботу, Андрюша. До вашего отъезда. А в воскресенье она звонила тебе и говорила, что обнаружила пропажу после вашего отъезда.
— Спасибо, Зинаида Петровна, — тихо сказал Андрей. — Это… это многое объясняет.
После этого звонка Андрей долго сидел в задумчивости. Потом решительно встал.
— Я собираю семейный совет, — объявил он. — Пора положить этому конец.
В следующую субботу в их квартире собрались самые близкие родственники: отец Андрея, Олег Михайлович, разведенный с Викторией Олеговной уже 15 лет; старшая сестра Андрея, Марина, с мужем; и тетя Надежда, сестра Виктории Олеговны. Сама виновница событий пришла последней, с красными от слез глазами, но с гордо поднятой головой.
Андрей рассказал всю историю, не упуская деталей. Рома еще раз повторил то, что видел. Зинаида Петровна по телефону подтвердила свой рассказ.
Виктория Олеговна молчала, опустив глаза. Наконец, когда все взгляды обратились к ней, она вздохнула.
— Да, я положила сережки в сумку Эли, — тихо призналась она. — Но я не думала, что все так обернется.
— Зачем, Вика? — спросила ее сестра. — Зачем ты это сделала?
Виктория Олеговна подняла взгляд.
— Я хотела показать Андрею, что она недостойна его. Что она не ценит семейные традиции, не уважает меня как его мать. Я собиралась подарить эти сережки достойной невестке, а Эля… — она запнулась. — Она даже не попыталась наладить со мной отношения.
— Неправда, — тихо сказала Эля. — Я столько раз пыталась найти к вам подход. Приглашала на обеды, спрашивала совета, старалась уважать ваше мнение. Но вы всегда давали понять, что я недостаточно хороша для вашего сына.
— Потому что так и есть! — воскликнула Виктория Олеговна. — Ты забрала его у меня! Он больше не приходит каждое воскресенье. Не советуется о каждом шаге в карьере. Ты изменила его!
— Мама, я вырос, — мягко сказал Андрей. — У меня своя семья. Это естественный ход вещей.
— Вика, ты всегда была собственницей, — вздохнул Олег Михайлович. — Поэтому мы и расстались. Ты не могла принять, что у меня есть своя жизнь помимо тебя.
Виктория Олеговна бросила на бывшего мужа негодующий взгляд.
— Я делала все для своей семьи! Всегда! А что я получила взамен? Неблагодарность!
— То, что ты сделала — это подло, — жестко сказала Марина. — Ты пыталась настроить брата против его жены, используя их ребенка. Это непростительно.
— Вы все против меня, — прошептала Виктория Олеговна. — Всегда были.
— Нет, мама, — Андрей покачал головой. — Никто не против тебя. Но то, что ты сделала, недопустимо. И хуже всего, что ты не раскаиваешься.
— В чем мне раскаиваться? — Виктория Олеговна выпрямила спину. — В том, что хотела защитить сына?
— От чего защитить? — Эля не выдержала. — От счастливой семейной жизни?
— Я думаю, нам нужно сделать перерыв в общении, — тихо сказал Андрей. — До тех пор, пока ты, мама, не поймешь, что была неправа, и не извинишься перед Элей и Ромой.
Виктория Олеговна резко встала.
— Прекрасно! Отказывайся от матери ради этой… этой женщины! — она схватила свою сумку. — Не ждите от меня извинений. Я сделала то, что считала нужным.
Она быстро вышла, хлопнув дверью. В комнате повисла тяжелая тишина.
— Я поговорю с ней, — сказала тетя Надежда. — Дайте ей время успокоиться.
— Это было неизбежно, — вздохнул Олег Михайлович. — Она никогда не допускала мысли, что может быть неправа.
После ухода гостей Эля и Андрей долго сидели молча, держась за руки.
— Мне жаль, что так получилось, — наконец сказал Андрей. — Я не думал, что она может зайти так далеко.
— Я не буду мириться с ней, — твердо сказала Эля. — Не после этого. Она пыталась уничтожить нашу семью. И она совершенно не раскаивается.
— Я и не прошу тебя мириться, — Андрей сжал ее руку. — Я на твоей стороне. На стороне нашей семьи. Всегда.
В своей комнате Рома играл с новой железной дорогой, подаренной дедушкой. Он не понимал всех нюансов взрослых проблем, но чувствовал, что его правда помогла защитить маму от несправедливости. И это было главное.
Виктория Олеговна вернулась домой, кипя от негодования. Она не могла поверить, что ее собственный сын выбрал сторону жены вместо нее. Войдя в дом, она сразу почувствовала гнетущую пустоту. Фотографии Андрея смотрели на нее с полок, напоминая о том, что она потеряла.
На следующее утро тетя Надежда появилась у нее на пороге.
— Вика, нам нужно поговорить, — сказала она, проходя в дом без приглашения.
— Если ты пришла защищать эту женщину, можешь уходить, — отрезала Виктория Олеговна.
Надежда покачала головой.
— Я пришла поговорить о тебе. О том, что ты рискуешь остаться совсем одна.
— Лучше одна, чем с предателями, — процедила Виктория Олеговна.
— Никто тебя не предавал, — мягко возразила Надежда. — Твой сын просто вырос и создал свою семью. Так и должно быть.
— Она забрала его у меня! — в голосе Виктории Олеговны прозвучала боль. — Он был таким внимательным сыном. А теперь…
— А теперь он счастливый муж и отец, — закончила Надежда. — И только от тебя зависит, будешь ли ты частью этого счастья.
Но Виктория Олеговна не желала слушать. Надежда ушла, пообещав вернуться, когда сестра будет готова к настоящему разговору.
Недели шли. Эля получила повышение в школе — ей предложили стать заведующей учебной частью в начальных классах. Андрей поддержал жену, гордясь ее успехами.
Виктория Олеговна узнала об этом от общих знакомых и почувствовала новую волну негодования. Она не могла понять, как ее сын позволяет жене строить карьеру, вместо того чтобы больше внимания уделять семье.
В День рождения Ромы Андрей решился позвонить матери.
— Мама, сегодня Роме исполняется пять лет. Мы устраиваем небольшой праздник. Хочешь приехать?
На другом конце провода повисла пауза.
— А твоя жена не будет против? — холодно спросила Виктория Олеговна.
— Эля согласна, что ты должна присутствовать на празднике внука, — терпеливо ответил Андрей. — Но мы ждем от тебя извинений. Не ради нас — ради Ромы.
— Мне не за что извиняться, — отрезала Виктория Олеговна. — Я делала то, что считала правильным.
— Даже если ты так думаешь, — голос Андрея стал твердым, — ты должна извиниться перед Ромой. Ты обвинила его во лжи, хотя он говорил правду.
Виктория Олеговна промолчала.
— Мама, я хочу, чтобы ты была частью нашей жизни, — продолжил Андрей. — Но на наших условиях. Прошу, подумай об этом.
Он повесил трубку, оставив мать наедине с ее мыслями.
День рождения Ромы прошел весело, с клоуном, воздушными шарами и большим тортом. Мальчик был счастлив, окруженный друзьями и родными, но иногда с грустью поглядывал на дверь, словно ожидая кого-то.
— Бабушка не придет? — спросил он отца перед сном.
— Бабушка сейчас немного обижена, — осторожно объяснил Андрей. — Ей нужно время.
— Она обиделась, потому что я сказал правду? — нахмурился Рома.
— Иногда взрослым трудно признать свои ошибки, — вздохнул Андрей. — Но ты всегда должен говорить правду, несмотря ни на что.
Рома кивнул, обнимая нового робота, подаренного дедушкой.
Через неделю после праздника Виктория Олеговна неожиданно появилась на пороге их квартиры. Эля открыла дверь и замерла, увидев свекровь.
— Андрея нет дома, — сухо сообщила она.
— Я пришла не к Андрею, — тихо сказала Виктория Олеговна. — Я пришла к Роме. И к тебе.
Эля молча пропустила свекровь в дом. Рома выглянул из своей комнаты и застыл, увидев бабушку.
— Здравствуй, Ромочка, — Виктория Олеговна попыталась улыбнуться. — Можно мне с тобой поговорить?
Мальчик нерешительно кивнул.
Они прошли в гостиную. Виктория Олеговна села на край дивана, выпрямив спину.
— Рома, я пришла извиниться, — сказала она. — Я была неправа, когда говорила, что ты придумал то, что видел. Ты говорил правду, а я солгала. И мне очень стыдно.
Рома внимательно посмотрел на бабушку.
— А почему ты солгала? — спросил он прямо, как умеют только дети.
Виктория Олеговна замялась.
— Иногда взрослые делают глупости, — наконец сказала она. — Особенно когда боятся потерять что-то важное.
— Ты боялась потерять папу? — догадался Рома.
— Да, — кивнула Виктория Олеговна, удивленная проницательностью ребенка. — Я боялась, что он больше не будет меня любить.
— Папа всегда будет тебя любить, — уверенно сказал Рома. — Ты же его мама. Я тоже всегда буду любить свою маму, даже когда стану большим.
У Виктории Олеговны дрогнули губы.
— Ты очень умный мальчик, Рома. Ты простишь свою глупую бабушку?
Рома подошел и обнял ее.
— Я не обижался, — просто сказал он. — Хочешь посмотреть мою новую железную дорогу?
— Обязательно, — кивнула Виктория Олеговна. — Но сначала мне нужно поговорить с твоей мамой.
Рома убежал в свою комнату, а Виктория Олеговна повернулась к Эле, стоявшей у стены со скрещенными на груди руками.
— Я не буду извиняться за то, что хотела защитить сына, — начала Виктория Олеговна.
— Тогда нам не о чем говорить, — Эля повернулась, чтобы уйти.
— Но я извиняюсь за то, как я это делала, — быстро добавила свекровь. — То, что я устроила с сережками… это было недостойно. И да, я признаю, что Андрей счастлив с тобой. И я больше не буду этому мешать.
Эля медленно повернулась обратно.
— Почему сейчас? — спросила она. — Что изменилось?
Виктория Олеговна вздохнула.
— За этот месяц я поняла, что рискую потерять не только сына, но и внука. Рома — удивительный ребенок. Мне будет больно не видеть, как он растет.
— Это не извинение, — заметила Эля.
— Ты права, — кивнула Виктория Олеговна. — Мне жаль, Эля. Правда жаль. Я была несправедлива к тебе с самого начала. И теперь я прошу прощения.
Эля долго смотрела на свекровь, словно оценивая искренность ее слов.
— Я не могу сказать, что все забыто, — наконец произнесла она. — Вы пытались разрушить мою семью. Это не то, что легко простить.
— Я понимаю, — тихо сказала Виктория Олеговна.
— Но ради Ромы и Андрея я готова попробовать начать сначала, — закончила Эля. — С чистого листа. Без претензий на контроль над нашей жизнью.
Виктория Олеговна медленно кивнула.
— Я согласна.
Когда Андрей вернулся домой, он с удивлением обнаружил мать, играющую с Ромой в гостиной. Эля коротко объяснила ему ситуацию.
— Она искренне раскаивается, — добавила она. — По крайней мере, в отношении Ромы.
— А в отношении тебя? — тихо спросил Андрей.
— Время покажет, — пожала плечами Эля. — Но я готова дать ей шанс.
Андрей обнял жену.
— Спасибо. Я знаю, это непросто для тебя.
Эля прислонилась к его плечу, наблюдая, как свекровь показывает Роме, как правильно выстраивать железнодорожные пути.
— Это путь, а не результат, — тихо сказала она. — Посмотрим, куда он нас приведет.
Виктория Олеговна подняла глаза и поймала взгляд невестки. Они обменялись сдержанными кивками — не дружеский жест, но признание начала нового этапа их отношений.
Рома счастливо улыбался, не вполне понимая сложность ситуации, но интуитивно чувствуя, что его мир становится более гармоничным. Его детская правда помогла взрослым найти свою.
Эля знала, что полного примирения со свекровью может никогда не случиться. Она не забыла попытку Виктории Олеговны разрушить ее семью и не была уверена, что когда-нибудь сможет полностью простить это. Но ради своего сына и мужа она была готова двигаться дальше, сохраняя бдительность, но давая шанс новым отношениям.
А Виктория Олеговна, глядя на играющего внука, впервые задумалась о том, что, возможно, счастье сына важнее ее представлений о том, какой должна быть его жизнь. Это было начало долгого пути к пониманию — пути, который она решила пройти, чтобы не потерять самое дорогое, что у нее было.