— Так, и что это у нас тут? — голос Валентины Алексеевны разрезал тишину кухни как нож.
Надя вздрогнула и резко обернулась. Она не слышала, как свекровь вошла в квартиру. Снова. Без стука, без звонка. Просто вошла с помощью своего ключа, словно в собственный дом.
— Здравствуйте, Валентина Алексеевна, — Надя попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой. — Я не ждала вас сегодня.
— А меня и не нужно ждать, девочка моя. Я мать Максима, мне не нужно приглашение, чтобы навестить сына, — Валентина Алексеевна, не снимая пальто, прошла прямиком к холодильнику и распахнула дверцу. — Так и думала! Ничего нормального! Одни полуфабрикаты! А этот соус уже неделю стоит, я помню. Выбрасывай!
Она достала баночку соуса и решительно направилась к мусорному ведру.
— Подождите! — Надя поспешила к ней. — Валентина Алексеевна, я только вчера купила этот соус. И он до следующего месяца годен.
— Меня не обманешь, я всё помню, — отрезала свекровь, но баночку на стол всё же поставила. — Что на ужин готовишь? Максим любит, чтобы горячее было, когда приходит с работы.
Надя сжала губы. Уже третий раз за неделю свекровь приходила именно тогда, когда Максима не было дома. Словно специально выбирала время.
— Сегодня паста с курицей, — ответила она, стараясь сохранять спокойствие.
— Паста? — фыркнула Валентина Алексеевна. — Это то, что ты называешь нормальным ужином для мужчины? Неудивительно, что он такой худой стал с тобой. Вот я в его возрасте отцу его всегда готовила что-то существенное. Мужчине нужно питаться правильно.
Надя молча продолжала нарезать овощи для салата. Спорить было бесполезно. Она пыталась уже десятки раз. Всё заканчивалось одинаково: Валентина Алексеевна изображала жертву, а потом жаловалась Максиму на “неуважение”.
— Я вчера суп сварила, сейчас принесу, — свекровь наконец сняла пальто. — Хоть нормально поест мой мальчик. Нечего эту гадость есть!
— Спасибо, но не стоит беспокоиться, — Надя попыталась возразить. — У нас полно еды.
— Какое же это беспокойство? Это моя забота. Мать должна заботиться о сыне. И невестку уму-разуму учить, если она хозяйничать не умеет.
Эти слова были сказаны с улыбкой, но Надя словно получила пощёчину. Три года. Три года она терпела эти “визиты заботы”, эти проверки, эти замечания. А что Максим? “Мама просто беспокоится”, “Мама хочет как лучше”, “Не обращай внимания, она всегда такая”.
— Надюша, ты сегодня какая-то тихая, — Максим поцеловал жену в щёку, усаживаясь за стол. — Что-то случилось?
— Твоя мама приходила, — Надя села напротив. — Опять без предупреждения.
— И что? — Максим наморщил лоб. — Она же часто заходит.
— Вот именно, что часто. Слишком часто, Максим. И всегда, когда тебя нет дома.
— Ну, у неё просто так получается. Она же на пенсии, время свободное, — он пожал плечами и принялся за еду. — М-м, вкусно. Это что, мамин суп?
Надя почувствовала, как внутри всё сжалось.
— Нет, это паста с курицей, которую я приготовила. Суп твоей мамы в холодильнике.
— А, — разочарованно протянул Максим. — Ну тоже неплохо. Хотя мамин суп… ты знаешь, никто так не готовит, как она.
Надя молчала. Что она могла сказать? Что устала от постоянного сравнения с его матерью? Что задыхается от этой “заботы”? Что ей обидно, когда муж каждый раз встаёт на сторону матери?
— Кстати, мама сказала, что твой пиджак выбросила, — как ни в чём не бывало продолжил Максим. — Ну тот, с оторванным карманом. Правильно сделала, он старый был уже.
Надя замерла с вилкой в руке.
— Что? Мой синий пиджак? Тот, что я на собеседования надеваю?
— Ну да, — Максим продолжал есть. — Она сказала, карман совсем оторвался. Нечего такое в шкафу держать. У тебя же есть другие.
— Максим, — Надя медленно положила вилку на стол. — Это был мой пиджак. Мой. Я сама решаю, что с ним делать. Карман я собиралась пришить. Это не её дело!
— Да ладно тебе, — нахмурился муж. — Что за шум из-за старого пиджака? Она же хотела как лучше.
— А две недели назад она выбросила мои босоножки. Помнишь? Те бежевые, с ремешками. Сказала, что подошва потрескалась, — голос Нади дрожал. — А месяц назад — мою любимую кружку с отколотым краем.
— Ну так правильно, — пожал плечами Максим. — Зачем хранить поломанные вещи?
— Потому что это МОИ вещи! — воскликнула Надя. — Моя кружка была всего лишь с маленьким сколом! А босоножки я собиралась отдать в ремонт!
— Тебе жалко каких-то старых вещей для моей мамы? — Максим отодвинул тарелку. — Она заботится о нас. Как маленькая, честное слово. Из-за какого-то хлама такой скандал закатывать.
Надя встала из-за стола.
— Дело не в вещах, Максим. Дело в уважении. Твоя мать приходит в наш дом, когда вздумается, роется в наших вещах, выбрасывает то, что считает ненужным, контролирует, что я готовлю, как убираю, и постоянно критикует меня за всё. А ты это поощряешь!
— Она просто помогает нам, — Максим тоже начал раздражаться. — Она одинокая женщина, ей нужно о ком-то заботиться!
— Так пусть заботится о тебе, когда ты к ней приходишь! Но здесь — мой дом! И я не хочу, чтобы она приходила сюда без приглашения!
— Наш дом, — поправил её Максим. — И она моя мать. Имеет право приходить.
Надя покачала головой и вышла из кухни. Спорить было бесполезно. Как и всегда.
Рабочая неделя вымотала Надю до предела. Проверки документации, квартальный отчёт, новое программное обеспечение, к которому никто не мог привыкнуть. В пятницу вечером, возвращаясь домой, она мечтала только об одном — упасть на диван и ни о чём не думать.
Максим прислал сообщение, что задержится — встреча с клиентами. Надя решила, что это даже к лучшему. Никаких разговоров, никаких претензий. Просто тишина и покой.
Она заказала пиццу — большую, с двойным сыром и пепперони, как любила. Редкое удовольствие, которое она позволяла себе, когда была одна. При Максиме — никогда. “Фастфуд — это вредно”, “Моя мама никогда не заказывает еду” и так далее.
Приняв душ и переодевшись в домашнее, Надя устроилась в гостиной с книгой. Звонок в дверь раздался именно тогда, когда она дошла до самого интересного момента. “Наконец-то пицца,” — подумала она, направляясь к двери.
На пороге стояла Валентина Алексеевна.
— Решила заглянуть, проверить, как вы тут, — с порога заявила свекровь, проходя в квартиру. — А где Максим?
— Задерживается на работе, — Надя почувствовала, как хорошее настроение улетучивается.
— Так и не накормила мужа? — покачала головой Валентина Алексеевна, снимая пальто. — Что ж, хорошо, что я зашла. Сделаю ему ужин.
— Не стоит, — Надя попыталась остановить её. — Я сама всё сделаю, когда он вернётся.
— Да уж конечно, — фыркнула свекровь, направляясь на кухню. — Ты же у нас занята. Книжки почитываешь, пока мужчина работает.
Звонок в дверь прервал назревающий конфликт. Надя пошла открывать.
— Добрый вечер! Пицца “Четыре сыра с пепперони”, — улыбнулся курьер.
— Да, спасибо, — Надя взяла коробку и полезла в карман за деньгами.
— Что это? — возглас Валентины Алексеевны заставил и Надю, и курьера вздрогнуть. — Ты пиццу заказала?! Опять эта неполезная еда! Вчера суп домашний принесла, а ты?!
Надя расплатилась и закрыла дверь за смущённым курьером.
— Валентина Алексеевна, это моя еда. Я для себя заказала.
— А как же Максим? Он придёт голодный, а ты пиццу ешь?
— Я приготовлю ему ужин, когда он вернётся, — терпеливо объяснила Надя. — А сейчас я хочу съесть свою пиццу и отдохнуть.
Она прошла на кухню и положила коробку на стол. Свекровь следовала за ней по пятам.
— Это же сплошной жир и соль! Ничего полезного! Неужели трудно приготовить нормальную еду?
Надя начала вынимать тарелки из шкафа, стараясь не реагировать на причитания свекрови. Она так устала. Всего лишь один вечер покоя — неужели это так много?
Валентина Алексеевна внезапно схватила коробку с пиццей.
— Нечего эту гадость есть! — и прежде чем Надя успела что-то сделать, свекровь открыла крышку мусорного ведра и швырнула туда пиццу.
Наступила тишина. Такая тишина, когда слышно, как бьётся сердце. Надя смотрела на свекровь, а та стояла с гордо поднятой головой, словно совершила подвиг.
— Вы… — голос Нади дрожал, — вы только что выбросили мою еду? Еду, которую я купила на свои деньги? Для себя?
— Это не еда, а отрава, — отрезала Валентина Алексеевна. — Вот, возьми суп из холодильника и разогрей. Это настоящая еда.
Что-то внутри Нади сломалось. Что-то, что держало её в рамках приличия и терпения все эти годы.
— Вон отсюда, — тихо сказала она.
— Что? — не поверила своим ушам свекровь.
— Вон из моей квартиры, — уже громче произнесла Надя. — И верните ключи. Сейчас же!
— Да как ты смеешь так разговаривать со мной?! — возмутилась Валентина Алексеевна. — Я мать твоего мужа!
— Вы — чужой человек, который врывается в мой дом без приглашения! Который выбрасывает мои вещи! Который указывает мне, что готовить, что есть, как жить! С меня хватит! Вон отсюда!
Валентина Алексеевна побледнела, схватилась за сердце.
— Ах, вот ты как с матерью мужа… Максим узнает!
— Пусть узнает! Пусть знает, что его мать выбрасывает мою еду! Выбрасывает мои вещи! Указывает мне, что делать в моём собственном доме!
В этот момент входная дверь открылась, и в квартиру вошёл Максим.
— Что здесь происходит? — он остановился на пороге кухни, глядя на раскрасневшуюся жену и побледневшую мать.
— Максимушка! — Валентина Алексеевна бросилась к сыну. — Она на меня кричала! Выгоняет меня из дома! А я всего лишь заботилась о вас!
— Надя, что происходит? — Максим нахмурился, обнимая мать.
— Твоя мать выбросила мою пиццу в мусорное ведро. Прямо при мне. Потому что решила, что я не должна это есть, — чеканя каждое слово, произнесла Надя.
— Но это же просто пицца, — недоуменно пожал плечами Максим. — Закажешь ещё.
— Дело не в пицце! — воскликнула Надя. — Дело в том, что твоя мать постоянно вмешивается в нашу жизнь! Она выбрасывает мои вещи! Она критикует то, как я готовлю, убираю, живу! Она приходит в наш дом без приглашения, когда тебя нет, и устраивает проверки! Я так больше не могу!
— Не говори ерунды, — Максим нахмурился. — Мама просто заботится о нас.
— Нет, она не заботится. Она контролирует. И тебя, и меня. Я требую, чтобы она вернула ключи от нашей квартиры.
— Это наш дом, и моя мать имеет право приходить, когда захочет!
— Нет, Максим, не имеет! Это НАШ дом! Мой и твой! И никто не имеет права приходить сюда без нашего приглашения!
— Ты что, не уважаешь мою маму? — Максим отстранился от матери и подошёл к Наде. — После всего, что она для нас сделала?
— А она уважает меня? — Надя почувствовала, как слёзы подступают к глазам. — Ты хоть понимаешь, как я устала от всего этого? От постоянного контроля, критики, вмешательства?
— Ты всё преувеличиваешь, — отмахнулся Максим. — Мама просто хочет помочь.
— Я не преувеличиваю! Она приходит, копается в наших вещах, выбрасывает то, что считает ненужным, лезет в холодильник, критикует мою еду, мою уборку, меня саму! А ты всё это поощряешь!
Валентина Алексеевна начала всхлипывать, прижимая руку к груди.
— Я только хотела как лучше… Я такая одинокая… После того, как твой отец нас оставил… У меня только ты и есть, сынок…
Максим снова обнял мать.
— Тише, мама, не плачь. Надя не это имела в виду, правда, Надя?
Надя молча смотрела на эту сцену. Всё повторялось снова и снова. Свекровь изображала жертву, Максим вставал на её сторону, а Надя в итоге оказывалась виноватой.
— Я сказала именно то, что имела в виду, — тихо произнесла она. — И я больше не собираюсь это терпеть.
Она вышла из кухни и направилась в спальню. Скинула домашнюю одежду, натянула джинсы и свитер, достала чемодан из шкафа.
Максим появился на пороге, когда она складывала одежду.
— Что ты делаешь?
— Ухожу. К родителям.
— Из-за пиццы?! Ты с ума сошла?
— Не из-за пиццы. Из-за неуважения. Из-за того, что три года я просила тебя поговорить с матерью, установить границы. Но ты всегда выбирал её сторону. Всегда! Скажи, Максим, ты когда-нибудь вставал на мою сторону? Хоть раз?
Максим не ответил, лишь сжал губы.
— Вот именно, — Надя закрыла чемодан. — Я ухожу.
— И куда ты пойдёшь? — усмехнулся Максим. — К своим родителям в их тесную квартирку? Или на съёмную квартиру, которую не сможешь оплатить со своей зарплатой?
Надя замерла. Она никогда не слышала от мужа таких слов. Таким тоном.
— Да, к родителям. И да, их квартира не такая просторная, как эта. Но там меня уважают.
Она взяла чемодан и направилась к выходу. Максим последовал за ней.
— Ты делаешь глупость, Надя. Подумай хорошенько.
— Я думала три года, Максим. Этого достаточно.
Она вышла из квартиры, не оглядываясь.
— Доченька, может, помиришься с ним? — мама Нади, Ирина Петровна, поставила перед дочерью тарелку с ужином. — Всё-таки муж… Как-то неправильно это.
Надя покачала головой. Прошло уже десять дней с тех пор, как она ушла от Максима. Десять дней без звонков, сообщений, извинений.
— Мама, я не могу так больше. Это не семья, а какой-то кошмар. Его мать контролирует каждый наш шаг, а он только поощряет это.
— Все свекрови такие, — вздохнула Ирина Петровна. — Просто нужно терпеть.
— Почему я должна терпеть неуважение? — возразила Надя. — Почему взрослая женщина приходит в мой дом, когда меня нет, и проверяет холодильник? Почему она выбрасывает мои вещи? Почему муж не может сказать ей, что это неприемлемо?
— Она мать-одиночка, одинокая женщина…
— И это даёт ей право вмешиваться в нашу жизнь? — Надя отодвинула тарелку. — Мама, ты не представляешь, как это. Каждый день — критика, проверки, недовольство. Каждый день — претензии. И муж, который всегда на её стороне!
Отец Нади, Николай Сергеевич, который до этого молча слушал, вдруг произнёс:
— Она права, Ира. Нельзя так относиться к невестке. И сын должен был защитить жену.
— Спасибо, папа, — Надя благодарно посмотрела на отца.
Телефон Нади зазвонил. На экране высветилось имя Максима.
— Возьми трубку, — настойчиво сказала мать. — Может, он одумался.
Надя колебалась, но всё же ответила.
— Алло?
— Надя, нам нужно поговорить, — голос Максима звучал напряжённо. — Я могу приехать?
Она не знала, что ответить. Часть её хотела увидеть мужа, поговорить, выяснить отношения. Другая часть боялась очередного круга обвинений.
— Хорошо, — наконец сказала она. — Приезжай.
Максим приехал через час. Родители Нади деликатно ушли в другую комнату, оставив их наедине в маленькой кухне.
— Как ты? — спросил Максим, не глядя ей в глаза.
— Нормально, — пожала плечами Надя. — А ты?
— Так себе, — он помолчал. — Надя, это глупо. Давай ты вернёшься домой, и мы забудем всю эту историю.
Надя смотрела на мужа и не узнавала его. Неужели этот человек, который даже не считает нужным извиниться, — тот самый парень, в которого она влюбилась когда-то?
— Что именно забудем, Максим? То, что твоя мать выбросила мою еду? Или то, что она выкинула мои вещи? Или то, что ты всё это поощряешь?
— Опять начинаешь? — он нахмурился. — Я думал, ты уже остыла и готова мыслить разумно.
— Разумно? — Надя горько усмехнулась. — Ты считаешь разумным то, что происходит в нашем доме?
— А что происходит? Мать помогает нам, заботится. А ты устраиваешь скандалы из-за пустяков!
— Пустяков? Максим, она приходит в наш дом, когда нас нет! Она роется в наших вещах! Она выбрасывает то, что считает ненужным! Она критикует всё, что я делаю! Это не пустяки, это неуважение!
— Она одинокая женщина.
— Это не даёт ей права вмешиваться в нашу жизнь! — Надя повысила голос. — Максим, неужели ты не понимаешь? Я не могу так больше. Мне нужен муж, который будет на моей стороне, который будет уважать меня, мои границы, мои чувства.
— Я уважаю тебя, — возразил Максим. — Но и мать свою я тоже уважаю.
— И поэтому всегда выбираешь её сторону? Даже когда она явно неправа?
— Она не неправа. Она просто заботится о нас.
Надя покачала головой. Всё было бесполезно. Он не слышал её, не хотел слышать.
— Знаешь, Максим, я думала, ты приедешь извиниться. Сказать, что поговорил с матерью, установил границы, забрал ключи. Но ты даже не считаешь, что был неправ.
— Потому что я не был неправ! — он стукнул кулаком по столу. — Это ты всё раздуваешь из мухи слона! Подумаешь, мама выбросила какую-то пиццу! Какие-то старые вещи! Это что, повод бросать мужа?!
— Дело не в пицце и не в вещах! Дело в уважении, Максим! В том, что я не чувствую себя в своём доме хозяйкой! В том, что твоя мать контролирует каждый аспект нашей жизни, а ты это поощряешь!
— Правильно мама говорила, что ты наглая, — процедил Максим, вставая. — Ты просто бессовестная. Я тебя вытащил из нищеты, дал тебе всё, а ты вот как отплатила!
Надя побледнела от таких слов.
— Вытащил из нищеты? — тихо переспросила она. — Вот как ты видишь наш брак?
— А как ещё? — Максим усмехнулся. — Думаешь, ты бы жила в такой квартире, если бы не я? Думаешь, ты бы могла позволить себе такую жизнь на зарплату бухгалтера?
— Уходи, — прошептала Надя. — Просто уходи.
— С удовольствием! — он направился к выходу, но у двери обернулся. — Когда одумаешься — звони. Может быть, я ещё приму тебя обратно.
После его ухода Надя сидела на кухне, не двигаясь. Внутри было пусто. Все чувства словно выключили. Остался только холодный, болезненный вакуум.
— Надюша, — отец осторожно заглянул на кухню. — Всё в порядке?
Она покачала головой.
— Нет, папа. Ничего не в порядке. Но будет. Я подаю на развод.
— Ты серьёзно настроена, я вижу, — Анна Викторовна, коллега Нади, разливала чай в кружки. Они сидели в маленькой кухне офиса во время обеденного перерыва. — И правильно делаешь.
— Ты думаешь? — Надя вздохнула. — Все вокруг говорят, что я сошла с ума. Бросить мужа из-за свекрови…
— Не из-за свекрови, — поправила её Анна. — Из-за неуважения. Из-за отсутствия поддержки. Из-за того, что он позволяет своей матери управлять вашей жизнью. Поверь мне, такие вещи не меняются.
— Мне так больно, Аня, — призналась Надя. — Я ведь любила его. Думала, что у нас настоящая семья.
— А он любил тебя? — серьёзно спросила Анна. — Или ему просто нужна была удобная жена?
Шесть месяцев пролетели как один день. Надя переехала на съёмную квартиру — маленькую, но уютную. Родители помогли с первым взносом, а повышение на работе позволило справляться с арендной платой. Развод прошёл на удивление гладко. Максим не стал затягивать процесс, хотя и отказался от личной встречи — всё общение шло через адвокатов.
В один из весенних дней, когда Надя возвращалась с работы, телефон зазвонил. На экране высветилось имя Максима. Она замерла на пороге своей квартиры, не решаясь ответить. За эти месяцы он ни разу не позвонил, не написал. И вот теперь…
— Алло? — наконец ответила она.
— Привет, Надя, — голос Максима звучал иначе, чем она помнила. Спокойнее, мягче. — Как ты?
— Нормально, — осторожно ответила она, открывая дверь и проходя в квартиру. — А ты?
— Тоже… нормально, — он помолчал. — Надя, можно с тобой встретиться? Поговорить.
Она колебалась. Зачем? О чём говорить теперь, когда всё кончено?
— Не знаю, Максим. Мне кажется, мы всё уже сказали друг другу.
— Пожалуйста, — в его голосе было что-то такое, чего она раньше не слышала. — Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Хорошо, — сдалась Надя. — Когда и где?
Они встретились в маленьком кафе в центре города. Надя пришла раньше, выбрала столик в углу, заказала чай. Когда Максим вошёл, она не сразу узнала его. Он похудел, осунулся, под глазами залегли тени. Но держался прямо, уверенно.
— Привет, — он сел напротив. — Спасибо, что согласилась встретиться.
Надя кивнула, рассматривая бывшего мужа. Странно, но она не чувствовала ни гнева, ни обиды. Только лёгкую грусть.
— Я слушаю, Максим.
Он глубоко вздохнул.
— Я хотел извиниться. За всё. За то, что не слушал тебя, не уважал твои чувства, твои границы. За то, что позволял маме вмешиваться в нашу жизнь. За те ужасные слова, которые сказал тебе при нашей последней встрече.
Надя молчала, глядя на него. Это было так неожиданно, что она не знала, что ответить.
— Ты была права, — продолжил Максим. — Во всём. А я был слеп и глух. Понадобилось потерять тебя, чтобы прозреть.
— Что произошло? — тихо спросила Надя.
— После нашего развода мама стала ещё больше контролировать меня. Приходила каждый день, готовила, убирала, проверяла мой холодильник, мои вещи. Сначала я думал, что это просто забота. Но потом… — он покачал головой. — Однажды я вернулся домой и обнаружил, что она выбросила мою коллекцию виниловых пластинок. Сказала, что это всё равно хлам, который занимает место. И тогда я понял, что ты чувствовала все эти годы.
Надя слабо улыбнулась. Эта коллекция была гордостью Максима, его страстью.
— Мы сильно поругались, — продолжил он. — Я впервые в жизни поставил ей границы. Забрал ключи, запретил приходить без приглашения. Она плакала, обвиняла меня в неблагодарности, говорила, что это всё твоё влияние. Но я уже видел правду. Видел, как она манипулирует, контролирует, не уважает мои границы, мои желания.
— И что теперь? — спросила Надя.
— Теперь мы встречаемся раз в неделю, у неё дома. Я прихожу в гости, мы обедаем, разговариваем. Как взрослые люди. С уважением к границам друг друга, — он помолчал. — Было непросто. Она сопротивлялась, плакала, обвиняла. Но постепенно поняла, что иначе может вообще потерять меня.
Надя кивнула. Она чувствовала странное облегчение — словно ноша, которую она так долго несла, вдруг исчезла.
— Я рада за тебя, Максим. Правда.
— Я многое понял, Надя, — он смотрел ей прямо в глаза. — О себе, о маме, о наших отношениях. И самое главное — я понял, как сильно я тебя обидел, как неправ был. Могу я надеяться… что когда-нибудь ты сможешь меня простить?
Надя задумалась. Могла ли она простить? Все эти годы унижений, контроля, неуважения?
— Я прощаю тебя, Максим, — наконец сказала она. — Но это не значит, что я готова вернуться.
— Я понимаю, — он кивнул. — И не прошу об этом. Хотя, не буду лгать, я скучаю по тебе. По нам. Но я уважаю твоё решение.
Они сидели в тишине, потягивая свои напитки. Странно, но это молчание не было неловким. Скорее… мирным.
— А что у тебя? — спросил Максим. — Как работа, как жизнь?
— Хорошо, — Надя улыбнулась. — Меня повысили до главного бухгалтера. Сняла квартиру, маленькую, но свою. Завела кота, — она рассмеялась. — Представляешь, он тоже рыжий, как ты.
— Правда? — Максим тоже улыбнулся. — Как назвала?
— Рыжик. Очень оригинально, правда?
Они рассмеялись, и на мгновение Наде показалось, что всё могло бы быть иначе. Что если бы он раньше понял, раньше прислушался…
— А личная жизнь? — осторожно спросил Максим.
Надя помедлила с ответом. Стоит ли говорить ему о том, что месяц назад она случайно встретила Антона, своего друга детства? О том, что они начали встречаться, и что впервые за долгое время она чувствует себя по-настоящему счастливой?
— Есть кое-что, — наконец сказала она. — Но пока рано говорить.
Максим кивнул, и в его глазах мелькнула грусть, но он быстро справился с собой.
— Я рад за тебя, Надя. Правда. Ты заслуживаешь счастья.
— И ты, Максим, — искренне сказала она. — Ты тоже его заслуживаешь.
Когда они прощались у входа в кафе, Максим неожиданно обнял её. Легко, без намёка на что-то большее. Просто как друг.
— Спасибо тебе, — прошептал он. — За всё. За то, что была со мной. За то, что пыталась достучаться. За то, что ушла, когда поняла, что это невозможно. Это был самый важный урок в моей жизни.
Надя обняла его в ответ, а потом мягко отстранилась.
— Береги себя, Максим.
— И ты себя береги, Надюша.
Она развернулась и пошла по улице, не оглядываясь. Странное чувство наполняло её — смесь грусти и облегчения, сожаления и надежды. Что-то закончилось, но что-то новое только начиналось. И впервые за долгое время Надя чувствовала, что действительно свободна. Свободна от чужого контроля, от чужих ожиданий, от необходимости соответствовать чужим стандартам.
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Антона: “Как насчет ужина сегодня? Я приготовлю твою любимую лазанью.”
Надя улыбнулась и ответила: “С удовольствием. И можно я принесу мороженое на десерт?”
“Конечно! Ты в своём доме можешь делать всё, что захочешь.”
Эти простые слова согрели её сердце. В своём доме. Там, где её уважают. Где её выбор имеет значение. Где она может быть собой.
Надя подняла глаза к небу. Весна была в самом разгаре, и впереди было лето — тёплое, яркое, полное новых возможностей. Её лето. Её жизнь. Наконец-то по-настоящему её.
