Звон хрустальных бокалов и аромат свежеиспеченных пирогов наполняли уютную гостиную Раисы Васильевны.
Воскресный семейный обед был в разгаре. За столом сидела сама хозяйка, ее сын Степан с женой Мариной, сваты и главная виновница оживления – семилетняя внучка Кристина, гостившая у бабушки уже вторую неделю.
На столе красовалась аппетитная тарелка с золотистыми котлетами, общее блюдо с салатом и ваза с нарезанными фруктами.
Кристина, маленькая шатенка с озорными глазами, явно считала себя центром вселенной. Она ковырялась вилкой в салате, вылавливая кукурузу.
– Бабуля, а почему огурчик хрустит? – вдруг спросила она, держа на вилке крупный кусок огурца.
– Потому что свежий, солнышко мое, – умильно ответила Раиса Васильевна, поправляя на голове Кристины бант. – Кушай на здоровье!
Девочка вместо того, чтобы положить огурец в свою тарелку, поднесла его ко рту, громко хрустнула, откусив половину, и… с явным баловством швырнула оставшуюся надкусанную половинку обратно в общую салатницу.
– Ой! – негромко ахнула Марина, успевшая увидеть это.
Степан нахмурился, отодвигая свою тарелку с салатом подальше от племянницы.
– Кристина! – строго, но сдержанно начала Марина. – Так делать нельзя! Надкушенную еду нельзя бросать обратно в общее блюдо. Это негигиенично и невежливо по отношению к другим. Клади в свою тарелку или не бери, если не уверена, что съешь.
Кристина с обидой надула губки и посмотрела на Раису Васильевну, ища защиты. Та лишь захихикала, прикрывая рот рукой.
– Ну что ты, Мариночка, придираешься? – проговорила свекровь, улыбаясь во весь рот. – Ребеночек играет! Какая гигиеничность? Слюнями не подавишься! В семье все свои! – она ласково потрепала Кристину по голове. – Правда же, солнышко? Ничего страшного!
Кристина, ободренная поддержкой бабушки, засияла и почувствовала вседозволенность.
– Вот видишь, тетя Марина! – заявила она победоносно. – Бабуля разрешает! Она сказала – слюнями не подавишься!
Степан тяжело вздохнул. Его лицо покраснело. Он обменялся с Мариной красноречивым взглядом – полным усталости и недоумения.
Марина сжала губы, понимая, что спорить с Раисой Васильевной сейчас бесполезно.
Они продолжили есть, но оба старательно обходили общую тарелку стороной, сосредоточившись на своих тарелках.
Когда подали фрукты, история повторилась. Кристина, выбрав самую крупную и блестящую виноградину, откусила от нее половину и скривилась.
– Кислая! – заявила она и, под смешки Раисы Васильевны, швырнула надкусанную ягоду обратно в вазу к остальным. – Пусть другие доедят!
Марина непроизвольно взглянула на своих родителей, которые с ошарашенным видом смотрели на все происходившее.
Это было уже слишком. Степан резко отодвинул стул в сторону. Звонко стукнула поставленная им на стол чашка.
– Мама! – его голос дрожал от сдержанного гнева. – Это уже переходит все границы! Это не игра! Это отвратительно! Кристина, немедленно извинись! Мы не будем есть фрукты, в которые ты плюешь!
В гостиной повисла тишина. Раиса Васильевна перестала смеяться. Ее улыбка сменилась обидой.
– Степан, как ты разговариваешь с матерью и с ребенком?! – начала она, но ее голос дрогнул. – Какие извинения? Она же маленькая! Ничего страшного не случилось! Ну бросила виноградинку, подумаешь… Мы же все родные! – добавила она и нервно поправила скатерть.
– Родные или нет, никто не обязан есть еду, побывавшую у кого-то во рту, мама! – твердо заявил Степан. – Это элементарные правила санитарии и уважения. Представь, если бы она так вела себя в чужом доме? Ее бы просто выгнали из-за стола! А ты тут хихикаешь и поощряешь все ее пакости!
– Я не поощряю! Я просто понимаю, что ребенок есть ребенок! – запротестовала Раиса Васильевна, но в ее голосе уже не было прежней уверенности.
Женщина украдкой взглянула на вазу с фруктами, от которой все теперь отодвинулись, – надкусанная виноградина лежала на самом верху. Марина тихо встала.
– Давай, Кристина, пойдем помоем ручки, – предложила она, пытаясь разрядить обстановку. – А потом, если хочешь, я дам тебе виноградинку в твою тарелочку, ладно?
Кристина, напуганная громким голосом дяди Степы и внезапной тишиной, молча кивнула и потянулась за рукой тети.
Обед был безнадежно испорчен. Свежие овощи и фрукты остались почти нетронутыми.
Тихий стук возвращающихся шагов нарушил гнетущее молчание. Марина и Кристина вернулись из ванной.
Девочка, хоть и притихшая после окрика дяди, все еще ерзала на стуле, ее глаза снова забегали в поисках объекта для шалости.
– Ну вот, все помыли ручки, – с натянутой бодростью произнесла свекровь, пытаясь вернуть подобие мира. – Кто хочет кофе с тортиком? Я специально “Прагу” купила!
Она поставила на стол большой торт, покрытый гладким шоколадным кремом и украшенный розочками из взбитых сливок.
Кристина, увидев торт, оживилась. Ее страх перед Степаном мгновенно испарился, сменившись любопытством и жаждой внимания.
Пока Раиса Васильевна резала торт на порции, девочка не сводила глаз с самой большой розочки в центре.
– Бабуля, а можно мне вот эту розочку? – протянула она руку, но не дождавшись ответа, ее указательный палец, еще чуть влажный, резко ткнул прямо в нежную белую вершину розы. Крем глубоко вдавился, облепив палец до первой фаланги.
– Кристина! Немедленно убери руку! Так нельзя! – воскликнула Марина, вскакивая с места.
Но было поздно. Кристина, с торжествующим и вызывающим взглядом, брошенным в сторону тети, медленно поднесла испачканный палец ко рту и громко, с преувеличенным чавканьем, стала слизывать сладкий крем.
– Фу! – вырвалось у кого-то из сватов.
Раиса Васильевна замерла с ножом в руке. На ее лице мелькнуло что-то вроде понимания, что девочка перешла черту, но привычка защищать внучку оказалась сильнее.
Она махнула рукой, пытаясь сгладить ситуацию смешком, который прозвучал фальшиво и нервно.
– Ой, ну что вы все опять? Ну ткнула пальчиком! Ребенок же! – затараторила она, избегая встречных взглядов. – Ничего страшного! Сейчас срежу этот кусочек, и все! Кристиночка просто любопытная! Все дети так делают! Правда, солнышко? – она потянулась, чтобы приобнять внучку, но Кристина, увлеченно облизывая палец, даже не посмотрела на бабушку.
– Все дети не гадят в общий торт, мама! – голос Степана прозвучал не громко, но с такой ледяной твердостью, что даже Кристина остановилась, палец замер у рта. – Это уже не любопытство. Это осознанное хамство и полное отсутствие воспитания, которое ты же и поощряешь.
Степан встал, отодвигая стул без лишнего шума. Его лицо было бледным, глаза горели холодным гневом.
– Марина, собирайся. Мы уходим. Тесть и теща (он кивнул в сторону сватов), простите за этот… цирк. Мама, пока ты не перестанешь покрывать и поощрять такое поведение, мы не будем приходить к тебе. И Кристину в нашем доме я видеть не хочу, пока она не научится элементарным правилам приличия.
Марина, бледная, с подрагивающими губами, молча кивнула. Ее взгляд, полный немого упрека и горького “я же говорила”, встретился с растерянным взглядом свекрови.
Родители женщины поспешно поднялись, бормоча что-то невнятное о том, что им тоже пора.
– Степа… Сыночек… Подожди… – Раиса Васильевна сделала шаг к нему, но ее голос сорвался.
Женщина увидела не гнев, а отвращение и непреклонную решимость в глазах сына.
Кристина, наконец осознав, что ее “победа” обернулась катастрофой, громко захныкала, вытирая липкую руку о скатерть.
Однако на нее уже никто не обращал внимания. Степан и Марина молча вышли из гостиной.
За ними, кидая смущенные взгляды на испорченный торт и плачущую Кристину, последовали сваты.
Раиса Васильевна проводила их растерянным взглядом, искренне не понимая, почему все решили уйти.
Ее взгляд упал на тортик, где была видна ямка от детского пальца, а рядом, на скатерти, расплывалось жирное кремовое пятно.
– Не плачь, детка! – обратилась она к Кристине. – Ешь тортик… сколько хочешь и как хочешь…
Степан и Марина больше не приезжали к женщине, если узнавали, что там будет невоспитанная племянница.
Сваты тоже отстранились и на все приглашения Раисы Васильевны отвечали отказом.
