Стефания стояла у окна и смотрела, как внизу, в саду, резвятся их собаки. Алексей и Маша-погодки, уже вовсю шумели на кухне, собираясь в школу.
В дверном проеме кухни возник силуэт Дмитрия. Высокий, крепкий, с уставшими глазами после ночной вахты, он казался скалой, о которую всегда можно было опереться.
Двенадцать лет вместе, и Стефания до вчерашнего дня была полностью уверена в том, что их не сможет ничто разлучить.
— Кофе? — спросила она, протягивая ему кружку.
— Спасибо, — его пальцы на миг коснулись ее пальцев.
Стефания почувствовала, как в желудке все сжалось холодным комом. Она знала, о чем он будет говорить.
Незаконченный разговор повис в воздухе еще с вечера. Дети быстро выскочили на улицу — их ждал школьный автобус.
Дверь захлопнулась, и в доме вдруг стало непривычно тихо. Дмитрий тяжело вздохнул и поставил недопитую кружку на стол.
— Стеша, нам нужно поговорить.
— Говори, — она обернулась к мойке, делая вид, что смывает с тарелок крошки. Ей было страшно смотреть на мужа.
— Я общался с соседкой мамы Татьяной Ивановной. Она опять мне звонила, — он помолчал, собираясь с мыслями. — Говорит, что мама совсем сдала. Вчера забыла выключить газ, чайник сгорел. Чудом не устроила пожар. Ходит по квартире, бормочет, плачет. Убираться не может, готовить — тем более. Старость, что тут скажешь…
— Разве за ней не должна быть закреплена соцработница? — без всякой надежды спросила Стефания.
— Отказывается открывать дверь. Говорит, что та хочет ее отравить. Татьяна Ивановна кормит маму, как может, но она же тоже уже не молодая, и звонит мне, говорит, что мы ироды – бросили старуху одну.
В его голосе послышалась боль и беспомощность. Он был зажат в тиски между долгом и реальностью.
Стефания знала, что его совесть — это и его главное достоинство, и его проклятие.
— Дима, мы же пытались, — голос женщины дрогнул. — Мы уговаривали ее переехать сюда. Помнишь эти три недели ада? Помнишь, что она говорила нам? “Сыро, жарко, соль разъедает легкие, дети дикие, вилкой стучат”. Я не виновата, что она ненавидит море! Мы же и в частный пансионат пытались ее устроить, и что было? Истерики по телефону по десять раз в день: “В тюрьму сдали, палачи, в могилу хотите меня уложить?” Ты сам же тогда сказал, что не выдерживаешь…
— Я знаю, — он прошелся по кухне, крепко сжимая пальцы. — Я все помню, но она одна. Ей — уже за восемьдесят. И кроме меня, у нее никого нет. И… соседка права. Мы ее бросили…
В воздухе повисло слово, которое Стефания боялась услышать больше всего на свете.
— Что ты предлагаешь? — прошептала она, уже заранее зная ответ на свой вопрос.
Дмитрий остановился напротив Стефании. Его лицо было искажено мукой и болью.
— Нам придется переехать с детьми на Урал. Пока… пока не определимся с другим вариантом. Я не могу бросить работу. Вахта — это все наши деньги. Но я буду приезжать чаще, как только буду иметь возможность. А там… посмотрим. Может, уговорим ее на сиделку…
Стефания закрыла глаза. Перед ними поплыли красные круги. Весь ее мир — светлый, пахнущий морем дом, сад, который она своими руками растила из голой земли, школа детей, их друзья, ее подруги, море, ставшее частью души — все это рухнуло в одно мгновение.
Ее жизнь превращалась в одну сплошную “обязанность”. Долг перед женщиной, которая всегда ненавидела ее, которая называла ее “городской дрянью, обузой для сына”, которая никогда не интересовалась жизнью внуков.
— То есть, ты принял решение без меня? — голос ее зазвучал чуждо. — Просто поставил перед фактом? Мы должны бросить все здесь и ехать в чужой город, в ее душную двушку, чтобы ухаживать за человеком с деменцией, который обещал проклинать меня до конца своей жизни? И ухаживать за ней я буду одна, пока ты будешь на вахте?
— Стеша, я не вижу другого выхода! — взорвался Дмитрий, в голосе которого впервые зазвучала отчаянная злость. — Ты хочешь, чтобы я сказал: “Извините, Татьяна Ивановна, но у меня своя жизнь”? А потом получил звонок из МЧС, что мама устроила пожар и сгорела сама или соседей подпалила? Ты думаешь, я сплю спокойно после звонков соседки? Я не сплю!
— А я? Ты думаешь обо мне, о наших детях? Они привыкли здесь! У них друзья, школа, море… Алексей пошел в яхт-клуб! Маша в художественной школе делает такие успехи! Я… я наконец-то почувствовала, что у меня есть своя жизнь, а не только быт! А теперь я должна все это бросить и стать сиделкой? Один на один с ней? Ты знаешь, что значит ухаживать за больным с деменцией? Это круглые сутки крики, бреда, агрессии, уборки нечистот! Это конец всему! Конец нам и нашей семье!
— Ты думаешь, я не знаю?! — закричал Дмитрий, сжимая кулаки. — Ты думаешь, я хочу этого? Я ненавижу эту ситуацию, но она моя мать! Я не могу по-другому поступить…
Супруги стояли друг напротив друга, разделенные пропастью долга, вины и отчаяния.
Любовь, которая всегда была их опорой, вдруг затрещала по швам под давлением невыносимой реальности. Стефания без сил опустилась на стул. Рыдания душили ее.
— Я не могу сказать тебе “нет”, — выдохнула она, всхлипывая. — Потому что я люблю тебя и потому что если бы это был мой отец, я бы, наверное, тоже… Но я так боюсь, Дима. Мне так страшно. Это убьет меня.
Мужчина подошел к жене и опустился перед ней на колени. Его плечи содрогнулись.
— Прости. Прости меня, Стеша. Я не знаю, что делать. Я и сам будто бы в ловушке нахожусь…
Спустя несколько часов, когда первые эмоции немного улеглись, они снова заговорили.
Теперь это были не крики, а тихие, вымеренные переговоры об условиях капитуляции.
— Хорошо, — сказала Стефания глухо. — Я согласна, но у меня есть условия. Я не буду жить с ней в одной квартире. Это ад и для детей, и для меня. Мы должны снимать отдельное жилье с обязательными разными комнатами для детей. Я не знаю, на сколько мы там застрянем…
Дмитрий молча кивнул в ответ жене, мысленно прикидывая предстоявшие расходы. Аренда в чужом городе плюс содержание жены и детей.
— И второе, — голос ее окреп. — Дети каждое лето должны возвращаться сюда, домой. Они должны помнить, что у них есть дом.
— Конечно, — согласился мужчина. — Я все сделаю…
— Ты не сможешь, — Стефания покачала головой с горькой улыбкой. — Ты будешь работать, мы будем видеться раз в полгода, если повезет, конечно.
Дмитрий не стал спорить. Женщина была права. Через неделю начались сборы. Стефания механически упаковывала вещи, словно хороня свою жизнь в картонных коробках.
Она отвезла собак друзьям на передержку, забрала документы детей из школы, объяснилась с учителями.
Маша и Алексей ходили подавленные. Никто из них не хотел уезжать в другой город.
Свекровь приняла родственников с негодованием и сразу же указала им на дверь.
— Я вас не звала, особенно тебя, — она ткнула скрюченным пальцем в сторону Стефанию. — И даром ты мне тут не нужна.
Супруги растерянно переглянулись. Они поменяли свою жизнь, чтобы ей помочь, а она еще была недовольна.
— Мама, кто-то должен за тобой ухаживать! — строго проговорил Дмитрий.
— За мной Татьяна присматривает…
— Ну она же не может постоянно это делать, — стал объяснять матери сын.
— Почему не может? Я на нее свою квартиру переписала, — неожиданно огорошила его Полина Максимовна.
— Что? — мужчина изменился в лице. Об этом нюансе соседка предпочла умолчать.
— Да, мы с ней так договорились, — с уверенностью стала твердить женщина.
Чтобы все прояснить, Дмитрий пошел к Татьяне Ивановне. Однако та сходу стала отрицать момент с квартирой.
— Твоя мать точно сошла с ума, не слушай ты ее, — уверяла пожилая женщина.
Мужчина не знал, кому верить, поэтому решил проверить, на кого записана квартира матери.
Оказалось, что два месяца назад Полина Максимовна переписала ее на Татьяну Ивановну.
Возмущенный Дмитрий поспешил с разборками к соседке матери. Но та изобразила искреннее удивление.
— Так вы будете смотреть за мамой или нет?
— Буду, я не знала ничего про квартиру, — соврала женщина. — Если уж так, то да… Ты на нее претендовать не будешь?
— Нет, — Дмитрий покачал головой соседка, понимая, что соседка просто хотела проехаться на чужом горбу и получить квартиру, пусть и не в Москве, но стоящую около полутора миллиона.
Мужчина поговорил со Стефанией, и они приняли решение вернуться к своей привычной жизни. Пусть даже, если ценой станет двухкомнатная квартира матери.
