— Ну ты и мать… всё в последний момент. С тобой хоть раз можно спокойно собраться?
Наталья замерла у шкафа, держа в руках белую блузку Алисы. Андрей лежал на диване с телефоном, даже не поднимая головы. Его голос звучал равнодушно, будто он комментировал погоду.
— Пенал забыла положить, — пробормотала она, вешая блузку обратно в шкаф.
— Конечно забыла. Как всегда.
Алиса стояла в дверях комнаты в школьной форме, портфель на плече. Девочка переводила взгляд с мамы на папу, будто не знала, кому верить. Наталья перехватила этот взгляд и натянуто улыбнулась:
— Мы всё успеем, зайка. Пенал на кухне на столе лежит.
Андрей фыркнул, не отрываясь от экрана. Наталья проводила дочь до двери, поцеловала в лоб и закрыла замок. В тишине квартиры его слова эхом отдавались в голове. Когда-то он называл её «самой надёжной». Говорил, что с ней можно планировать будущее. А теперь…
Она прошла на кухню, начала убирать со стола крошки после завтрака. Движения машинальные, отработанные. Андрей появился в дверях, уже одетый.
— Рано не жди. У Сергея день рождения.
— Хорошо.
— И ужин нормальный сделай. Не как вчера.
Дверь хлопнула. Наталья сжала губку для мытья посуды. Вчера она готовила борщ три часа. Он съел молча, ни слова не сказал. А теперь — «не как вчера».
Вечером зазвонил телефон. На экране — «Мама».
— Наташенька, как дела? — голос Валентины Степановны был тёплым, заботливым.
— Всё нормально, — ответила Наталья, вытирая руки кухонным полотенцем.
— Что-то ты устало говоришь. Может, на выходные приедете? Алисочке тут хорошо, в саду яблоки поспели.
Наталья представила себе мамин дом, запах пирогов, Алису, бегающую по двору. Хотелось сказать «да» сразу, не раздумывая.
— Не получится. Дел по дому полно, уроки с Алисой, уборка…
— Наташа, ты слишком много на себя берёшь. Дай себе передохнуть.
— Да нет, мам, всё в порядке. Просто дел много.
После разговора она села на кухне у окна. Во дворе горели фонари, освещая пустую детскую площадку. Силы уходили, будто кто-то выдергивал из неё провода один за другим. Хотелось лечь и не вставать. Но завтра снова сборы, завтрак, работа, ужин. И послезавтра тоже.
Через два дня они принимали гостей. Наталья с утра готовила: курица в духовке, три салата, нарезка. На столе — белая скатерть, бокалы, хлеб в корзинке. Она суетилась между кухней и гостиной, подкладывала салфетки, поправляла вилки.
Андрей сидел во главе стола, рассказывал коллегам анекдот. Сергей со своей женой Леной, ещё двое знакомых. Все смеялись, подливали вино. Наталья поставила на стол салат с курицей и сыром — делала его впервые, по рецепту из интернета.
Андрей попробовал, прожевал, криво усмехнулся.
— Ну вот опять — как в столовке. Кто это есть будет?
За столом повисла тишина. Лена неловко отложила вилку. Сергей кашлянул. Кто-то хмыкнул. Наталья почувствовала, как лицо горит от стыда.
— Забираю, сейчас что-то другое принесу, — пробормотала она, натягивая улыбку.
Подхватила миску и унеслась на кухню. Руки дрожали. Стояла у мойки, держась за край столешницы. Из гостиной доносился смех — жизнь продолжалась, будто ничего не произошло.
Сергей появился в дверях с пустой тарелкой.
— Да нормальный салат, Андрюх, — сказал он, обращаясь к залу.
— Да я шучу! — отозвался Андрей. — У неё чувство юмора пропало совсем.
Наталья кивнула Сергею, взяла у него тарелку. Из детской комнаты выглянула Алиса — она раскладывала карандаши на столе и прислушивалась к голосам. Девочка посмотрела на маму вопросительно. Наталья показала ей большой палец — мол, всё хорошо. Алиса скрылась за дверью.
Холод разливался в груди, медленно, как чернила в воде. Теперь унижение происходило при всех. При людях, которые завтра разойдутся и будут помнить. При дочери, которая слышала каждое слово.
На следующий день Андрей пришёл с работы мрачнее тучи. Швырнул куртку на стул в прихожей, прошёл на кухню.
— Ну хоть суп могла сварить, я с ног валюсь!
Алиса сидела за столом с тетрадками, чертила что-то карандашом. Вздрогнула, когда папа повысил голос.
— Начальник совсем крышу снёс! Проект переделывать заставляет! — Андрей открыл холодильник, хлопнул дверцей. — А тут даже поесть нечего нормально!
Наталья молча достала кастрюлю, поставила на плиту. Включила конфорку.
— Пельмени сварю. Десять минут.
— Пельмени! Замечательно. Я как собака целый день ошиваюсь, а дома — пельмени.
Алиса сгорбилась над тетрадью, будто хотела спрятаться. Наталья села рядом с ней, заглянула в задачник.
— Что проходите? Таблицу умножения? — тихо спросила она дочь.
— Мам, а почему папа всегда злой? — прошептала девочка.
— Он устал просто. Работа тяжёлая.
Через полчаса Андрей подошёл к ней, пока она мыла посуду. Положил руку на плечо.
— Прости, нервы. Ты же знаешь, я не со зла. Просто накипело.
Наталья кивнула, не оборачиваясь. Внутри только пустота — ни злости, ни обиды. Просто серая, вязкая пустота.
— Понимаю.
— Завтра наверное уволюсь нафиг. Найду что-то поспокойнее.
Он говорил это уже месяц. И месяц назад. И полгода назад. Увольнялся, находил новое место, а через время снова приходил раздражённый и срывался на первом попавшемся. На недоваренной каше. На немытой чашке. На ней.
Поздним вечером, когда Андрей заснул, а Алиса делала уроки в своей комнате, Наталья села на кухне с телефоном. Листала старые записи, фотографии, видео. Пальцы скользили по экрану машинально, без цели.
Вдруг наткнулась на видео двухлетней давности. Она сама смеётся с сестрой и мамой на даче, показывает что-то рукой, глаза живые, полные света. Лицо открытое, без этой постоянной настороженности. Голос звонкий, уверенный.
Наталья поднесла телефон ближе к лицу. Кто эта женщина на экране? Когда она исчезла?
Слёзы потекли сами, горячие, неожиданные. Она стёрла их ладонью и пошла на кухню ставить чайник. Эти привычные движения — взять чашку, насыпать заварку, дождаться закипания — казались единственным способом не развалиться окончательно.
Через несколько дней Наталья робко напомнила Андрею:
— Слушай, а у нас же скоро годовщина свадьбы. Может, куда-нибудь сходим?
Он даже не поднял глаз от телевизора.
— Какая годовщина? Сейчас не до праздников. Денег нет лишних.
— Да не в ресторан… просто прогуляться вечером. Или в кино.
— Некогда мне. Работы по горло.
Наталья стояла за его спиной, смотрела на экран, где мелькали какие-то футболисты. У неё в горле стоял комок.
Вечером позвонила подруга Лена.
— Наташ, привет! Как дела? Давай завтра в кафе встретимся, поболтаем. Сто лет не виделись!
Наталья уже хотела обрадоваться, согласиться, но Андрей поднял голову и покачал её.
— Не получится, Лен. Дел много, Алисе с математикой помогать надо.
— Да ладно, пару часов найдёшь! Мы же подруги!
Андрей громко сказал с дивана:
— Сиди дома. У Алисы уроки не сделаны, ужин кто готовить будет? Развлечения у неё нашлись.
Наталья сжала телефон.
— Не получится, Лен. Извини.
После разговора она положила телефон экраном вниз и долго смотрела в окно. В голове прокручивались последние годы — сколько раз она говорила «не получится». Подругам, коллегам, даже маме. Круг сужался постепенно. Сначала подруги перестали звать — зачем, если всегда отказы? Потом коллеги. Теперь и семья казалась далёкой.
В субботу они пошли в супермаркет за продуктами. Наталья толкала тележку, Алиса шла рядом, разглядывала яркие упаковки. Они дошли до отдела соков, и Наталья положила пакет яблочного — Алиса любила.
Андрей резко обернулся:
— Ты вообще думаешь?
— Это для Алисы…
— Для Алисы! А денег итак нет, завтра коммуналку платить! Компот дома завари!
Он толкнул тележку так, что пакет сока вывалился на пол. Наталья наклонилась поднять, лицо горело. Несколько покупателей обернулись, кто-то осуждающе покачал головой. Пожилая женщина у соседней полки посмотрела с сочувствием.
— Извините, — пробормотала Наталья, возвращая сок на полку.
Алиса взяла её за руку, сжала маленькими пальцами. Хотелось провалиться сквозь землю. Андрей уже шёл дальше, будто ничего не произошло, выбирал хлеб.
Дома повисла тяжёлая тишина. Алиса села за стол, достала тетради. Наталья надела пижаму, присела рядом с дочерью — проверять домашнее задание. Девочка старательно выводила буквы, показывала маме каждое слово.
— Правильно написала?
— Да, молодец. Красиво получается.
Андрей включил телевизор, прибавил громкость. Потом резко повернулся к ним:
— Ты вообще бесполезная. Ни нормального ужина, ни толку от тебя никакого.
Алиса замерла над тетрадью. Ручка дрогнула в её руке.
— Дочка вечно голодная, уроки сама за неё делаешь. Ты хоть что-то умеешь делать нормально? У тебя всё наперекосяк.
Наталья почувствовала, как внутри всё сжимается в тугой узел. Алиса испуганно посмотрела на неё. Нужно было что-то сказать, защитить ребёнка от этих слов.
— Пиши, милая, — тихо сказала она дочери. — У тебя хорошо получается.
— Вот и растишь из неё такую же, — бросил Андрей. — Безрукую и слабую.
Алиса всхлипнула. Буквы в тетради поплыли. Наталья обняла дочь за плечи, прижала к себе.
— Всё хорошо, зайка. Ты умная, красивая девочка.
Андрей фыркнул и прибавил звук телевизора ещё громче.
Наталья больше не ответила. Всё внутри сжалось — стыд, злость, боль, но главное — ясность. Впервые за долгие месяцы мысль об уходе стала не страшной фантазией, а чёткой, твёрдой необходимостью. Почти как приказ самой себе.
Она не могла позволить, чтобы Алиса росла в этом доме. Чтобы девочка думала, что так должны разговаривать мужчины с женщинами. Чтобы дочь училась прятаться, извиняться за своё существование, быть благодарной за крошки внимания.
Когда Алиса заснула, Наталья сидела на кухне и составляла план. Документы, вещи, деньги. Тётя Лидия в пригороде — она поймёт, не станет расспрашивать. Там можно переждать первое время.
Руки дрожали, но решение было принято.
Глубокой ночью Наталья тихо встала с дивана. Из спальни доносилось тяжёлое дыхание Андрея — в последнее время они спали раздельно всё чаще. Она прошла в прихожую, достала из антресолей старую спортивную сумку. Документы, детские вещи, немного своей одежды. Руки дрожали, но движения были чёткими — всё было решено окончательно и безоворотно.
Сердце стучало так громко, что казалось — он услышит. Но из спальни доносилось всё то же ровное, тяжёлое дыхание.
Наталья разбудила Алису шёпотом:
— Алис, вставай. Нам надо уехать.
Девочка сонно кивнула, привыкшая слушаться маму. Быстро натянула куртку, взяла любимую игрушку. В прихожей Наталья накинула пальто, прижала дочь к себе и тихо открыла дверь.
Такси ждало у подъезда — она вызвала заранее, предупредила, что поедут с ребёнком. Водитель молча помог загрузить сумку. Когда машина тронулась, Наталья ещё раз посмотрела на тёмные окна квартиры и впервые за долгое время почувствовала: да, она смогла.
Утром они были у тёти Лидии в пригороде. Маленький дом с кружевными занавесками, запах чая и свежих оладий. Лидия, сестра покойного отца, не стала расспрашивать — просто обняла, усадила за стол.
— Ты отдыхай, выспись как следует, — сказала она, наливая Алисе какао. — Я с девочкой позанимаюсь.
Наталья впервые за долгие месяцы позволила себе лечь днём и закрыть глаза. Она спала почти до вечера, а проснувшись, услышала смех дочери из сада. Алиса качалась на старых качелях, тётя Лидия мела двор.
Слёзы подступили, но это были другие слёзы — облегчения, освобождения.
Через несколько дней Наталья решилась на онлайн-психотерапию. Сидела на кухне с кружкой чая, на экране планшета — спокойный женский голос психолога. Сначала слова не шли, горло сжималось.
— Расскажите, что привело вас ко мне.
— Я… я так долго жила чужой жизнью, что перестала понимать, кто я сама.
Слова прорвались наружу — про унижения, про страх, про то, как она постепенно теряла себя. Слёзы текли, но впервые ей было не стыдно плакать. Наоборот — будто её наконец услышали.
После обеда началось. Объявился Андрей и начал буквально заваливать звонками и сообщениями. Сначала писал коротко: «Вернись». Потом угрожал: «Заберу Алису через суд». Потом умолял: «Я всё осознал, дай шанс». Наталья отключала звук телефона.
На следующий день Наталья долго обдумывала, что делать дальше. Вечером они пили чай на веранде, и вдруг она поделилась с тётей:
— Я, наверное, скоро съеду. Нашла комнату в городе.
— Главное, чтобы тебе было хорошо, — спокойно ответила Лидия. — Останься хоть ещё недельку, я только к Алисочке привыкла.
Наталья улыбнулась:
— Спасибо, тёть… но мне уже пора начинать всё сначала, но уже не наступая на те же грабли.
Через неделю Наталья устроилась в зоомагазин. Первые дни были тяжёлыми — она путалась в названиях кормов, руки дрожали, когда доставала тяжёлые мешки. Казалось, все замечают её неуверенность. Столько лет прошло после практики, которую она проходила во время учёбы, за это время столько всего поменялось — разных кормов и незнакомых названий, голова шла кругом.
Но хозяйка, Анна Петровна, только подбадривала:
— Ты же ветеринар по образованию, тебе проще разобраться, чем нам.
Эти слова впервые за долгое время вселили в неё уверенность. Да, она ветеринар. Она умеет работать с животными, понимает их потребности. Она не бесполезная.
Через две недели пришла первая зарплата — немного, но эти деньги были нужны как глоток воздуха. Наталья купила Алисе новую школьную курточку, а часть денег отложила — нужно было отдать тёте долг за аренду съёмной квартиры. По дороге домой дочь взяла её за руку:
— Мам, ты сегодня такая весёлая.
Наталья улыбнулась. В этой зарплате было больше свободы, чем во всех «подарках» от Андрея.
На следующий день коллега Светлана, женщина за пятьдесят, налила чай из термоса и сказала:
— Животные всегда чувствуют добро. Ты у нас приживёшься.
Наталья рассмеялась — впервые искренне.
В воскресенье, гуляя с Алисой в парке, она встретила Марину — однокурсницу, с которой проходила практику в ветклинике.
— Наташ, я тебя не узнала… ты изменилась, прямо светишься, — сказала Марина.
Наталья смутилась, но внутри почувствовала — это правда.
Вечером пришло длинное голосовое сообщение от Андрея. Сбивчивые оправдания, слёзы в голосе, просьбы вернуться. Наталья слушала и впервые не чувствовала ни боли, ни страха — только спокойствие.
Потом открыла блокнот и написала список планов: пройти курсы по грумингу, съездить с Алисой к морю, накопить на собственную квартиру.
Поздним вечером она задержалась в зоомагазине, помогала закрывать смену. Когда погасили свет, в витрине отразилось её лицо — усталое, но спокойное. На секунду стало горько за потерянные годы.
В дверь заглянула Алиса с портфелем — школа была рядом с работой:
— Мам, пошли домой, я тебе новый стих расскажу.
Наталья сняла рабочий фартук, улыбнулась дочери:
— Пойдём.
В её голосе звучала новая твёрдость — та, что рождается, когда наконец выбираешь себя. Она больше не была той женщиной, которая извинялась за своё существование. Теперь она была матерью, которая показывала дочери, что уважение к себе — не роскошь, а необходимость.
