Глава 1: Упрёки в пустоте
Олег с шумом бросил портфель на диван, и этот звук заставил Марину вздрогнуть. Она стояла у раковины, сжимая мокрую тряпку. Кухня была в беспорядке: крошки на полу, корзина с бельем в углу. День прошел в суете — собрание в школе, поликлиника для Миши, магазин. На уборку времени не хватило, и теперь, глядя на хмурое лицо мужа, она чувствовала, как внутри нарастает вина.
— Ты на себя в зеркало смотрела? — Олег снял пиджак, бросив его на стул. Его голос был резким. — Вера сегодня на совещании была — как с обложки. А ты? — Он кивнул на ее выцветший халат. — Тебе что, плевать, как ты выглядишь?
Марина опустила взгляд на свои руки — красные от воды, с короткими ногтями. Халат, когда-то голубой с ромашками, давно потерял вид. Она хотела сказать, что ей некогда, что она устала, но слова застряли. Вместо этого она пробормотала:
— Я весь день с Мишей… Собрание, потом поликлиника…
— Собрание! — Олег перебил, шагнув ближе. — А дома бардак! Я пашу, чтобы вы жили, а ты полы помыть не можешь?
Марина сжала тряпку сильнее. Ей хотелось крикнуть, что она тоже устает, что Миша болел, и она не спала полночи. Но она знала: это только разозлит Олега. Он считал свою работу «настоящей», а ее дела — ерундой.
— Вера тоже работает, — продолжал он. — И карьеру строит! А еще выглядит так, что все мужики оглядываются. А ты? Мне стыдно, когда про жену спрашивают!
Марина отвернулась к раковине, чтобы скрыть дрожащие губы. Вера. Идеал, о котором Олег говорил все чаще. Марина представляла ее: стройная, с укладкой, в дорогом костюме. Без детей, без очередей в поликлинике. Она открыла холодильник, достала картошку и курицу.
— Сейчас ужин сделаю, — тихо сказала она.
— Конечно, сделаешь! — Олег всплеснул руками. — Вера, знаешь, утку с апельсинами запекла. А у нас? Картошка, как в столовке!
Марина замерла. Утка с апельсинами. Она даже не знала таких рецептов. Миша любил макароны, Олег раньше хвалил ее борщ. Когда это было? Она вспомнила, как пекла торт на годовщину, а Олег целовал ее в шею. Теперь он видел в ней только халат и бардак.
— У Веры нет детей, — сказала она тихо. — И мужа, кажется, тоже.
Олег хмыкнул, будто его поймали, и ушел в гостиную. Телевизор загудел — спорт, как всегда. Марина взяла нож, чистя картошку. Мысли путались. Почему он так? Она старается, бегает за Мишей, готовит, убирает. Но чем больше стараний, тем больше упреков. Вера — как насмешка, напоминание, что Марина не дотягивает.
Она посмотрела на свое отражение в кастрюле. Усталое лицо, тени под глазами, волосы в пучке. Когда она красилась? На свадьбе сестры, в зеленом платье. Олег тогда не отходил от нее. А теперь?
— Мам, ты чего? — Миша вошел, потирая глаза. Пижама помята, волосы растрепаны.
— Ничего, — Марина улыбнулась, смахнув слезу. — Картошку чищу. Поможешь?
— Ага, — он сел, взял картофелину. — Папа опять орал?
— Устал просто, — соврала она. — Как школа?
— Нормально, — Миша пожал плечами. — Физрук заставил бегать. Чуть не умер.
Марина рассмеялась, но смех был чужим. Она посмотрела на сына — веснушки, длинные волосы. Ради него она вставала в шесть, бегала по врачам. Но не хотела, чтобы он видел ее сломленной. За окном зажигались фонари. Обычная жизнь. Но ее жизнь будто замерла.
Масло зашипело на сковородке. Это была не утка. Но это была забота. Пока достаточно.
Глава 2: Усталость и тишина
Марина стояла у раковины, механически натирая тарелку губкой. Пена стекала по пальцам, но она едва замечала холод воды. Слова Олега о Вере жгли, как ожог. Она пыталась сосредоточиться на посуде, но мысли возвращались к его упрекам. «Утка с апельсинами». Когда-то он радовался ее простым котлетам, нахваливал: «Маринка, ты волшебница». Теперь ее еда — «как в столовке».
— Ужин когда будет? — Олег появился в дверях, уже в домашней футболке. Его голос был чуть мягче, но раздражение никуда не делось. — Или мне самому картошку жарить?
Марина отложила тарелку, вытерла руки о фартук. Ей хотелось крикнуть, что она не робот, что весь день бегала за Мишей, но вместо этого она сказала:
— У Веры нет детей. И она в разводе. Ей проще.
Олег замер, будто не ожидал ответа. Его брови сдвинулись, и на секунду показалось, что он сейчас взорвется. Но он только фыркнул:
— При чем тут это? Я про то, что ты даже ужин нормально сделать не можешь! — Он махнул рукой и ушел в спальню, хлопнув дверью.
Тишина на кухне стала тяжелой. Марина посмотрела на свое отражение в блестящей кастрюле. Усталые глаза, выбившиеся пряди волос. Она вспомнила, как в юности пела, моя посуду, а Олег обнимал ее сзади, смеясь. Когда это кончилось? Она смахнула слезу, но тут в кухню вошел Миша.
— Мам, ты чего? — Он смотрел встревоженно, держа в руках комикс.
— Ничего, — Марина заставила себя улыбнуться. — Просто глаза щиплет. От лука.
Миша кивнул, но не ушел. Сел за стол, листая комикс.
— Папа опять? — спросил он тихо.
— Просто устал, — соврала она, доставая сковородку. — Хочешь макароны с сыром?
— Ага, — он улыбнулся. — Ты лучше всех готовишь.
Марина почувствовала тепло от его слов. Она включила плиту, и шипение масла заглушило мысли. Это не утка с апельсинами, но это для Миши. И, может, этого пока хватит.
Глава 3: Голос сына
Марина стояла у плиты, помешивая макароны. Шипение воды и запах сыра немного успокаивали, но внутри все еще колол осколок слов Олега. Она пыталась сосредоточиться на готовке, но мысли возвращались к его упрекам, к этой Вере, которая, кажется, была лучше во всем. Дверь скрипнула, и в кухню вошел Миша. Его пижама была мятой, а в руках он держал потрепанный комикс про супергероев.
— Мам, ты чего грустная? — спросил он, подойдя ближе. Его голос был тихим, но искренним, как будто он боялся спугнуть ее. Он обнял ее за талию, прижавшись щекой к ее фартуку. — Ты же раньше пела, когда готовила.
Марина замерла, чувствуя тепло его рук. Пела. Она и правда пела — старые песни из девяностых, под которые танцевала на кухне, пока варился суп. Олег тогда подхватывал ее, кружил, смеялся: «Маринка, ты моя звезда». Когда это было? До рождения Миши? После? Она заставила себя улыбнуться и погладила сына по голове.
— Миш, я что, совсем скучная стала? — спросила она, сама не ожидая этих слов. Вопрос вырвался, как будто кто-то другой задал его — та Марина, которая когда-то мечтала о кондитерской и рисовала цветы в блокноте.
Миша отстранился, посмотрел на нее серьезно, будто взрослый. Его веснушки казались ярче в свете лампы, а глаза — такими же, как у нее, карими и глубокими.
— Ты классная, — сказал он твердо. — Просто… как будто устала. Ты всегда за всеми бегаешь, а про себя забываешь.
Марина почувствовала, как горло сжалось. Она отвернулась к плите, чтобы сын не увидел, как ее глаза наполняются слезами. Устала. Это слово было таким простым, но точным. Она устала быть невидимкой, устала от бесконечных дел, от чувства, что никогда не дотягивает. И самое страшное — Миша это заметил. Ее десятилетний сын видел то, чего не замечал Олег.
— Ты слишком умный для своего возраста, — сказала она, пытаясь пошутить. — Иди, мой руки, сейчас макароны будут.
Миша улыбнулся, но не ушел. Он сел за стол, листая комикс, и начал рассказывать про школу: как физрук заставил бегать круги, а Колька из параллельного класса притащил в класс жука и напугал девчонок. Марина слушала, помешивая сыр, и вдруг поймала себя на том, что улыбается. Настоящей улыбкой, не вымученной. Миша был ее якорем, ее причиной вставать по утрам. Но его слова о том, что она «забыла про себя», задели что-то глубоко внутри.
Она выключила плиту и начала раскладывать макароны по тарелкам. Вспомнила, как в юности мечтала о маленькой кофейне, где пекла бы кексы с ванилью и подавала их с улыбкой. Олег тогда смеялся: «Зачем тебе это, Марин? Ты и так у меня хозяйка». Она послушалась, потому что любила его. Потому что хотела быть хорошей женой. А теперь? Теперь она не знала, кто она.
— Мам, а можно я еще комикс почитаю? — Миша посмотрел на нее, уже с тарелкой в руках.
— Можно, — кивнула она. — Только не засиживайся, завтра в школу.
Он кивнул и ушел в свою комнату, оставив ее одну. Марина посмотрела на пустую кухню. За окном зажигались окна соседнего дома. Люди возвращались домой, ужинали, разговаривали. Обычная жизнь. Но ее жизнь казалась ей тенью — блеклой, без ярких красок.
Она взяла свою тарелку и села за стол. Макароны пахли сыром, и это было уютно. Но внутри росло чувство, что она хочет большего. Не для Олега, не для Веры. Для себя. Может, пора вспомнить, как это — петь на кухне?
Глава 4: искры прошлого
Марина сидела на краю кровати, окруженная коробками и старыми вещами. Уборка в шкафу началась случайно — она искала Мишин школьный рюкзак, но наткнулась на пыльную коробку, где хранились ее «сокровища». Среди выцветших открыток и детских рисунков лежала маленькая бархатная сумочка, потрепанная, но все еще элегантная. Марина открыла ее и замерла: внутри были два билета на концерт — их первый с Олегом, еще до свадьбы. Она провела пальцем по выцветшей бумаге, и воспоминания нахлынули, как теплый ветер.
Тогда ей было двадцать три, она надела черное платье и туфли, которые жали, но делали ноги длиннее. Олег смотрел на нее, как на чудо, называл «звездочкой» и держал за руку весь вечер. Они танцевали под живую музыку, смеялись, а потом ели мороженое на набережной. Когда это было? Пятнадцать лет назад? Она закрыла глаза, пытаясь удержать тот момент, но реальность вернулась: кровать, заваленная вещами, и тишина в квартире. Олег ушел на работу, Миша был в школе.
Марина спрятала билеты обратно, но сумочку оставила на коленях. Ей вдруг захотелось что-то изменить, пусть маленькое. Она посмотрела на шкаф: серые свитера, практичные брюки, ничего яркого. Когда она в последний раз покупала что-то для себя? Не для Миши, не для дома — для себя? Она вспомнила слова сына: «Ты как будто устала». Он был прав. Но, может, еще не поздно?
Телефон на тумбочке завибрировал. Марина вздрогнула, увидев имя сестры. Катя звонила редко — у нее своя жизнь, работа в салоне красоты, бесконечные истории про клиентов. Марина ответила, прижав телефон к уху.
— Маринка, привет! — голос Кати был, как всегда, звонким. — Ты жива там? Сто лет не виделись! В субботу собираемся с девчонками в кафе, будешь?
Марина замялась. Последний раз она встречалась с сестрой полгода назад, и то случайно, в магазине. Олег тогда скривился: «Опять с этой болтушкой сплетничать?» Она отказалась от следующей встречи, чтобы не злить его. Но сейчас что-то в ней щелкнуло.
— Буду, — сказала она, удивляясь собственной решительности. — Во сколько?
— В шесть, в «Лаванде»! — Катя засмеялась. — И не вздумай отменять, я тебя из-под земли достану!
Марина улыбнулась, повесив трубку. Ей вдруг стало легче, будто она вдохнула свежий воздух. Она посмотрела на сумочку, потом на часы. Миша скоро вернется из школы. Обычно она встречала его с обедом и вопросами про уроки, но сегодня ей захотелось чего-то другого.
— Мам, я дома! — раздался голос сына, и дверь хлопнула. Миша влетел в спальню, бросив рюкзак на пол. — Ого, что это? — Он кивнул на коробки.
— Уборка, — Марина рассмеялась. — Миш, а давай в парк сходим? Погуляем, мороженое поедим.
— Серьезно? — Его глаза загорелись. — А уроки?
— Уроки подождут, — сказала она, чувствуя, как внутри разгорается искорка. — Собирайся.
Марина надела джинсы и старую куртку, но в последний момент вытащила из шкафа красный шарф — подарок Кати на прошлый день рождения. Она завязала его, посмотрела в зеркало и невольно улыбнулась. Не «звездочка», но уже что-то. Может, пора вспомнить, как это — жить не только для других?
Глава 5: Момент радости
Осенний парк был шумным и живым: листья шуршали под ногами, дети визжали на каруселях, а где-то вдалеке играла уличная музыка. Марина с Мишей шли по аллее, держа в руках вафельные рожки с мороженым. Шоколадное для него, клубничное для нее — как в детстве, когда они с сестрой Катей тайком покупали сладости. Марина лизнула мороженое и рассмеялась, когда капля упала на ее красный шарф.
— Мам, ты как ребенок! — Миша ухмыльнулся, но его глаза блестели от радости. — Давай на карусель?
— На карусель? — Марина приподняла бровь, но внутри что-то екнуло. Она не каталась на аттракционах с тех пор, как была девчонкой. — Ладно, уговорил.
Они заняли места на яркой карусели, и когда она закружилась под веселую мелодию, Марина почувствовала, как напряжение последних дней уходит. Миша рядом хохотал, размахивая руками, будто супергерой из его комиксов. Она посмотрела на сына и вдруг поняла, как давно не чувствовала себя такой легкой. Не женой, не матерью, не тенью Олега — просто собой.
После карусели они зашли в небольшой торговый павильон у парка. Миша увлекся стендом с фигурками героев, а Марина остановилась у витрины с аксессуарами. Ее взгляд поймал ярко-бирюзовый шарф с тонким узором. Она провела пальцами по мягкой ткани, вспомнив, как в юности любила яркие вещи. Тогда Олег говорил: «Маринка, ты как радуга». А теперь? Теперь он видел только ее старый халат.
— Примерьте, вам пойдет, — улыбнулась продавщица.
Марина замялась, но все же накинула шарф на шею. В зеркале отразилась женщина с чуть растрепанными волосами, но с живым блеском в глазах. Она улыбнулась своему отражению — впервые за долгое время не из вежливости, а искренне.
— Мам, ты как будто светишься! — Миша подошел, держа в руках фигурку Железного человека. — Купи его, тебе правда идет.
— Думаешь? — Она посмотрела на ценник, прикинула бюджет. Шарф был недешевым, но что-то внутри подсказывало: это не просто вещь. Это шаг. — Ладно, беру.
Дома их встретил Олег, сидящий на диване с телефоном. Его взгляд скользнул по пакету в руках Марины, и брови тут же нахмурились.
— Это что еще? — Он кивнул на покупку. — Опять деньги транжиришь?
Марина сняла куртку, аккуратно повесила новый шарф на вешалку. Ей хотелось ответить резко, но она сдержалась.
— Так, по мелочи, — сказала она спокойно. — С Мишей гуляли, решили себя побаловать.
— Побаловать, — фыркнул Олег. — А ужин кто готовить будет? Или мне самому на кухню вставать?
— Я сейчас, — ответила Марина, но вместо привычной тяжести в груди она чувствовала легкость. Проходя на кухню, она поймала себя на том, что напевает старую песню, которую любила в молодости. Миша, шедший следом, подхватил мотив, и они рассмеялись.
— Мам, ты сегодня какая-то… другая, — сказал он, помогая достать овощи из холодильника.
— Другая? — Марина улыбнулась. — Может, это и неплохо.
Она включила плиту, и шипение масла смешалось с ее напевом. Олег в гостиной что-то бурчал, но его голос казался далеким. Впервые за долгое время Марина не позволила его словам украсть ее радость. Сегодня она была не только женой и матерью. Она была собой — и это было началом.
Глава 6: Противостояние
Утро субботы началось с запаха кофе и тихого шума телевизора. Марина проснулась раньше обычного, чувствуя непривычный прилив энергии. Сегодня она встретится с Катей и подругами в кафе — впервые за месяцы выберется куда-то без Миши или дел. Она надела джинсы и бирюзовый шарф, купленный в парке, и даже нанесла легкий макияж: немного туши и блеск для губ. В зеркале отразилась женщина, которая ей нравилась — не «звездочка» из прошлого, но уже не тень в старом халате.
На кухне она готовила завтрак, когда вошел Олег. Его волосы были растрепаны, а взгляд — хмурым, как всегда по утрам.
— Ты куда это собралась? — спросил он, заметив ее аккуратно уложенные волосы и шарф. — Опять по магазинам?
Марина поставила перед ним тарелку с омлетом и ответила спокойно:
— В кафе. С Катей и девчонками.
Олег фыркнул, отодвинув тарелку.
— Серьезно? А дома кто порядок наводить будет? Миша с уроками, между прочим, не справляется, а ты по кафешкам шастать собралась?
Марина почувствовала, как привычная тяжесть давит на грудь, но на этот раз она не опустила взгляд. Вчерашняя прогулка с Мишей, его слова «ты светишься», новый шарф — все это дало ей силы. Она глубоко вдохнула и посмотрела мужу в глаза.
— Олег, я весь день готовлю, убираю, бегаю за Мишей. Раз в месяц я могу встретиться с подругами. Ужин в холодильнике, разогреешь.
Его брови взлетели вверх, будто она сказала что-то немыслимое.
— Ужин в холодильнике? — Он встал, нависая над ней. — Ты что, теперь мне указывать будешь? Я вкалываю, чтобы вы жили, а ты тут моду взяла — гулять, пока я за все отвечаю!
Марина сжала кулаки, но голос ее остался ровным.
— Я не только мать и жена, я человек. И мне нужно иногда жить для себя, а не только для вас.
Олег замер, будто его ударили. Он явно не ожидал, что она ответит так прямо. На секунду в его глазах мелькнуло что-то похожее на растерянность, но тут же сменилось раздражением.
— Человек, значит? — Он усмехнулся. — А кто тебе эту жизнь дал? Я! Крышу над головой, еду на столе — все я! А ты теперь философствовать вздумала?
Марина почувствовала, как внутри закипает гнев, но не позволила ему вырваться. Она вспомнила слова Миши: «Ты как будто устала». Она устала быть невидимкой, устала от сравнений с Верой, устала доказывать, что достойна уважения.
— Уважение, Олег, — сказала она тихо, но твердо. — Я прошу только его. Я растила Мишу, поддерживала тебя, когда ты работу менял. Я делаю все для семьи. Но я тоже заслуживаю быть услышанной.
Он открыл рот, чтобы возразить, но слова, похоже, застряли. Вместо этого он махнул рукой и буркнул:
— Делай что хочешь. Но не жди, что я буду тут за тобой подчищать.
Марина взяла сумку, накинула куртку и вышла, оставив его стоять посреди кухни. Сердце колотилось, но каждый шаг по лестнице казался легче. Она впервые отстояла себя, и это было страшно, но освобождающе.
В кафе «Лаванда» уже ждали Катя и две подруги — Лена и Оксана. Увидев Марину, Катя вскочила и бросилась обнимать.
— Маринка, ты красотка! — воскликнула она, разглядывая шарф. — Ну наконец-то выбралась!
Марина улыбнулась, чувствуя, как напряжение отпускает. Здесь, среди смеха и запаха кофе, она могла быть просто собой. И, может быть, это был первый шаг к тому, чтобы вспомнить, кто она на самом деле.
Глава 7: Шаг к себе
Кафе «Лаванда» было наполнено теплом: запах свежесваренного кофе, негромкий смех, звон чашек. Марина сидела за столиком с Катей, Леной и Оксаной, и впервые за долгое время ей не нужно было следить за каждым словом или бояться осуждения. Подруги болтали о жизни: Лена рассказывала про новую работу, Оксана — про дочкин школьный спектакль. Катя, как всегда, сыпала историями про клиентов своего салона. Марина слушала, улыбалась, и внутри росло чувство, будто она оживает.
— Марин, а ты как? — Лена вдруг повернулась к ней, отпивая кофе. — Что у тебя нового? Олег, Миша?
Марина замялась, крутя ложку в руках. Ей не хотелось вываливать на подруг свои беды, но их взгляды были такими искренними, что она решилась.
— Да как-то… — Она вздохнула. — Олег вечно недоволен, сравнивает меня с какой-то Верой с работы. А я… Иногда кажется, что я вообще исчезаю.
Катя нахмурилась, отставив чашку.
— Исчезаешь? Марин, ты же была огонь! Помнишь, как ты на моей свадьбе торт пекла? Все ахнули! А твоя мечта про кондитерскую? Ты жила этим!
Марина опустила взгляд. Кондитерская. Она почти забыла, как в молодости рисовала в блокноте эскизы уютного кафе с ванильными кексами и цветами на столах. Олег тогда посмеялся: «Марин, это несерьезно». И она спрятала мечту подальше, занявшись семьей.
— Ты пела, танцевала, — добавила Оксана. — А сейчас как будто свет в тебе притушили.
— Олег притушил, — тихо сказала Лена. — Марин, ты заслуживаешь большего, чем быть его тенью.
Марина почувствовала, как горло сжалось. Она не плакала, но слова подруг задели что-то глубокое. Они видели ее настоящую — ту, которую она сама почти забыла. Разговор перетек на другие темы, но Марина уже не могла думать ни о чем, кроме своих желаний. Может, еще не поздно?
Дома было темно и тихо. Миша ночевал у бабушки, Олег, похоже, не вернулся. На кухонном столе лежала записка, написанная его резким почерком: «Уехал к брату. Подумай, что творишь». Марина сжала бумагу в руке, чувствуя смесь гнева и облегчения. Он уехал, оставив ее разбираться с собой. Хорошо. Может, это то, что ей нужно.
Она прошла в спальню, включила свет и заметила старую фоторамку на полке. На снимке они с Олегом смеялись на пикнике, еще до рождения Миши. Ее волосы были распущены, глаза сияли, а Олег обнимал ее, будто она была центром его мира. Когда это изменилось? Почему она позволила себе стать невидимкой?
Марина взяла телефон и набрала Катю. Та ответила после первого гудка.
— Марин, ты чего? Все в порядке?
— Катюш, — голос Марины дрогнул, но она справилась. — Можно к тебе на пару дней? С Мишей. Я… хочу вспомнить, кто я.
Катя помолчала секунду, а потом сказала твердо:
— Приезжай. Место есть, а тебя я не отпущу, пока не увижу ту Маринку, что пела на кухне.
Марина улыбнулась, глядя на фото. Она не знала, что будет дальше, но впервые за годы чувствовала решимость. Это был не конец, а начало. Шаг к себе.
