Анна смотрела на экран банковского приложения и считала в уме. Тридцать пять тысяч вместо семидесяти. Где остальные деньги?
Максим возился на кухне, гремел посудой и что-то бормотал себе под нос. Обычно он приходил домой в половине седьмого, а сегодня заявился в девять. И ведет себя как-то странно.
– Макс, иди сюда.
Он появился в дверях с виноватым лицом. Анна знала это выражение – так он выглядел в детстве, когда разбивал что-то ценное.
– Что с деньгами?
– Аня, я хотел с тобой поговорить.
– Говори.
Максим сел на край дивана, потер лоб. Анна ждала. Внутри все сжалось в комок.
– Я отложил тридцать пять тысяч.
– Куда отложил? На что?
– На дачу для мамы.
Анна почувствовала, как кровь отливает от лица. Дача. Для свекрови. При их-то доходах.
– Ты с ума сошел?
– Аня, послушай. Мама одна живет в Угличе. Ей шестьдесят два года. Она Ваню видела всего три раза за пять лет.
Анна вздрогнула. Ваня. Их сын спал в детской, а они тут спорят о деньгах.
– Мама нас с сестрой подняла, а теперь сидит в четырех стенах. А у Ольги в Ярославле постоянно с внуками возится.
– У нас ипотека. Мы едва концы с концами сводим.
– Дача недорогая. Ольга место подобрала, ей удобно добираться. Пятьдесят километров от Углича.
Анна встала, прошлась по комнате. В голове крутились цифры. Ипотека – тридцать восемь тысяч в месяц. Коммуналка – семь тысяч. Еда, проезд, одежда для троих. И теперь еще дача.
– Максим, мы не потянем.
– Потянем. Я подработаю.
– Где подработаешь? Ты и так с утра до ночи на работе.
– Курьером по вечерам. Или грузчиком в выходные.
Анна остановилась, посмотрела на мужа. Он сидел, опустив голову, и она вдруг увидела в нем того мальчишку, который боялся расстроить маму.
– Макс, я понимаю, что ты любишь свою мать. Но мы не можем себе это позволить.
– Можем. Просто нужно немного потерпеть. Ваня подрастет, будет с бабушкой время проводить.
– Потерпеть? Я уже терплю. У меня джинсы дырявые, я их заштопала. Мы месяц не покупали овощей, только макароны с курицей. Ване новые кроссовки нужны, а я все откладываю. И ты хочешь, чтобы я еще потерпела?
Максим поднял голову. В глазах стояли слезы.
– Аня, она моя мама. А Ваня ее внук.
– А я твоя жена. И мать твоего ребенка.
Они смотрели друг на друга через пропасть непонимания. Анна чувствовала, как внутри нарастает злость. Не на Максима, а на ситуацию. На то, что денег всегда не хватает. На то, что приходится выбирать между свекровью и собственным спокойствием.
– Ладно, – сказала она наконец. – Раз ты уже решил, значит, будем экономить.
На следующий день Анна купила самые дешевые продукты. Самые дешевые макароны из крупки и майонез. Максим ужинал молча, но она видела, как он морщится от пресной жирной еды.
– Опять макароны с майонезом? – на второй день такой еды муж отодвинул тарелку.
– Привыкай. Затоу свекрови будет дача.
Максим отложил вилку.
– Аня, не надо так.
– А как надо? Радоваться, что мы влезли в новые долги?
– Это не долги. Это инвестиция в семью.
– В чужую семью. Твоя мама – это не моя семья.
Слова вылетели сами собой. Анна сразу пожалела, но было поздно. Максим побледнел.
– Понятно, – сказал он тихо.
Встал и ушел в спальню. Анна осталась сидеть на кухне, глядя на недоеденные макароны.
Через неделю Максим устроился курьером. Приходил домой в одиннадцать, валился с ног от усталости. Анна готовила ему ужин, но они почти не разговаривали.
Ваня спрашивал, почему папа такой грустный. Анна не знала, что отвечать.
– Папа устает на работе.
– А почему он теперь поздно приходит?
– Потому что работает больше.
– Зачем?
Анна смотрела на сына и думала о том, что он растет в семье, где родители не разговаривают друг с другом. Где мама злая, а папа усталый.
Она лежала в постели и думала о деньгах. О том, как в детстве мама считала копейки до зарплаты. О том, как стыдно было носить донашиваемые вещи. О том, что никогда больше не хочет чувствовать себя нищей.
А Максим думал о маме. О том, как она звонит раз в неделю и рассказывает о соседях, о сериалах, о том, что купила в магазине. О том, как в ее голосе слышится одиночество. О том, что Ольга живет в Ярославле, и мама постоянно с ее детьми сидит, а их внука почти не видит.
– Мам, как дела? – спрашивал он.
– Хорошо, сынок. Не беспокойся. Вчера Ольга детей привозила, мы в парк ходили.
Но он беспокоился. Представлял, как она сидит в пустой квартире, смотрит в телевизор и ждет его звонка. Как Ольгины дети называют ее бабушкой, а его Ваня ее почти не знает.
Однажды вечером Анна не выдержала.
– Макс, мы так не можем.
Он поднял голову от тарелки. Выглядел измученным.
– Что не можем?
– Жить как враги. Ты меня ненавидишь за то, что я против дачи. А я тебя – за то, что ты не думаешь о нас.
– Я думаю.
– Нет, не думаешь. Ты думаешь только о маме. И об Ольге с ее детьми.
Максим отложил ложку.
– Аня, она всю жизнь на нас работала. Папа ушел, когда мне было десять. Мама одна нас с сестрой растила. Работала на двух работах, чтобы мы учились, чтобы у нас все было.
Анна слушала и чувствовала, как злость уходит. Вместо нее приходит что-то другое. Понимание? Жалость?
– А теперь она одна, – продолжал Максим. – Пенсия маленькая, здоровье не то. Ольга живет рядом, мама с ее детьми постоянно возится. А нашего Ваню видела три раза за пять лет.
– Макс, я понимаю. Но мы не потянем.
– Потянем. Я буду больше работать.
– Ты и так работаешь как лошадь. Посмотри на себя. Ты за неделю на пять килограммов похудел.
Максим посмотрел на свои руки. Они действительно похудели.
– Ничего, привыкну.
– А я не привыкну. Я не хочу, чтобы мой муж убивался на работе из-за дачи.
Они сидели молча. Анна думала о том, что любит этого человека. О том, что его доброта – это не слабость, а сила. О том, что она вышла за него замуж именно за это.
– Макс, а что если мы найдем другой выход?
– Какой?
– Не знаю. Подумаем вместе.
В эти выходные приехала Валентина Петровна. Анна встретила ее на вокзале, и они ехали домой в молчании. Свекровь чувствовала напряжение.
Ваня обрадовался бабушке, но держался настороженно. Он ее почти не помнил.
– Бабушка, а ты долго будешь?
– Два дня, внучек.
– А потом опять уедешь?
Валентина Петровна посмотрела на внука грустными глазами.
– Да, уеду.
Дома за ужином Максим рассказал маме о даче. Валентина Петровна слушала, кивала, а потом посмотрела на Анну.
– А ты как к этому относишься, Анечка?
Анна растерялась. Она готовилась к тому, что свекровь будет давить на жалость, рассказывать о своем одиночестве. А та просто спрашивает ее мнение.
– Валентина Петровна, мы пока не можем себе это позволить.
– Понятно.
Максим начал что-то говорить, но мама его остановила.
– Максим, я не хочу, чтобы из-за меня в вашей семье были проблемы.
– Мам, никаких проблем нет.
– Есть. Я вижу, как вы друг на друга смотрите. И Ваня видит.
Анна почувствовала, как краснеет. Неужели так заметно?
– Валентина Петровна, дело не в вас. Просто у нас сейчас трудный период.
– Анечка, я понимаю. У молодых семей всегда трудный период. Я не хочу его усложнять.
Максим сидел с каменным лицом. Анна видела, что он борется с собой.
– Мам, но ты же одна живешь. Ваня тебя почти не знает.
– Сынок, я прожила шестьдесят два года. Как-нибудь проживу и остальные.
– Не говори так.
– А как говорить? Максим, я не хочу дачу, если из-за нее вы будете ссориться.
Анна посмотрела на свекровь и вдруг поняла, откуда у Максима эта доброта. От мамы. Которая всю жизнь думала о детях больше, чем о себе.
– Валентина Петровна, а что если мы найдем компромисс?
– Какой?
– Снимать дачу. На лето. Вместе с Ольгой.
Максим поднял голову.
– Снимать?
– Да. Это будет дешевле, чем покупать. И если что-то случится с деньгами, мы всегда сможем отказаться.
Валентина Петровна кивнула.
– Это разумно. И Ольге будет удобно – она же место подбирала.
– Но мам, своя дача лучше.
– Максим, – сказала Анна твердо, – мы снимаем или не снимаем ничего.
Он посмотрел на жену, потом на мать. Та улыбнулась.
– Снимаем, – сказал он наконец.
Ваня, который молча слушал взрослых, вдруг спросил:
– А я тоже буду на дачу ездить?
– Конечно, внучек, – сказала Валентина Петровна. – Будешь с бабушкой картошку сажать.
– И с двоюродными братьями играть?
– И с братьями.
Вечером, когда Валентина Петровна и Ваня легли спать, Анна и Максим сидели на кухне и пили чай.
– Прости меня, – сказал он.
– За что?
– За то, что не посоветовался с тобой. За то, что заставил тебя чувствовать себя плохой женой.
Анна взяла его за руку.
– А ты прости меня за то, что я сказала про твою маму.
– Она не обиделась.
– Я знаю. Она хорошая женщина.
– Да. И ты тоже хорошая.
Они сидели, держась за руки, и Анна думала о том, что научилась чему-то важному. Что любовь – это не только чувства, но и умение договариваться. Умение слышать друг друга.
– Макс, а давай каждый месяц откладывать понемногу. На нашу собственную дачу.
– Нашу?
– Нашу. Где твоя мама сможет приезжать, а мы с Ваней – отдыхать.
Максим улыбнулся первый раз за две недели.
– Давай.
Через месяц они нашли дачу в аренду. Небольшой домик с участком, где Валентина Петровна могла выращивать помидоры и огурцы. Ольга согласилась делить расходы пополам – ей действительно было удобно оставлять детей с матерью на даче.
Максим бросил работу курьера, а Анна перестала готовить одни макароны.
И когда они все вместе сидели на веранде – Валентина Петровна, Анна, Максим, Ваня и Ольгины дети, – пили чай с вареньем, которое привезла свекровь, Анна думала о том, что семья – это не про деньги. Это про то, чтобы быть вместе. И находить выходы из любых ситуаций.
Ваня играл с двоюродными братьями и впервые называл Валентину Петровну бабушкой без напоминания.
– Анечка, – сказала Валентина Петровна, – спасибо тебе.
– За что?
– За то, что ты есть у моего сына. И за то, что Ваня наконец узнал свою бабушку.
Анна улыбнулась и подумала, что впервые за долгое время чувствует себя по-настоящему счастливой.
