Дверь в квартиру Раисы Дмитриевны открылась с тихим скрипом, впуская внутрь детские голоса и кучу игрушек.
Первой вприпрыжку вбежала восьмилетняя Милана, следом, нерешительно переминаясь, вошел двенадцатилетний Кирилл, всегда немного стеснявшийся бабушкиной строгости.
За ними, запыхавшиеся, но улыбающиеся, вкатили два больших чемодана Влада и Глеб.
— Ну, вот и мы! — звонко выкрикнула Милана, сбросив куртку прямо в прихожей.
— Здравствуй, мама, — Глеб обнял пожилую женщину, легко коснувшись своей щекой ее щеки.
Раиса Дмитриевна приняла объятия стоически, слегка похлопала сына по спине. Ее взгляд был, как всегда, невозмутим.
— Проходите, раздевайтесь. Место знаете, — сухо сказала она, окинув взглядом груду обуви и курток.
Влада нервно улыбнулась в ответ свекрови и сразу бросилась наводить порядок:
— Кирилл, повесь, пожалуйста, куртку. Мила, подними свою, солнышко. Здравствуйте, Раиса Дмитриевна. Спасибо, что пустили нас.
— Ну, что вы, Влада, как будто я могу не пустить, — ответила свекровь, но в ее интонации нельзя было уловить ни иронии, ни радушия. Просто констатация факта. — Комнату вам приготовила. Идите, располагайтесь.
Недельный визит к свекрови в другой город был традицией, которую Глеб чтил, а Влада принимала как неизбежность.
Они поселились в небольшой, но чистой комнате, которая когда-то была Глебовой.
Пока родители распаковывали свои вещи, дети уже вовсю осваивали пространство.
Через час, немного отдохнув с дороги, Влада заглянула на кухню. Раиса Дмитриевна сидела в кресле у окна и читала газету. На плите и столе было чисто.
— Раиса Дмитриевна, а что у нас с ужином? — осторожно спросила Влада. — Может, я помогу? Или сбегаю в магазин, если чего-то не хватает?
Женщина опустила газету и посмотрела на невестку поверх очков, слегка усмехнувшись.
— А я не собиралась готовить, Влада. У меня сегодня разгрузочный день. Я себе йогурт возьму. А вы как планировали?
Невестка почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Она обернулась к мужу, который как раз заходил на кухню за стаканом воды.
— Глеб, ты слышишь?
— Что? — он был явно не в курсе.
— Раиса Дмитриевна не собирается готовить ужин. Говорит, что не планировала.
Глеб пожал плечами, наливая воду в стакан.
— Ну, хорошо. Сейчас закажем пиццу, чего уж. Дети будут рады.
— Глеб, — Влада понизила голос, отведя его в сторону. — Мы только приехали. Мы в гостях. Это как? Твоя мама знала, что мы приедем и не собиралась нас кормить?
— Дорогая, мама у нас своеобразная. Не хочет — не надо. Не заставлять же ее… Закажем еду, и все дела, — пожал плечами мужчина.
Но для Влады это не было “все дела”. Это было нарушением негласных законов гостеприимства, тех самых, по которым жила ее собственная семья.
В ее семье приезд гостей, тем более детей, был поводом накрыть стол, ломящийся от яств.
Вечер в квартире свекрови прошел в натянутой атмосфере. Они ели заказанную пиццу на кухне, в то время как Раиса Дмитриевна в гостиной смотрела телевизор.
Свекровь выпила свой йогурт и удалилась в спальню, пожелав всем спокойной ночи.
Дети, не видевшие подвоха, были счастливы неожиданному “празднику непослушания” в виде ужина из коробки.
На следующее утро Влада проснулась с решимостью наладить быт в чужом доме.
Она тихо поднялась и пошла на кухню, чтобы приготовить завтрак для всех. Но на пороге кухни ее ждала уже одетая Раиса Дмитриевна, с сумкой в руках.
— Я ухожу, Влада. У меня утренняя аквааэробика, потом – с подругами кофе попьем. Ключ оставляю вам.
— Хорошо… — растерялась Влада. — А что на завтрак? Я могу…
— В холодильнике у меня ничего нет, я не закупалась, — сухо отрезала свекровь. — Вы сами как-нибудь. Я обычно в кафе после бассейна съедаю круассан.
Она ушла, оставив невестку одну в центре пустой кухни. Холодильник и правда был пуст, если не считать банки с солеными огурцами, пачки масла и нескольких йогуртов. Разбудив Глеба, Влада с трудом сдержалась.
— Ты представляешь? Она просто ушла и оставила нас голодными! У нее в планах был круассан с подругами, а о том, что в ее доме ночуют двое маленьких детей, она, видимо, забыла!
— Влада, успокойся. Мы не в пустыне, кругом магазины. Сейчас сходим, купим всё необходимое. Мама уже немолода, ей тяжело возиться с готовкой на пятерых. Она, наверное, просто не хочет в это вникать, — Глеб зевнул и сладко потянулся.
— Не хочет вникать? Глеб, это твои дети, ее внуки! Это базовое — накормить гостей, особенно семью!
— Она просто по-другому это видит, — устало сказал Глеб. — Давай без скандала.
Они пошли в ближайший супермаркет. Покупка продуктов на всю семью на несколько дней вылилась в круглую сумму.
Влада мрачнела с каждой минутой. Она почувствовала себя не гостем, а не прошенным квартирантом, обременяющим хозяйку своим существованием.
Обед в тот день Влада приготовила одна. Раиса Дмитриевна вернулась к двум часам, бодрая и посвежевшая, пахнущая духами и кофе.
— О, готовите? — равнодушно бросила она и прошла на кухню. — А я уже поела. Мне, пожалуйста, только чайку.
Она присела за стол и стала расспрашивать Глеба о работе, абсолютно игнорируя Владу, колдующую у плиты, и детей, смотревших мультики в комнате, будто они были для нее частью интерьера.
К вечеру второго дня женщина поняла, что это — система.
Раиса Дмитриевна жила своей жизнью, и их присутствие не просто не вписывалось в ее распорядок, она проявляла к ним полное безразличие.
Свекровь не предлагала помощь, не интересовалась, что они будут есть, не пыталась пообщаться с внуками.
Дети, сначала попытавшиеся вовлечь бабушку в свои игры, быстро отстали, почувствовав нежелание.
На третий день, когда Раиса Дмитриевна снова собралась уходить, Влада не выдержала. Она перехватила ее в прихожей.
— Раиса Дмитриевна, можно вас на минутку?
— Да, Влада? Я спешу.
— Я хотела поговорить о питании. Мы понимаем, что вам нелегко готовить на всех, но мы не можем постоянно питаться из магазина и заказывать доставку. Может, мы могли бы как-то скооперироваться? Я готова готовить, но нужно понять, что вы едите, что вам можно… Может, сходим вместе на рынок?
Раиса Дмитриевна надела перчатки, не глядя на невестку.
— Влада, дорогая, я прожила всю жизнь не для того, чтобы от кого-то зависеть или под кого-то подстраиваться. Я не собиралась и не собираюсь менять его из-за вашего визита. Вы взрослые люди и вполне можете сами о себе позаботиться. Я вас не просила приезжать.
Влада остолбенела. Прямота и безразличие в ее словах обожгли сильнее, чем открытая грубость.
— Но мы же семья… — слабо выдохнула она.
— Именно поэтому я и разрешила вам остановиться здесь. Но я не нянька и не кухарка. Извини, я опаздываю.
Вечером Влада устроила мужу полноценный скандал в их комнате, пока дети смотрели телевизор.
— Я больше не могу! Ты слышал, что она мне сказала? “«Я вас не просила приезжать”! Мы для нее обуза, Глеб!
— Подожди, ну что она такого сказала? — стал защищаться муж. — Она всегда была такой! Она привыкла рассчитывать только на себя и никому не быть должной. Она же не говорит, чтобы мы уезжали. Она просто живет так, как привыкла.
— Это не самостоятельность, Глеб, это черствость! Это неуважение к тебе, ко мне и к нашим детям! Мы тратим кучу денег на еду тут, я должна постоянно стоять у плиты в гостях, пока твоя мать ходит на аэробику и пьет кофе! Я чувствую себя здесь служанкой!
— Тогда давай не будем ничего готовить! Будем питаться в кафе! — взорвался наконец Глеб.
— Это не решение! Решение — поговорить с ней! Показать, что это ненормально!
— Я не буду с ней ругаться, Влада. Она моя мать, и я принимаю ее такой, какая она есть…
Это был тупик. Они легли спать, отвернувшись друг от друга. Утро четвертого дня началось с тихого плача Миланы. Девочка подошла к Владе.
— Мама, а бабушка нас не любит?
— Почему ты так решила, милая?
— Она никогда с нами не играет и не кормит нас. Бабушка в деревне всегда пекла мне блины. А эта бабушка только и говорит “не шумите” и “уберите игрушки”.
Влада обняла дочь, и у нее сжалось сердце. Она вышла на кухню. Раиса Дмитриевна, как обычно, была уже одета и собиралась уходить.
— Раиса Дмитриевна, — сказала тихо Влада. — Мы уезжаем сегодня.
Свекровь остановилась, впервые за все дни выразив легкое удивление.
— Но вы вроде бы планировали побыть у меня до воскресенья. Что-то случилось?
— Да. Случилось. Мы с Глебом поссорились. Милана плачет, потому что думает, что вы ее не любите. Мы все чувствуем себя здесь лишними и мешающими вашей жизни. Я понимаю, что вы цените свой покой. Мы не хотим его нарушать.
— Я никогда никого не кормила по долгу службы, Влада, — тихо сказала она. — Ни мужа, ни Глеба. Я делала это только тогда, когда хотела, а я хотела редко. Мой муж ждал от меня борщей и ужинов к определенному времени. Он считал это моей прямой обязанностью. Когда он ушел, я дала себе слово, что больше никогда и никому не буду обязана, даже в мелочах. Я кормила собственного сына не потому, что “так надо”, а только когда у меня было на это настроение. Глеб это понимал. Он с детства сам мог разогреть себе суп. Он никогда не ждал от меня ничего. А вы… вы все ждете… Вы ждете, что я буду бабушкой из сказки, с пирогами и укачиванием на коленях. Я не такая. Я не умею и не хочу. Ваш приезд — это напоминание о тех обязанностях, от которых я сбежала много лет назад. Обязанностям жены, матери… бабушки. Я не хочу их выполнять. Да, это эгоистично, но я заслужила право на этот эгоизм.
Влада ничего не ответила. Она вышла из кухни, оставив свекровь одну. Через два часа они упаковали вещи и уехали.
Глеб всю обратную дорогу до дома молчал. Он злился на жену, которая “раздула из мухи слона”.
По прибытии домой Влада заявила, что у нее больше нет никакого желания ездить в гости к свекрови. Отныне мужчина ездил к Раисе Дмитриевне один.
