Часть 1. НЕЙТРАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Я сидела за кухонным столом, сжимая в пальцах толстую папку. Она пахла чужим кофе, офисной пылью и предательством. Таким холодным, расчетливым, что даже слез не осталось. Только ледяная пустота где-то под ребрами.
А началось всё так банально, что сейчас даже смешно. Вернее, должно быть смешно.
— Лёш, ты посмотри, какую я забавную кофту нашла! Почти как у тебя, только женская.
Я крутилась перед зеркалом в прихожей, а Алексей завязывал галстук, глядя в экран телефона.
— Угу. Хорошая. — Его взгляд скользнул по мне, не зацепившись. — Я сегодня задержусь. Совещание.
— Опять? — в голосе прозвучала знакомая, давно заезженная нота обиды. Я тут же поправилась, сделав его легким и понимающим: — Ладно, не забудь поесть. Я оставлю ужин в духовке.
Это был наш ритуал. Его отстраненность — моя вина. Его холодность — мой вызов. Я читала книги «Как вернуть страсть», ходила к двум психологам. Одна сказала: «Ищи причину в себе». Вторая: «Разбуди в себе богиню». Я искала. Я будила. Я меняла прически, записывалась на танцы, терпела его молчание за ужином, оправдывая его усталостью.
— Знаешь, — сказала я как-то вечером, когда он, наконец, оторвался от ноутбука. — Может, съездим куда? Только мы вдвоем. Как в старые времена. В Вильнюс, помнишь?
Он медленно поднял на меня глаза. В них была отстраненность, как у ученого, наблюдающего за непонятным, но не особо интересным экспонатом.
— Сейчас не лучшее время, Марина. Кризис, проекты горят. Ты же понимаешь.
— Я понимаю, — быстро согласилась я. — Конечно. Просто подумала…
Он кивнул и вернулся к экрану. А я пошла на кухню мыть чашку, которая и так была чистой, чтобы шум воды заглушил что-то ненужное внутри.
Историю с квартирой его родителей я тоже благополучно проглотила.
— Мать с отцом выселяют, — сказал Алексей как-то раз. — Надо срочно их прописать к нам.
— Но это же наша вторая квартира, мы её сдаем, — осторожно заметила я. — Это наш общий доход.
— Марина, это мои родители! — он впервые за долгое время повысил голос, и в его тоне прозвучала настоящая, живая эмоция — раздражение. — Ты что, хочешь оставить их на улице? Это временно.
Я испугалась не его тона, а того, что он наконец-то вышел из эмоционального ступора. Даже гнев был лучше ледяного безразличия. Я сдалась.
— Конечно, нет! Делай как знаешь. Я тебе доверяю.
Слова «я тебе доверяю» теперь висели в воздухе моей новой жизни тяжелым, ядовитым маятником.
Потом был перевод его доли в бизнесе «на время реорганизации» на брата. Потом — моя машина, которую «выгоднее продать, а потом купить новую, общую». Новую так и не купили. Появился «инвестиционный счет», о котором он не любил говорить, чтобы «не сглазить».
Я спасала брак. Он строил крепость. Кирпичик за кирпичиком, вынося из нашего общего дома все ценности, пока я, слепая, красила стены в нежные тона и расставляла по углам ароматические свечи «для гармонии».
Папка на столе оказалась у меня случайно. Курьер ошибся этажом офиса. На конверте значилось его имя и гриф юридической фирмы. Любопытство, то самое, женское, о котором он иногда ворчал, оказалось сильнее. Я вскрыла конверт.
Там не было любовных писем. Не было фотографий другой женщины. Там была моя жизнь, разобранная на цифры, схемы, договоры дарения, акты оценки. План. Подробный, пошаговый план на семнадцать страниц. Сроки. Суммы. Риски. Пункт «Риски» гласил: «Эмоциональная нестабильность супруги может затянуть процесс. Рекомендуется сохранять ровные, нейтральные отношения до момента подачи документов в суд».
«Нейтральные отношения». Вот как это называлось.
Я ждала измены. Ждала ссор, скандалов, даже ненависти. Я была готова бороться с живым чувством, пусть и отрицательным. Но я не была готова к этому. К тому, что все эти годы я была не женой, не оппонентом, не врагом даже. Я была активом. Проблемным активом, который нужно было максимально мягко и выгодно вывести из портфеля.
Часть 2. ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ НЕСТАБИЛЬНОСТЬ
В двери щелкнул ключ. Он вошел, отряхивая капли дождя с пальто. Увидел меня, увидел папку. Замер. На его лице не было ни ужаса, ни даже испуга. Легкая досада, будто он снова опоздал к ужину и все остыло.
— Где ты это взяла? — спросил он спокойно.
— Курьер ошибся, — мой голос прозвучал чужим, ровным. — Интересно. Особенно пункт про «эмоциональную нестабильность». Это твоя формулировка или юриста?
Он вздохнул, снял очки, протер их. Его движения были такими же медленными и точными, как цифры в отчете.
— Марина, не надо истерик. Все цивилизованно. Я оставлю тебе эту квартиру, конечно. И содержание…
— Молчи, — прервала я его. И он действительно замолчал, удивленно. Потому что за все годы я никогда не говорила с ним таким тоном. Тоном человека, увидевшего истину. — Просто молчи.
Я встала, подошла к окну. Город светился огнями. Чужой город. Я столько сил тратила на то, чтобы разглядеть в нем хоть искру тепла к нашему общему очагу. А он все это время не грелся. Он считал дрова. Высчитывал, сколько их осталось, и тайком перекладывал в свою кладовку.
Несправедливость была не в том, что он разлюбил. Любовь не подчиняется приказам. Несправедливость была в этом спектакле. В том, что он заставил меня играть одну роль — неумелой, виноватой жены, пока сам в соседней комнате строил декорации для финальной сцены, где я оставалась ни с чем.
Я обернулась. Он все так же стоял у двери, ожидая привычной реакции: слез, вопросов «почему?», попыток «обсудить». Всего того, что можно было бы занести в графу «эмоциональная нестабильность» и использовать против меня.
— Я не буду с тобой судиться, — сказала я неожиданно для самой себя. — Делай как задумал. Забирай свои схемы, свои расчеты.
— Ты в своем уме? — наконец дрогнул его ледяной покров. Его сценарий дал сбой.
— Нет. Видишь ли, — я сделала шаг к нему, и впервые за много лет он отступил на шаг назад, — пока ты строил свою новую, бездушную жизнь из цифр и бумажек, я училась быть сильной. Просто не там, где ты думал. Я не буду бороться за твои фантики. Борьба — это когда есть что делить. А у нас, выходит, ничего и не было. Одни активы.
Я прошла мимо него в комнату, начала неспешно складывать вещи в дорожную сумку. Не его, свои. Я чувствовала его взгляд, полный непонимания и растущей тревоги. Он боялся скандала, искал подвох в моем спокойствии, готовился к атаке. Но атаки не было. Было молчаливое, окончательное отступление с поля битвы, которого никогда не существовало.
Я вышла из квартиры, оставив дверь открытой. На лестничной клетке пахло сыростью и свободой. Дождь почти закончился. Где-то внизу хлопнула дверь другого мира. Я не знала, что будет завтра. Но я точно знала, что впервые за долгие годы я не буду никого спасать. Особенно себя от самой себя.
И это было начало. Не счастливое, не красивое. Но настоящее.
