Рассказ основан на реальных событиях.
Моросил дождь. Холодный пронизывающий ветер продувал Татьяну будто бы насквозь. Женщина дрожала, но, казалось, не замечала холода. В этот ноябрьский день было на ней ни шапки, ни шарфа.
Всегда всё делала Таня на бегу, вечно времени у неё не хватало на себя. Вот и в этот день ей некогда было и в зеркало взглянуть. Волосы женщины растрепались, лицо, казалось, бледнее, чем у того, кого сегодня провожали в последний путь.
Младший брат Татьяны Леонид стоял рядом. Он смотрел на отчима, лежащего в гробу, и невольно подумал, что этот мрачный день станет началом новой жизни. Лучшей, светлой, полной надежд… И если у него, Леонида, мало что изменится, то Таня отныне будет жить по-другому.
– Отмучился бедный, – шептала соседка баба Маруся, – ох, и судьбинушка несчастная досталась ему.
– Болел, сильно болел Григорий, – подхватила слова Маруси её приятельница Нина. Она много лет жила в доме по соседству с Григорием, его женой Лидой и её детьми Таней и Лёней. Знала всю подноготную их семьи.
– Танька хоть бы костюм новый достала или уж дыру залатала, – посетовала баба Маруся, разглядев на пиджаке покойного след от папиросы. Это была маленькая прожженная точка, которую каким-то образом углядела полуслепая старуха.
– Да что с неё взять, – покачала головой Люба, – Гриша ведь Лиду с двумя ребятами взял, Татьяну и Леонида, как родных детей растил, а она, неблагодарная, даже костюма хорошего не нашла, чтобы в последний путь дорогого человека отпустить.
– И ведь ни слезинки не проронила, – с осуждением произнесла Нина.
Леонид слышал, что говорили бабки, и кулаки его бессильно сжимались. Пусть уж болтают, что хотят, недолго осталось. Вот проводят Григория в последний пусть, отобедают на поминках и забудут. Оставят в покое Татьяну, найдут новый повод языки чесать.
Таня будто не слышала, что говорили старухи за её спиной. Не испытывала она ни горя, ни страданий. Впрочем, и облегчения не чувствовала. В душе поселилась пустота.
Не проронила женщина ни слезинки, стоя истуканом. На кладбище ехала, тоже не плакала. А вот как гроб закапывать стали, так хлынули слёзы из глаз Татьяны.
Жалела несчастная женщина умершего? Тяжко ли было ей хоронить человека, который сам жил, а ей жизни не давал? Вовсе нет. Но долгие годы лишь он своими капризами и болезнью заполнял будни и праздники Татьяны. Не стало его, и ничего другого не осталось…
****
1945 год
О гибели Бориса Полоусова семья узнала не сразу. Когда с фронта перестали приходить письма, тревожно стало Лиде Полоусовой, супруге солдата. Но всё ж надежды она не теряла, ведь причиной молчания могли стать перебои в работе почты.
Лишь накануне победы стало известно о том, что Борис пал в бою. Горько плакали Лида и двенадцатилетняя дочь Таня. Танюшка-то всегда была любимицей папиной и очень хорошо его помнила.
А вот Лёнька, которому едва пять лет исполнилось, не особенно-то и горевал. Отца он не помнил, знал его лишь по фотографиям. Потому и горе не коснулось детского сердца.
– Как ты, Лида, одна-то будешь, с двумя ребятишками? – качала головой Маруся, которая жила этажом выше. Как прознала она про беду, сразу и прибежала сочувствовать.
– Да как все, так и буду, – вздохнула Лида, – это ведь не деревня, где без мужских рук никак. В городе-то и одной можно. Таня уже большая, помощницей растет, Лёня подрастает.
– Дети-то выпорхнут из гнезда, а ты одна останешься, – всё не унималась соседка.
– Чего ж ты, теть Марусь, мне говоришь такое? – заплакала Лида. – И без того ведь худо, как вспомню, что Боренька не вернется. А ты душу бередишь…
– Да я о тебе ж пекусь, – ответила Маруся, – жалею тебя, горемычную.
Жалеть «горемычную» Лиду весь дом ходил. Даже те, которые сами через это прошли и в своё время желали, чтобы их в покое оставили. Будто забыли, как это тяжело… И Нина без внимания соседку не оставила, и Люба причитаниями своими вдову, как полагается, до судорог и истерики довела. И хотя тяжело женщине приходилось, а всё ж некогда ей тосковать было.
Была она пекарем, ночами частенько работала. Дома тоже забот хватало. Приходилось потрудиться, чтобы из скудных продуктов сытную еду состряпать, одежду заштопать.
Старшенькая Татьяна умницей была – уж многое сама умела. А всё же и с ней хлопоты были. Росла девочка быстро, приходилось платья перешивать. Искала Лида, где лоскут хороший урвать можно. И когда перепадала ткань, садилась мать за работу. Порой дошивала полосу снизу, а иногда разрезала старое платье и преображала его до неузнаваемости с помощью одного лишь клочка ткани.
****
Когда пришла весть о великой победе советского народа над Германией, все ликовали. Радовалась и Лида, да только это было счастье сквозь слезы. Чьи -то мужья, отцы возвращались с победой домой. Но Лида знала, что её Боренька не вернется уже никогда.
Жили Полоусовы своей маленькой семьей. Никто и не думал о том, что однажды их станет больше.
В доме появился сосед. Григорий Лавров вернулся с фронта. Видимых следов не оставила на его теле Великая Отечественная война, но солдат был контужен. Работал Григорий посменно на заводе. С соседями ладил, пользовался уважением старых жильцов.
В доме мужчин было мало, потому ценили нового соседа, который мог и делом помочь, и шуткой развеселить. Тётке Марусе он полку прибил, Нине стул починил, а Любе помогал картошку в квартиру затаскивать, которую ей из деревни привозили. И всё с разговорами да с прибаутками.
Стал Григорий на Лиду поглядывать. Вот только ей не до бесед задушевных было. И не до шуток. А без мужской помощи тоже как-то обходилась – дети росли помощниками.
– Лидок, ты все одна да одна, грустно, небось, без Бореньки? – медовым голосом спросила Маруся, которой до всего было дело.
– Грустно, да что уж горевать, – ответила Лида, – нету Бори, и не будет уже никогда. И не одна я, сын с дочкой есть у меня.
– Тяжело, наверное, тебе, – произнесла соседка, потихоньку подводя разговор к главному.
– Не тяжелей, чем другим, – отрезала Лида, давая понять, что жалеть её не надо.
– А ты ж красавица такая, умница, пропадает такое добро-то, – покачала головой Маруся, – не думала ли замуж выйти?
– Теть Марусь, – с подозрением произнесла Лида, – ты к чему клонишь-то? Муж у меня один, Боренька мой. И другого не надо мне.
– Так ведь коли Бореньки нет, поглядела б ты на других мужиков, – осторожно произнесла дотошная соседка, – не упускай счастья-то. Не так просто найди сейчас мужа вдове с двумя детьми.
Удивилась Лидия, поняла, что кто-то у Маруси на примете для неё имеется. Вечно эта любопытная тетка нос сует не в свои дела.
– Гришка глаз с тебя не сводит, – шепнула соседка, – а мужик хороший. Руки-ноги целые, добрый, заботливый. Он если уж мне по дому всё сделал, так тебя и вовсе на руках носить будет.
– Нужна ему больно вдовица с двумя детишками на руках, – буркнула она. – Да и мне никто не нужен.
Слова Маруси глупостью сочла и забыла о них почти сразу. Вот только вскоре женщина и сама стала замечать, что Григорий к ней и впрямь неравнодушен.
– Давай-ка, хозяюшка, сумки свои тяжелые, – как-то услышала она голос соседа у себя за спиной.
И не успела Лида что-то сказать в ответ, как сильные руки подхватили её авоськи с продуктами. С удивлением поглядела она улыбающегося соседа.
– Ты, соседка, говори, если чего надо, – сказал Григорий, – мне помочь в радость только. Где приколотить что на гвоздь, где починить. Я всё могу.
– А своей семьи не имеется, чтобы хозяйствовать? – спросила Лида не очень вежливо, но тут же осеклась. Поняла, что задела человека за живое.
– Не имеется, – сказал Григорий серьезно, – я ж издалека совсем. Родной деревни уж и нет, все немцы пожгли. Отец и братья с фронта не вернулись, а мать с горя померла. Невеста была, так её увезли и замуж за другого выдали.
Лидия промолчала. Он кивнула, выражая сочувствие мужчине. А как дошли они до дому, так поблагодарила Григория, которые сумки тяжелые помог донести.
Сосед оказался настойчивым. Таня как-то с замком ковырялась, всё дверь не могла открыть, так Григорий, проходя мимо, помог девчушке. А Лёня с мальчишками во дворе играл, мяч у ребят закатился в чужой палисадник. Сосед и здесь оказался рядом.
Стал Григорий за Лидией ухаживать. На заводе ему консервы выдавали, в том числе и такие, которые в широкую продажу не шли. Вот с такими гостинцами он и ходил к красивой вдове. А потом духи заграничные исхитрился достать. И хотя равнодушна была Лида к подаркам, незнакомым колдовским ароматом очарована была.
Всё давала она гостю от ворот поворот, даже чаю ни разу не предложила. А тут не удержалась, позвала на чай.
Стал сосед частенько к Полоусовым захаживать – всегда любезен был и услужлив. И поговорить с ним находилось о чем. И с детьми хорошо ладил – Танюхе с математикой помогал, Леню сдачу давать учил, когда тот с синяком с улицы пришел.
Со временем отношение Лидии к Григорию потеплело. Хорошо с ним было, душевно так и надежно. Ещё и соседки в уши напевали, мол, хватай его скорее, золотой ведь мужик. Сейчас женщин свободных полно, уведут, будет жалеть всю жизнь, что счастье своё упустила. А однажды пала неприступная крепость – согласилась Лида за него замуж выйти.
– Как замуж? – ужаснулась Таня. – А папка-то ведь как? Неужто позабыла уже?
– Не забыла, – тихо ответила Лида, – разве ж забудешь его? Да только три года прошло, как нет папки нашего. Неужто мне теперь всю жизнь одной быть?
– И вовсе не одна! – нахмурилась дочь. – Мы с Лёней есть у тебя.
– Вы самое дорогое, что у меня есть, – горячо произнесла мать, обнимая девочку, – но ты когда подрастешь, поймешь меня. Я делаю это ради нас, нам всем будет лучше.
Объясняла Лида дочери, что и для неё, и для Лёни во благо, что у них отец появится. А Таня все твердила, что один у них отец, и другого им не надо. Хотя и к Григорию она относилась хорошо, но тут взыграла детская ревность.
Леня же отца не знал, но всё же гордился памятью о нем. Дядя Гриша был добрый и подарки носил. Вот и не знал мальчонка, как относиться ему к тому, что у матери теперь новый муж, который будет жить с ними.
***
О том, что Таня противится браку матери с Григорием, соседи, конечно, прознали. Дотошные тетки считали своим долгом побранить девчонку за эгоизм.
– Мать на работе ради вас целыми днями упахивается, а ты ведешь себя как маленькая! – ругала её тетя Маруся. – Мужик-то золото Лиде достался. Упустит ведь, не найдет другого.
– Куковать будет Лида одна под старость лет, – подхватывала Нина, – не молодая она баба, еще и вы, два иждивенца, на шее у бедняжки. Ты подрастешь и упорхнешь из гнезда, мамку одну оставишь!
– Не оставлю я мать никогда! – с возмущением отвечала Татьяна. Она уже была не маленьким ребенком, и понимала кое-что. Очень раздражало её то, что соседки лезут в их семью.
– Оставишь-оставишь, – мрачно предрекала Маруся, – все вы так говорите поначалу, пока мамка нужна. А как своя жизнь появится, так до свиданья, помирай, родная в одиночестве.
Говорила эти слова Маруся, будто свою беду вспоминала. Одинокая она была, вот и совала нос в чужие дела. Злилась на неё Таня, да что толку-то? Перечить матери дочь не могла, и Лида всё равно поступила по-своему. Вышла замуж за Григория, повторяя детям, что делает это ради семьи.
Первое время все было хорошо. Однако присутствие «мужика в доме» приносило удобство лишь Лидии и Леньке. А вот у Татьяны хлопот прибавилось. Ей показалось, что после росписи Григория как подменили.
– Кастрюлю, Танюха, бери побольше, – учил девочку отчим.
– Нам всегда маленькой хватало, – отвечала Таня.
– Так вы без папки жили-то, – смеялся Григорий, – давай-давай, ставь вон ту, большую.
– На большую и овощей чистить в разы больше надо, – вздыхала девочка, но послушно выполняла то, что говорил отчим.
– А вот и хорошо! Учись, Татьяна, – наставлял Григорий, – выйдешь замуж, и сразу готовая хозяйка получится.
Дяде Грише вечно что-то нужно было то постирать, то отгладить. Вечно какие-то пятна на рубахе у него были, которые отстирывать приходилось долго, пока руки не заболят. За девочку порой вступалась мать.
– Оставь, дочка, я сама отстираю, иди лучше уроки учи, – говорила она.
– Эээ нет, ты, мать, на пекарне наработалась, – возражал Григорий, – а девчонка пусть учится, полезно ей.
Тайком от мужа помогала всё же Лида дочке. Почему-то боялась возражать мужу, больно уж строго относился он к тому, чтобы в доме соблюдались установленные им порядки. Да и странно иногда реагировал Григорий на возражения.
Муж обычно ласков был, подарки дарил, вниманием не обделял. Но если что не по его, начинал ругаться, вещами кидаться. Даже кулаком в стенку как-то раз ударил так сильно, что с полки книги попадали. Потом извинялся он перед супругой.
– Я ж, Лидок, контуженный, – рассказывал Гриша, – врач мне и сказал, что какие-то там клетки мозга могут не так работать. Вот и нервы порой шалят.
– Это ж давно было, – удивилась Лида. – Еще в сорок четвертом тебя контузило.
– А врач мне сказал, Лидонька, что с годами может хуже быть, – объяснил супруг, – голова пока молодая, вроде справляется. А как стареть мозги начнут, так не знаю, что в ней твориться будет.
Лида замолчала. Она не знала, что и ответить на признания мужа.
– Такая уж наша солдатская доля, – вздохнул Гриша, обнимая жену, – кто без рук, без ног вернулся, а у кого с головой худо стало.
– Хорошо, хоть живым вернулся, – ответила Лида, хотя на душе у нее возникло неприятное ощущение.
Странное поведение мужа случалось все чаще. Трудно было даже поверить, что добрый, внимательный мужчина в один момент превращался в человека капризного и несдержанного, а потом вдруг опять становился ласковым и нежным.
Не случалось у него раньше приступов ревности. Но однажды сшила себе Лида платье красивое и пошла в нем на праздник к подруге. В тот самый день Гриша на смене был. Как прознал он, что жена в новом наряде на людях щеголяла, разозлился и порезал обновку ножницами, называя её гулящей.
Хотела Таня возразить разбушевавшемуся мужику, да мать ей знак молчать сделала. И посмотрела умоляюще, чтобы не лезла под горячую руку.
– Больная голова у него, – шепнула женщина дочери, – лучше помалкивай.
С удивлением поглядела Татьяна на мать. Чего ж такого нервного да с больной головой она в дом-то привела? Еще и говорила, как для всех лучше делает.
– На войне ведь контузило, – тихо объяснила Лида дочери, – не повезло ему бедному. Так что потерпим, отпустит скоро.
Тогда Григория, и правда, быстро отпустило. Даже извинялся потом он перед супругой, всё обещал новой платье купить ей. И исполнил свое обещание, целых два нарядных платья справил – и жене, и падчерице.
Лида носила обновку, подаренную мужем. А Таня почему-то терпеть не могла это платье. Надевала лишь когда мать просила появиться в нем, чтобы порадовать Гришу.
Лида надеялась, что нервные состояния будут случаться реже у супруга. Но, к сожалению, они лишь участились. Иногда Григорий казался совершенно нормальным, но потом случалось то, что говорило о явно прогрессирующем заболевании.
Однажды Гриша не вернулся с работы домой. Это случилось, когда Татьяна была уже взрослой девушкой. Она училась в педагогическом техникуме, собиралась стать учительницей.
С матерью обошли они район, где работал мужчина, обыскали всё в округе своего дома. Григорий как сквозь землю провалился. Вернулся он через пять дней – худой, изможденный и грязный.
– С дружками, небось, самогонку пил, – шептала сердито Таня матери на ухо.
Однако Лида качала головой. Странно вёл себя Григорий, будто едва помнил, кто он сам, и где живет. Отвели его в больницу, чтобы для работы какую-то справку дали, подтвердить, что не просто так прогулял несколько смен.
Врач подтвердил, что у мужчины случилась кратковременная потеря памяти. Григорий просто забыл, кто он такой, и не знал, куда ему идти. Вот и бродил неизвестно где. Узнав о контузии пациента, доктор и выяснять дальше ничего не стал. Выдал справку и сказал беречь нервы.
Чудачества Григория становились всё чаще. Иногда он на полуслове забывал, о чем говорил. Ни с того ни с сего мог начать кричать, бить посуду и рвать простыни. Однажды он решил проверить математику у пасынка, и увидев ошибку, пришел в ярость. Тетрадки мальчика были разорваны в клочья, отчим потребовал переписывать все заново.
– Ты чего рекомендовался тут! – закричала Таня. – Кто позволил тебе рвать Ленькины тетрадки?
– А ты мне не указывай! – возмутился Григорий. – Молодая больно, чтобы мне указывать что-то. Ишь, голос подала!
Крепко разругались тогда отчим с девушкой. Ссору эту соседи услышали, и долго потом припоминали Татьяне, что посмела голос повышать на Григория. Ох, и стыдили дотошные бабки бедняжку! А за мужика заступались, так как считали, что это верное делает, молодежь воспитывает.
Лида все старалась утихомирить мужа, на рожон не лезла. А дочку просила молчать. А когда Григорий сильно уж безобразничал, шептала она Тане, что беднягу понять можно. Контуженный он, вот голова и дурная совсем. не виноват он ведь в этом…
***
Со временем девушка перестала перечить матери. Смирилась она с тем, что дядя Гриша болен. Хотела она того или нет, но стал он членом семьи. А раз семья, то и заботы общие.
Лёнька, как подрос, стал реже дома бывать. С отчимом он не ладил, но и ссориться не хотел. Видел, что заступается за него мать. Как возможность представилась, устроился на работу и получил общежитие от предприятия. И хотя соседи у парня шебутные были, а всё ж лучше и спокойнее, чем порой бывал дядя Гриша.
Когда у Григория совсем худо с головой стало, перестал он работать на заводе. Оставлять его дома одного стало опасно. Он и себе мог навредить, и другим.
Как-то раз пожар он чуть не устроил. В другой раз кипятком обварился. Посуду однажды из дома повыкидывал – показалось ему, что помыта она плохо.
Татьяна уже работала учительницей в школе. Порой хотела уже бежать она из родительского дома, а всё же совесть не позволяла.
“Матушка без меня не управится, – думала Таня, – а от умалишенного отказаться все равно не захочет, не выставит его за дверь.”
Говорила дочь матери, что можно было бы определить Григория в специальное учреждение. Опасно же с таким жить. Да и не жизнь это вовсе, когда взрослый человек с нездоровой головой ведёт себя будто дите малое. И обслуживания требует, и капризничает, и бранит, когда что-то не угодно ему.
– Ты чего ж говоришь такое, доченька, – упрекнула мать девушку, – да разве ж можно так? Муж ведь он мой, отчим тебе. Кроме него, нет никого у нас. Уж сколько лет мы прожили. Что же я, от него, как от щенка избавлюсь?
– Мама, он выпотрошит нас морально, – говорила Таня матери. – Мы же с ним сами умалишенными станем!
– У каждого свой крест, – покачала головой Лида, – он мой муж, стало быть, мне нести эту ношу.
Промолчала Таня о том, что материнская ноша и её обузой стала. Да только знала она, что сама не оставит мать наедине с Григорием. Тот ведь хуже дитя малого себя вел.
На работе у Тани, и у Лиды знали об их беде. Потому поблажки давали, нагрузку распределяли так, чтобы удобно было. Вот и получалось, что очень редко Григорий один дома находился. Всегда нянька ему была – то жена, то падчерица.
Не жизнь была у обеих женщин, а каторга. Ни мать, ни дочь не видели в жизни радости никакой. Порой заговаривала Лида о том, что надо бы Тане с кем-то познакомиться, замуж выйти детей родить. А сама в ужас приходила при мысли о том, что однажды останется она наедине со своим капризным, немощным мужем, который почти полностью отказывался себя обслуживать. Да и при такой жизни не до женихов ей было, а года шли…
Не оставляли Таню в покое и соседки. До всего было дело любопытным бабкам.
– Ты чего, Танюха, замуж не выйдешь? – спрашивала Маруся. – Немолодая ты уже, а всё одна. Не берут что ль?
– Вот помрет дядя Гриша, так и найду жениха, – грубо ответила Таня старой соседке. С годами очерствела она и перестала бояться осуждения.
– Вот неблагодарная ты какая! – воскликнула Маруся. – Григорий же вместо папки тебе был, а ты говоришь такое. Правду же говорят, что людской благодарности не существует!
И хотя возмутилась тогда бабка, а всё ж Татьяне уже не докучала. Видать, побаивалась её острого языка.
А между тем в семье становилось её сложнее.
Больной мог потребовать среди ночи почитать ему газету. Падающая с ног от усталости Лидия вставала, чтобы выполнить требование мужа. Дочь злилась на мать за то, что она потакает всем капризам Григория.
– Мама, ложись спать. Тебе на работу рано утром!
– Танюш, я почитаю, не тяжело.
– Не тяжело? Да у тебя под глазами синяки. Наш больной выглядит здоровее тебя. Смотри, какую ряху отъел на пирогах да котлетах.
– Не говори так доченька, несчастный он человек. Иди уж спать, а я посижу, почитаю Гришеньке…
Иногда дочь подменяла Лидию, видя, что та уже не различает слов, написанных в газете. Но в ту самую ночь Таня рассердилась на мать.
“Пусть прыгает вокруг своего мужа, возится с ним как с дитяткой, – с раздражением подумала она, – сама так решила!”
Таня сомкнула глаза и погрузилась в глубокий сладкий сон под монотонное чтение матери. Проснулась она от того, что кто-то трясет её за плечо. Это был Григорий. На лице его был написан страх.
– Таня! Вставай! Мать померла! – закричал он и тут же схватился руками за голову.
Григорий стал кататься по полу, издавая какие-то звуки. Переступила через него Татьяна и подскочила к матери. Увидев её бледное лицо с открытыми глазами, дочь все поняла. Она упала у ног родительницы и горько зарыдала.
Отчим по-прежнему катался по полу. Он кричал, что Лидочка покинула его, горемычного.
– Танюша, доченька, Танечка! – кричал он, протягивая руки к падчерице. Однако ей было не до истошно орущего отчима.
***
Спустя годы, Татьяна уже не могла вспомнить, что происходило в эти страшные дни. Все события будто проплывали в тумане. Тогда, первый раз в жизни Таня поблагодарила судьбу за то, что у неё есть соседки. Они взяли на себя хлопоты, связанные с похоронами. Что-то подсказывали Татьяне, помогали и, как могли, поддерживали.
Вот только, с каким равнодушием молодая женщина, потерявшая мать, относится к больному отчиму, заметили. И осудили Таню, назвав жесткосердечной.
Ни минуты не сомневалась Татьяна, что после похорон Григорий отправится в специальное учреждение. В эти дни он был постоянно на глазах – рядом находились соседские бабки, Лёнька и она сама. Поэтому не мог отчим натворить ничего ужасного. Однако он постоянно требовал внимания и заботы.
– Дай мне поесть, я голоден.
– На плите стоит каша, положи себе.
– Она холодная, разогрей.
Матери больше не было рядом, а без неё Татьяна оставляла большинство просьб отчима без внимания. Тут подбегала какая-нибудь из соседок и начинала срочно разогревать еду больному, добавлять ему сахар, соль и все, что он просил. Но Григорий всё не унимался – требовал у Тани приготовить щи или испечь пирогов, срочно сменить ему рубаху или пришить пуговицу.
– Сердца у тебя нет, Таня! – качала головой соседка Нина, увидев, что молодая женщина абсолютно игнорирует требования несчастного больного.
– А вы правы, – ответила Татьяна, вдруг остановившись, – сердца у меня давно уже нет.
Через несколько дней Григория как подменили. Он с щенячей преданностью стал заглядывать в глаза своей падчерице и даже сам переоделся в чистое. А вечером попросил посидеть с ним и поговорить.
– Что ты хочешь, дядя Гриша? – с подозрением спросила Таня.
– Хочу поговорить с тобой по душам, мать твою повспоминать, – вздохнул Григорий. В этот миг Таня поняла, что он находится в нормальном состоянии. Только вот надолго ли?
– Жену свою угробил, теперь меня хочешь в гроб вогнать? – не стесняясь в выражениях произнесла Татьяна.
Невыразимая скорбь отразилась в глазах отчима. Стал он изливаться в благодарностях к своей падчерице, просил не увозить его в специальную больницу.
– Мы ж семья, Танечка, – слезно упрашивал Григорий, – ну ради матушки своей, ради памяти о нашей Лидочке, оставь меня.
Гневные слова готовы были сорваться с уст Тани, но почему-то не смогла она их произнести. Всё слушала, слушала, что говорит отчим, да пообещала не отдавать его в спецучреждение. Язык была готова себе откусить потом, но поздно уже было.
Держался дядя Гриша недолго. Вскоре снова начались у него вспышки гнева, капризы и вредительство. Не могла Таня одна присматривать за отчимом. Иногда брат Леонид приезжал помочь, но редко. Чаще соседки приходили. Так вот жаловался Григорий им на Таню, какими только словами не называл.
Кончилось однажды её терпение, решила она все-таки определить отчима в специальное учреждение на полное государственное обеспечение. Да только не так просто это все оказалось. Много бумаг требовалось собрать, а это время заняло.
Как в страшном сне жила Татьяна, но не знала она другой жизни. Пожирал ее этот червь, что находился рядом. Несла она этот крест, сама не понимая почему.
Собирая документы для больницы, Татьяна сделала запрос в архив, где содержались сведения о родных Григория. А, получив документы, ахнула от удивления. Как оказалось, душевнобольным был его отец. Брат его и правда погиб в бою, а вот отец находился в специальном интернате для умалишенных с того самого дня, когда не стало его жены.
Хотела выспросить Таня у дяди Гриши про его отца, да только не успела. Вернувшись с работы домой, встретила Таня плачущую Марусю.
– Помер Гришенька, – причитала соседка, – отмучился бедненький.
Услышав новость, Татьяна побледнела, сползла по стене и рухнула на пол. Она потеряла сознание.
***
Леонид уверял сестру, что теперь у неё начнется светлая полоса. Однако счастье чудесным образом не постучалось в её дверь. Долгое время ходила Татьяна потерянная, она не умела жить свободно и легко.
Ей было сорок лет, когда не стало отчима. Состарилась она раньше времени, отдав молодость и все жизненные соки на поддержание душевнобольного человека. Вспоминала Таня, как сильно ненавидела Григория. Но в сердце у неё не осталось ни обиды, ни злости. Одна лишь пустота. Порой ходила она по пустой квартире и плакала. То ли по отчиму, то ли по матушке, то ли по своей несчастной судьбе.
Брат чувствовал ответственность за сестру. Он понимал, что не хлебнул и сотой доли тех страданий, что выпали на долю Татьяны. Мужчина видел, что она не может поднять голову и расправить крылья. Прошлое давило на неё тяжелым гнетом.
Тогда он решился на кардинальные изменения в жизни. Ему предложили работу на севере. Не желая слышать никаких возражений, он сказал сестре, что они переезжают.
– Я гарантирую тебе полную поддержку во всем, – сказал Леонид.
– Но где я буду там работать? – удивилась Таня.
– Там есть школа, и строится еще одна, – ответил брат, – а вот учителей не хватает. С жильем тоже проблем нет.
– Но кто же будет ухаживать за могилками мамы и дяди Гриши? – спросила растерянно сестра.
– Попросим соседей, – сказал Леня, – да и не так это важно. Да и умершим уже ничего не нужно. Думать нужно о живых, о тебе и обо мне.
Слишком слаба духом была в тот момент Татьяна, потому и не смогла возражать больше. Все организационные вопросы были быстро улажены, и брат с сестрой отправились на север.
ЭПИЛОГ
На новом месте Татьяна сразу же устроилась на работу. Ей и брату предоставили жилье – две отдельные квартиры по соседству. Таня поразилась тому, как вольготно здесь распределялись квадратные метры. В цене тут были люди, их руки и головы, а жилья хватало.
На новом месте жизнь стала совершенно иной. У Татьяны появились друзья. Все это были приезжие люди, у каждого за плечами была своя история. Сорок три года было женщине, когда она познакомилась с инженером Николаем. В сорок четыре она стала матерью, хотя уже очень давно поставила на себе крест.
У неё родилась дочь Лиза, а вскоре, на удивление всех знакомых и друзей, она вновь забеременела и на свет появился мальчик Женя.
Хоть и поздно она детей родила, но тем не менее здоровыми они были, выросли, выучились и стали уважаемыми людьми в обществе, как и их мать Татьяна, заслуженный учитель.