История основана на реальных событиях.
1933 год
Акулина едва сдержала слёзы. Господи, вот отчего на их долю выпали такие беды? А ведь еще несколько лет их семья считалась благополучной, но всё изменилось, когда в селе колхоз стали основывать.
Степана и Марию раскулачили, забрав всё подчистую. Как потом мама её говорила – из родного села не выперли на разваленной телеге и то хорошо. Другим меньше повезло, тех в Сибирь да на север сослали, а семью Степана и Марии каким-то чудом оставили. Даже дом не отобрали. А вот животину всю со двора увели, до последней курочки и цыпленка. Лошади, коровы, свиньи, гуси и куры – всё ушло в новый колхоз. Три надела земли ушли туда же.
Мария сломалась, ослабла, через какое-то время заболела воспалением легких, да умерла. Тут и недоедание сказалось, потому что ослабленный организм не выдержал.
Степан вернулся с заработков в родной дом, схоронил жену. Девчонке младшей, Татьянке, тогда всего два годика было. Это был 1929 год.
Но беда снова настигла их – по той же причине, что и Мария, ушел из жизни один из их сыновей – четырнадцатилетний Мирон.
Остался Степан с двумя сыновьями Алексеем и Андреем, да с маленькой дочкой Татьяной.
Акулина была старшей дочерью в семье Степана, к тому дню, когда не стало её матери, она уже была замужем и растила своих детишек.
****
Голод, накрывший Поволжье в начале тридцатых переживали очень трудно, летом спасала сурепка, лебеда, щавель и грибы. А вот зимой было туго.
Но несмотря на это, Акулина приняла для себя решение – она заберет Татьянку к себе в дом. Дело ли, что девчонка среди мужиков растет? Неумытая, нечесаная, в грязном платье. Степан поначалу против был:
– Ну куда тебе еще один голодный рот в семью, а что Иван скажет?
– Скажет, что где пятеро, там и шестому человеку место найдется. Негоже девчонку одну дома бросать. А коли беда случится?
– А чего мне, в лес её с собой брать? – Степан устало провел рукой по лицу. – Или на станцию, когда разгружаю вагоны? Алёшка с Андреем тоже делами заняты, пытаются хоть копейку добыть, хоть птичку поймать. Вчера двух голубей выловили, всё еда.
Сердце Акулины сжалось. Господи, когда же это закончится? Как же они дошли до такой жизни? Будут ли они когда-то жить хорошо?
– Собери вещи, бать, пусть Татьянка у меня пока поживет.
Отец кивнул и в глазах его блеснули слёзы.
По улице шли Акулина и Татьяна. В руке старшей сестры был узелок с вещами – всё добро, что у младшей было.
– Ничего, ничего, настанут еще хорошие времена. Мы еще заживём, – твердила Акулина. – И счастливы еще будем.
– Акулина, – Таня шмыгнула носом. – А нас перестанут называть кулацкими дочками?
Акулина встала, сжала руку сестренки и процедила сквозь зубы:
– От кого слышала?
– От Васьки и Проши. Они со мной играть не хотят, говорят, что я кулацкая дочь.
– Они неправильно говорят. Кулаки – это те, кто на работы других людей нанимают, а мы своими силами справлялись. А то, что у нас всё забрали… Это товарищ Ермольцев жадностью был обуян. Мало ему трех поросят да коровы, что батька наш им давал. В первую очередь лошадей забрать хотел. А батька ведь в лесничестве работал вместе с Андреем. Им лошади нужны. Да и в пахоте они верные помощники. Каждая голова на счету. Вот и сцепились они, да худо всё вышло – приехали посреди ночи, да вывели всех животных со двора. Вот так и вышло – ни вступления в колхоз, ни подворья…
– А говорят, что мы кулаки.
– Пусть говорят. Почешут языками, да забудут. И не слушай никого, Татьянка. Злых и завистливых языков всегда хватало.
Татьяна расположилась в доме Акулины, где уже помимо неё и мужа проживали трое детей. Сама хозяйка дом была беременна четвертым. Одни мальчишки на свет рождались, а так хоть Таня ей помощницей будет, да под присмотром останется.
Перво-наперво она искупала сестренку, да платьица её в порядок села приводить. Голодные глаза смотрели на неё с тоской.
– Не смотри так, Таня. Вот Иван с Захаркой в лес пошли, коли получится им зайца в силки поймать, будет еда. Нет, так на вечер лепешки с лебедой испеку, горсть муки еще осталась.
Вдруг Акулина услышала стук калитки. Встав, она тяжело вздохнула – это Оксана пожаловала, сестра Ивана. Она в городе жила, да на выходные к родителям приезжала. В городе голодно было, а в деревне тем не менее грибов можно было набрать, щавеля, да вдруг удастся рыбы наловить в речушке и с собой в город взять? Хотя в последнее время улова практически не было, не клевала рыба…
– Акулина, Иван, вы дома?
– Да не кричи ты. Коленьку разбудишь, – Акулина вышла к родственнице и, скрывая раздражение, поздоровалась с ней. Оксану она недолюбливала из-за её глупости и бестактности. А та всё шаталась к ним, вроде как с племянниками пообщаться, а сама всё городскую из себя строила, хотя всего два года как на учебу уехала. Акулина всё гадала, как та на учебу поступила? Умишки как у муравьишки.
– Ой, а это кто, неужто Таня? – улыбнулась Оксана.
– Она самая.
– В гости пришла?
– Нет, жить у нас будет.
Улыбка с лица Оксаны сползла, и она с неудовольствием посмотрела на девочку, затем вздохнула, но промолчала.
Она пробыла у них до вечера. Ивану и их старшему сыну Захару действительно удалось поймать зайца, чему семья была несказанно рада. Был ужин и была еда на следующий день в виде похлебки. А для голодных детских ртов это настоящий пир. Вечером, когда Оксана уходила из дома брата и его жены, она вдруг тихо спросила у Акулины:
– А ты от сестры избавиться не хочешь? Зачем тебе лишний рот?
– Ты о чём? – оторопела женщина.
– Я завтра на рассвете на станцию иду, могу взять её с собой в город, брошу на вокзале. А там её подберут добрые люди или в детский дом отправят.
– Ты ополоумела? – закричала Акулина, не сдерживаясь. – Ты чего несёшь, дурная? Да как тебе такое на умишко твой махонький пришло?
– А чего? Сейчас каждая крошка хлеба на счету, куда тебе еще одна приживалка?
– Пошла отсюда вон! Вон пошла! Не смей больше переступать порог нашего дома. Нет, даже в калитку не входи. Чтобы я не видела тебя больше здесь. Ишь, змея! Свою сестру на вокзал отвези, раз такие мысли держишь.
– Акулинка, да я же как лучше… Да я же вижу, что тяжело вам…
– Иди отсюда, пока вилы в руки не взяла, да и грех на душу.
Войдя в дом, Акулина рассказала Ивану о том, что сестра его предложила. Тот сжал кулаки, глаза его загорелись нехорошим огоньком. Тут уж Акулина испугалась:
– Не трогай её, Ваня. Её и так Господь наказал, ума не дав, да доброты. Пусть, пусть что хочет, то и говорит. Главное, что ты так не думаешь, главное, что ты рядом.
Он выдохнул и, обняв жену, произнёс:
– Мы справимся. Мы обязательно со всем справимся.
****
Они и справились. Потихоньку голод отступал, поля и огороды давали хороший урожай, налаживалась и жизнь. Кто-то еще втихую нет-нет, да назовёт Татьяну кулацкой дочкой, но вот Акулину побаивались так называть. Женщиной она была суровой, семью свою в обиду не давала, да и Ивана уважали все в селе. Никому и в голову не приходило супруге его что-то нехорошее сказать.
Отец и братья Акулины и Татьяны ездили на заработки и помогали им.
Акулина, которая выросла в многодетной семье, сама рожала детишек с завидной регулярностью. К сороковым годам у неё и Ивана уже было семеро детей. Татьяна им помогала, нянчилась с племянниками, по дому работу делала, а как подросла, так в поле работать пошла, всё же через Ивана взяли её в колхоз когда началась Великая Отечественная война и стало ясно, что любые руки, даже детские пригодятся.
И опять настали трудные времена. Степан с сыновьями на фронт ушли, следом за ними и Ивана призвали. Осталась Акулина дома с детьми, да с сестрой-подростком.
Татьяна, которая и так рано повзрослела, стала работать с утра и до зари, чтобы помочь Акулине прокормить семерых детишек.
Даже когда однажды ей косилкой мизинец срезало, то не ушла с поля домой. Оторвала часть подола на платье, перевязала ногу, да дальше работала.
От отца и Алексея весточки приходили, а вот Андрей без вести пропал и больше ничего о нем не было слышно…
****
1942 год
Татьяне шел шестнадцатый год. Молодая, работящая девчонка понимала, что Родине сейчас трудно, что надо работать на её благо. А трудные времена рано или поздно заканчиваются, кому, как не ей об этом знать?
Идя с поля, она вдруг увидела, как по сельской дороге, поднимая пыль, мчится полуторка.
– Татьяна, к сельсовету иди. Всех собирают! – крикнула Глаша, соседка.
– А чего? Зачем, не говорят? И кто это приехал? Машина не наша. – Татьяна вдруг почувствовала, что грянут какие-то перемены. Полуторки и раньше приезжали, забирая мужчин. Но их в селе уже не осталось…
– Вот пойдем и всё выясним.
Татьяна пошла к сельскому совету, где уже собралась толпа. Услышанное заставило её сердце похолодеть – собирали молодых девчат да незамужних женщин для рытья окопов под Сталинградом. Там, где наступали немцы.
– Это чего же… Уж работать некому, а вы еще и девчат забираете! – пожилая Прасковья, которая едва на ногах своих ходила, стала причитать. – Сперва мужики, потом лошади наши воевать пошли, теперь девчата. А кому за плуг вставать? Мне? Так я свои ноги едва волочу, какой уж плуг?
– Успокойтесь, мать, – поднял голову прибывший из военного комиссариата лейтенант. – Забираем на два-три месяца. Помогут Родине – и домой, дальше работать в колхозе. Сейчас страна нуждается вот в таких молодых девчат, – он указал пальцем на Татьяну и шестнадцатилетнюю Лизоньку. – Времени на сборы мало, поэтому, пока я сверяю списки, да идет перекличка, пусть ваша родня соберет необходимые вещи.
Татьяна в растерянности посмотрела на Акулину. Та, прижав кончик платка к лицу, заплакала.
– Акулиночка, принеси мне Захара штаны да рубаху, в них сподручнее будет, чем в платье.
– Да что же это, до дому дойти не успела даже!
– Ступай, Акулина, принеси, что попросила, – тихо произнесла Татьяна.
Тут она услышала свою фамилию и крикнула, подняв руку:
– Я!
***
Молодых девчат увезли под Сталинград, где они своими хрупкими ручонками рыли окопы. Три месяца труда, в любую погоду, будь то ветер, дождь или зной. Голодные, исхудавшие, вшивые, они продолжали день изо дня работать.
Жили в землянках, мылись в реке, ели то, что привозили им раз в день. Но всё же девчата выполнили свой долг перед родиной, а после их отпустили домой. Добиралась до деревеньки под Пензой Татьяна своим ходом. Долго, но упорно она двигалась в сторону дома на перекладных, пешком, на повозках. И вот ночь, дом Акулины стоял в кромешной темноте. Все спали. Обессиленная от усталости, Татьяна подняла руку и постучала в окошко.
Заспанная Акулина раскрыла окно, да крикнула:
– Иди вон отсюда, попрошайка! Самим есть нечего!
С такой же злостью она закрыла окно, а Татьяна, удивившись, постучала снова.
– Ты что, не расслышала? – Акулина вновь распахнула створки, а в руках её была скалка.
– Ты чего, сестра, не узнаешь меня? – тихо спросила Таня.
– Таня! Танюша, ты ли это? – Акулина тут же бросилась к двери и выскочила на улицу, хватая за руку сестренку. – Пойдем, пойдем в дом. Господи, не признала. Исхудала как!
– Признаешь уж тут, как же. – усмехнулась горько Танюша. – Захаркины штанцы на веревке держатся, чтобы не упали.
– А волосы… Что с твоими волосами? Зачем так коротко состригла?
– Так вши, – пожала плечами Таня.
– Выведем, у меня и керосин есть, вот прям сейчас и выведем, – Акулина улыбалась, гладя сестру по грязной голове. – А я уж приняла тебя за попрошайку, которые ходят целыми днями. Самим есть нечего, так еще и они стучатся. Взяли моду в последнее время по ночам людей будить, надеясь, что спросонья им дадут чего. Я же не думала, что за три месяца ты настолько изменишься, что не узнаю тебя. Но наконец ты дома…
– Акулина, батя пишет чего?
– Пишет батя. И Ваня с Алёшкой пишут. Да вот только от Андрея так и нет вестей.
Сестры помолчали пару минут в тишине, затем Акулина поставила греть воду и приготовила керосин, чтобы вывести живность из волос сестры.
– Всё пройдет, всё.. И войне когда-нибудь конец будет, и мужики наши вернутся. Всё будет хорошо. И не такие времена проживали. Веришь, Таня?
– Верю, Акулина верю. Мы будем еще счастливы.
После возвращения уже на следующий день Татьяна вышла на работу. Никто уже даже за глаза не называл её кулацкой дочкой. Забылось за три месяца то, что не забывалось многие годы. Теперь эта молоденькая девочка была труженицей тыла и передовик в колхозе.