Искренне благодарим каждого, кто оказывает помощь каналу лайками и подпиской!
Комната напоминала музей бедности. Обои, когда-то кремовые, теперь походили на пожелтевшие страницы старого дневника. Над диваном висела фотография: девочка лет пяти в платье с рюшами, смеющаяся в карусели солнечных зайчиков. Сейчас этой девочке было восемнадцать, и она сидела за столом, сжимая в руках конверт с логотипом университета.
— Лиза, — голос матери прорезал тишину, как нож масло. — Ты вообще меня слушаешь?
Лиза медленно подняла глаза. Мать стояла в дверях кухни, опираясь на косяк. В руках — пачка счетов.
— Вчера пришло письмо от ЖКХ. Опять долг. И за электричество просрочка. — Она швырнула бумаги на стол. — Ты даже не представляешь, во сколько мне обходится твое существование.
Фраза повисла в воздухе, обрастая ледяными шипами. Лиза почувствовала, как сжимается желудок.
— Мам, я… Я поступила. На бюджет. — Она протянула конверт, но та даже не взглянула.
— Бюджет. — Мать фыркнула, доставая сигарету. — А общежитие? Книги? Еда? Кто за это заплатит? Я? С моей зарплатой уборщицы?
Она затянулась, дым смешался с запахом сырости. Лиза сглотнула ком в горле. Она знала этот сценарий: мать выжимала из неё вину, как воду из тряпки. Но сегодня всё пошло иначе.
— Я посчитала. — Мать прижала окурок к пепельнице в форме ракушки — подарку Лизы на восьмое марта. — За восемнадцать лет я потратила на тебя 2 миллиона 300 тысяч. Считая еду, одежду, школу.
Лиза замерла. Губы матери двигались, выводя цифры, словно диктуя приговор.
— Это… шутка? — прошептала она.
— Шутка? — Мать резко встала, стул грохнулся на пол. — Ты думаешь, я рожала тебя ради счастья? Твой отец сбежал, как узнал о беременности! Я пахала на трех работах, а ты… — Голос сорвался. — Ты даже в магазин сходить не можешь, не потеряв сдачу!
Внезапно Лиза вспомнила, как в семь лет разбила градусник. Мать тогда кричала, что ртуть стоит половину её зарплаты, и заставила собирать шарики голыми руками.
— Я верну всё, — выдохнула она сама не зная почему. — Как только начну работать…
— Нет. — Мать приблизилась, тень от её фигуры накрыла Лизу. — Сейчас. Или ты не переступишь порог этого университета.
2005 год
«Мамочка, смотри!» — пятилетняя Лиза влетела в квартиру, размахивая рисунком. На корявом солнце с лучами-спиралями было выведено: «Спасибо за жизнь».
Мать, стирающая в тазике униформу, даже не обернулась:
— Не мешай. У меня голова болит из-за твоих капризов.
Настоящее время
— Ты хочешь, чтобы я продала почку? — Лиза вскочила, сбивая стакан с водой. Лужа поползла к счетам. — Или может, сразу сердце? Его, кажется, дороже оценивают!
— Не дрейфь. — Мать достала из шкафа папку. Внутри — распечатанный договор. «Соглашение о возмещении расходов на содержание ребенка». В графе «Сумма» краснели цифры: 2 300 000 руб. Внизу — две пустые строки для подписей.
— Это… это незаконно, — прошептала Лиза, но мать уже сунула ей ручку.
— Закон — для тех, у кого есть деньги на юристов. Подпишешь — можешь ехать в свой университет. Нет — ищешь работу. Я не собираюсь кормить тебя до пенсии.
Стекло на часах треснуло от удара кулаком. Лизу трясло, как в лихорадке.
— Ты сумасшедшая, — выдавила она. — Я ухожу.
— Куда? — Мать засмеялась. — У тебя даже на проезд нет.
Но Лиза уже хлопнула дверью. На лестничной площадке в кармане курки зазвонил телефон. Уведомление из банка: «Одобрен кредит на обучение». Она подала заявку тайком месяц назад.
«Сумма: 2 300 000 руб.»
Красные цифры слились с пятнами на глазах. Лиза зажала рот, чтобы не закричать. Где-то снизу донесся хриплый голос:
— Вернешься! Все вы возвращаетесь, когда проголодаетесь!
Она побежала, не разбирая пути. В ушах стучало: «2 миллиона. 2 миллиона. 2 миллиона». Как ценник на бирке, привязанной к младенцу.
Дождь начался внезапно. Лиза прижалась к витрине ломбарда. За стеклом пылилось пианино с надписью «Срочный выкуп». На верхней полке — та самая кукла из детства, которую мать вернула в магазин, узнав цену.
— Девушка, вам помочь? — Продавец высунулся из двери.
— Нет, я… — Лиза потянулась к карману. Там лежала бабушкина брошь — единственное, что она успела схватить. — Сколько дадите за это?
Цена свободы
Продавец ломбарда повертел брошь в руках, поднес к свету тусклой лампы. Камень в центре, похожий на застывшую каплю крови, вспыхнул тусклым огнем.
— Граненый стекляшек, — буркнул он. — Но оправа серебряная. Дам три тысячи.
Лиза кивнула, не в силах говорить. Когда деньги легли на ладонь, она сжала купюры так, что края впились в кожу. Три тысячи. Примерно столько мать тратила на сигареты за месяц.
Дождь усилился. Лиза купила в круглосуточном магазине дешевый зонт-прозрачник и билет на ночной автобус до города, где находился университет. В кармане — паспорт, кредитный договор и смятая фотография из детства: она с отцом на каруселях. Мать вырвала себя с того снимка еще в прошлом году, оставив рваный край.
Автобус тронулся, городские огни поплыли за окном, как расплавленное золото. Лиза прижалась лбом к стеклу. «2 300 000». Цифры пульсировали в такт дворникам. Она представила, как через четыре года, с дипломом экономиста, будет платить по 50 тысяч в месяц. 46 месяцев. Почти четыре года рабства.
— Неправильно ты считаешь, — сказал внезапно голос справа.
Лиза вздрогнула. На соседнем сиденье сидел пожилой мужчина в промокшем плаще. Его лицо напоминало высохшую грушу — все в морщинах, но глаза… Глаза блестели, как у подростка.
— Простите?
— Сложные проценты, — он ткнул пальцем в кредитный договор, который Лиза не заметила, как достала. — Смотри: 14% годовых. Если платить только минимальный взнос, твой долг к концу срока вырастет в полтора раза.
— Откуда вы…
— Я бухгалтер на пенсии. — Мужчина достал из кармана леденец в форме звезды. — Хочешь?
Лиза машинально взяла конфету. Сахарный вкус апельсина разлился по языку — точь-в-точь как те леденцы, что давала ей бабушка перед смертью.
— Вам нужно либо больше зарабатывать, либо найти спонсора, — продолжил старик. — Или продать что-то ценное. — Его взгляд скользнул по броши в витрине ломбарда, которую Лиза все еще сжимала в кулаке.
— Это все, что у меня есть.
— Вранье. — Он усмехнулся. — У тебя есть время. Молодость. И… — он постучал себя по виску, — здесь, надеюсь, не пусто.
«Мама, я подрабатываю!» — двенадцатилетняя Лиза высыпала на стол горсть монет от сдачи, которую копила месяц, подбирая в супермаркете «лишние» копейки.
Мать швырнула сковороду в раковину:
— Ты что, подаяние собирала? Убери это свинство!
Монеты звякнули, скатываясь на пол. Самая крупная — десять рублей — закатилась под холодильник. Лиза так и не решилась ее достать.
Общежитие встретило Лизу запахом плесени и криками первокурсников, отмечающих посвящение. Комната на троих, койка у окна. Соседки — рыжая Аня с гитарой и молчаливая Катя, сутками чертящая что-то в тетрадях.
— Мамаша тиран? — Аня спросила на второй день, увидев, как Лиза вздрагивает от звонка телефона. — У меня отец алкаш. Приходилось ночевать в подъездах.
Лиза молчала. «Тиран» звучало слишком благородно для матери, требующей оплатить свое материнство.
Учеба стала спасением. Лекции по экономике, где цифры складывались в стройные формулы, а не в обвинения. Подработка в кафе — 120 рублей в час. Катя, оказавшаяся гением программирования, научила ее создавать сайты-одностраничники для местных бизнесов.
Через месяц Лиза скопила 25 000. Она переводила по 10 000 матери — не по договору, а назло. «Смотри, я могу». Мать не звонила.
Первый звонок раздался в ноябре. Лиза увидела на экране «Мама» и уронила телефон в чашку с кофе.
— Ты довольна? — голос матери напоминал скрип ржавых качелей. — Соседи говорят, я ведьму вырастила. Дочь-стерва, бросившая больную мать.
— Ты не больная. Ты…
— У меня язва. Врач сказал, от стресса. — В трубке послышался хриплый кашель. — Приезжай. Поговорим.
Лиза повесила. Через минуту пришло фото: мать в больничной палате, с капельницей. На заднем плане — их квартира, точнее, то, что от нее осталось. Стены голые, мебель исчезла, остался только диван с протертой обивкой.
«Продала все, чтобы оплатить долги. Твои долги», — гласил текст.
«Почему ты не можешь быть как нормальные дети?!» — мать била кулаком по столу, где лежала справка о диагностике у Лизы тревожного расстройства. — У всех подростки с приколами, а ты с психушкой носишься! Кто за это платить будет?
Лиза тогда впервые подумала о смерти. Не всерьез — просто представила, как мать подсчитывает стоимость похорон.
Настоящее время
Лиза приехала. Не из жалости — из желания посмотреть в глаза безумию.
Квартира напоминала разграбленную гробницу. Даже фотография с каруселями исчезла.
— Садись, — мать указала на единственный стул. Сама опустилась на коробки с бутылками. — Я… — она кашлянула в платок с коричневым пятном, — подала в суд.
Лиза замерла.
— По статье 87 Семейного кодекса. Дети обязаны содержать нетрудоспособных родителей.
— Ты… ты не нетрудоспособная. Тебе 45!
— Но я больна! — Мать швырнула на пол папку с медицинскими заключениями. — И это ты довела. Отказом от помощи.
В глазах Лизы заплясали черные точки. Она схватилась за стену, где раньше висел ковер с оленями.
— Сколько?
— 30 тысяч ежемесячно. Или 500 000 сразу.
В кармане Лизы жгло кредитную карту с остатком 47 000. Она вдруг рассмеялась.
— Знаешь, что я видела вчера? — Лиза достала телефон, открыла фото из кафе. На снимке — Анина гитара с наклейкой «Спасибо за жизнь!». — Это не долг. Жизнь — это дар. Или проклятие. Но не товар.
Мать вскочила, опрокинув коробку. Бутылки с грохотом покатились по полу.
— Вон! — она замахнулась пустой капельницей. — И чтобы ноги твоей тут больше не было!
Лиза вышла, не хлопнув дверью. В лифте проверила баланс: 47 325 рублей. До зарплаты — пять дней.
На улице ее ждала Аня с горячим кофе в термосе.
— Ну что, договорились?
— Она подала в суд.
— Отлично! — Аня торжествующе улыбнулась. — Теперь мы подаем встречный иск. За эмоциональное насилие. И требование компенсации.
Лиза в изумлении остановилась.
— Я же говорила — мой брат юрист. — Аня достала визитку. — Он берется за такие дела за 15% от выигрыша.
Кофе оказался с коньяком. Лиза, никогда не пившая алко…., закашлялась, но через минуту засмеялась. Впервые за восемнадцать лет.
Суд назначили на 14 февраля. Лиза в черном костюме (взят напрокат у Кати) выглядела старше своих лет. Мать не пришла.
— Ответчик признан уклоняющимся, — объявил судья. — Иск отклонен.
Вечером Лиза купила три розы. Одну бросила в мусорный бак у больницы, где лежала мать. Вторую оставила в ломбарде, выкупив брошь. Третью приколола к гитаре Ани.
— Зачем? — спросила та.
— Это не долг. — Лиза улыбнулась. — Просто спасибо.
Когда кредит погасят через шесть лет (Катя помогла с IT-стартапом), Лиза поедет в дом детства. Квартира будет пуста. На полу в углу она найдет десятирублевую монету 2010 года.
Но это уже совсем другая история.