– Я не прислуга для твоей матери! И ни на какую дачу я больше не поеду! – рявкнула Маша так, что даже кот под диван шмыгнул, а муж застыл с вилкой в руке.
Олег моргнул, не сразу сообразив, что вообще произошло. У него на лице читалось: «Ну вот, опять началось».
– Это ты сейчас о чём? – осторожно выдохнул он, словно на минное поле ступал.
– О чём? – Маша подалась вперёд, скрестив руки. – О твоей маме, Олег! О твоей обожаемой Клавдии Ивановне, которая, видимо, считает, что я обязана бегать к ней по первому свистку!
Он только губами шевельнул, пытаясь что-то сказать, но Маша уже разошлась не на шутку.
– Я ей не домработница! Пускай сама со своими грядками разбирается. Я неделю работаю, как конь, а единственный выходной хочу потратить на себя и на своих родителей, а не на её вечные кабачки и огурцы!
Олег положил вилку, выдохнул, но сдержанности хватило ровно на три секунды.
– Мама просто попросила помочь! – начал он, уже раздражаясь. – Это не преступление. У неё никого рядом нет.
– А сестра твоя где? – сразу парировала Маша. – Ольга? Или она теперь у нас “не по этой части”? Только урожай с огорода вывозить — это, значит, пожалуйста, а копаться в грязи — нет, у неё ребёнок, у неё время расписано!
Олег нахмурился.
– Ну, у них свои заботы, у Дениски скоро школа, секции, всё такое…
– Конечно! А мы что, беззаботные? У меня работа до ночи, у тебя твои клиенты с их «срочно-срочно», а по выходным — марш на огород, потому что маме скучно!
– Ты сейчас несправедлива, – процедил он.
– Да? А кто был там каждую субботу и воскресенье? Я! И твоя мама, между прочим, даже спасибо толком не сказала. Зато про то, что “детей у нас нет, вот и время лишнее”, она напоминает при каждом удобном случае!
Олег тяжело выдохнул, потер лоб.
– Маш, хватит уже придумывать, она не со зла.
– Не со зла? – переспросила она, глядя прямо в глаза. – Да она каждый раз под видом заботы вставляет шпильку. “А внуков-то всё нет, небось, карьера важнее?” или “Ты, Машенька, хоть огурцы научись солить, а то как ты без этого?” Твоя мама – чемпионка по пассивной агрессии, и ты это прекрасно знаешь!
Олег поднялся из-за стола, нервно обошёл комнату.
– Мама просто хочет, чтобы ты стала частью семьи. А ты ведёшь себя так, будто она тебе враг.
– А она мне и есть враг, если честно, – отрезала Маша. – С её бесконечными намёками, советами и ожиданиями. Она лезет в каждую мелочь! Даже занавески в нашей спальне комментировала — “слишком тёмные, мол, настроение портят”. Да ей какое дело до наших занавесок?!
– Мама старой закалки, ей трудно по-другому, – попытался оправдаться муж.
– А мне трудно терпеть, – ответила Маша тихо, но жёстко.
На секунду повисла тишина. Только холодильник гудел, да за окном дождь барабанил по подоконнику — октябрь своё слово держал, слякотный, сырой, такой же раздражённый, как и они.
– Маша, – наконец сказал Олег, уже устало, – ты же знаешь, она одна, ей скучно. Если не мы, то кто?
– Вот пусть сестра поможет, у неё, видишь ли, “ребёнок”. А я что, не человек? У меня нет права на отдых? – она резко встала, отодвигая стул. – Меня задолбало, что твоя мама постоянно делает вид, будто я у вас в долгу!
Олег хотел возразить, но в этот момент зазвонил телефон. На экране — «Клавдия Ивановна».
Маша усмехнулась:
– Вот и сам момент истины.
Он глянул на неё, потом на телефон. Долго, с сомнением, но всё-таки ответил.
– Алло, мам. Да, дома. Да, Маша рядом. – Он взглянул на жену, будто просил глазами не вмешиваться. – Что? Завтра? Да… ну, не знаю, у Маши вроде дела…
Маша молча стояла с перекрещёнными руками и слушала, как он поддакивает.
– Ладно, мам, я что-нибудь придумаю, – закончил он разговор, убрал телефон и посмотрел на жену.
– Что-нибудь придумаешь? – переспросила Маша, с прищуром. – То есть уже придумал, да?
– Да нет, просто… мама просила помочь ей на участке, последние дела закрыть перед зимой. Я не хотел отказывать.
– Конечно. Как же можно отказать святой женщине Клавдии Ивановне! – фыркнула она. – Ты у нас вечно между мной и мамой как между молотом и наковальней. Только почему-то каждый раз я получаю по голове.
– Маша, не начинай.
– Я не начинаю, я продолжаю! – вспыхнула она. – Сколько можно плясать под её дудку? Всё лето отпахали, руки в мозолях, спины болят, а теперь осень – значит, убирай урожай, складывай банки, таскай мешки, потому что “мама устала”!
Олег нахмурился, подошёл ближе.
– Не говори о ней в таком тоне. Она пожилая женщина, ей тяжело одной.
– А мне, по-твоему, легко? – выпалила Маша. – Я каждый день как белка в колесе! А твоя мама делает вид, что я отдыхаю, если не копаю грядки!
Он опустил глаза.
– Ладно, – сказал после паузы. – Я сам поеду. Без тебя.
– Отлично! – с вызовом произнесла Маша. – Вот и езжай! Хоть раз сам почувствуешь, что такое “огород по колено”!
Она повернулась к окну, глядя, как дождь мажет по стеклу серыми разводами. Внутри всё кипело. Не злила даже сама просьба свекрови – злила системность. Вечно одно и то же. Вечный сценарий, где Маша — рабочая лошадь, а остальные – “занятые”.
Она достала телефон, открыла переписку с мамой. Там — простое сообщение:
“Машенька, не забудь, пожалуйста, списочек для юбилея. Папа волнуется, чтобы всё было красиво.”
Она улыбнулась. Её родители никогда ничего не требовали. Ни огородов, ни “будь как все”. Только забота, без условий.
Маша вздохнула, но не успела даже закрыть телефон, как услышала позади знакомый тон — муж снова кому-то писал. С первого взгляда было ясно кому.
Она отвернулась, не желая даже видеть, как он пишет маме, что “Маша, возможно, приедет, просто у неё настроение сейчас не то”.
– Олег, – сказала она, не оборачиваясь. – Ты хоть раз можешь поступить так, как считаешь нужным ты, а не как велит твоя мать?
Он молчал. Только пальцы застучали по экрану быстрее.
– Понятно, – кивнула Маша. – Тогда слушай внимательно. Завтра я поеду к своим родителям. Мы договорились ещё неделю назад. И никакой огород, никакие “помоги маме” этого не отменят.
– Маша…
– Всё. Хватит. Я сказала.
Она ушла в спальню, хлопнув дверью. В коридоре тихо тикали часы. Олег остался стоять посреди кухни, с телефоном в руке и кислым лицом.
А за стенкой, в телефоне у Маши, уже набирался номер — свекрови. Потому что терпение у женщины – как резинка: тянется, тянется, а потом щелк — и всё, порвалась.
Она ещё не знала, что этот разговор перевернёт их семью с ног на голову.
Утро выдалось хмурое, как настроение у Маши. На улице — типичный подмосковный октябрь: лужи, ветер, небо свинцовое. Она проснулась от того, что дома было подозрительно тихо.
Повернула голову — рядом подушка пустая. Олега нет.
На тумбочке — записка:
“Я уехал к маме. Позвоню вечером.”
У Маши будто что-то внутри лопнуло.
– Ну вот и всё, – прошептала она, сидя в постели. – Маменькин сынок выбрал сторону. Как всегда.
Она поднялась, заварила себе чай, но в горло не лезло. Пошла по квартире туда-сюда — как зверь в клетке.
В голове всё крутилось: “Уехал. Даже не сказал толком. Решил за меня. Опять.”
Телефон звякнул. Письмо. От Клавдии Ивановны.
“Олежек уже приехал, помогает мне. Маша, не дуйся. Женщина должна уметь уступать. Это основа брака.”
– Ах вот как, – усмехнулась Маша. – Уступать, значит. Конечно. А то ж святая на огороде без меня пропадёт.
Она долго ходила по кухне, потом схватила телефон и набрала номер.
Три гудка — и тот самый приторный голос:
– Машенька, здравствуй, солнышко! Как ты?
– Клавдия Ивановна, я хотела с вами поговорить, – начала Маша ровно, хотя внутри всё клокотало.
– Конечно, конечно. Только недолго, я тут с Олежкой картошку перебираю, – ответила та с тем самым нарочито ласковым тоном, от которого зубы сводило.
– Отлично, как раз об этом. Мне надоело, что вы вмешиваетесь в нашу жизнь.
– Что ты сказала? – голос моментально стал ледяным.
– То, что услышали. Мне неприятно, что вы постоянно ставите Олега перед выбором: или я, или вы.
– Девочка, ты, видимо, забыла, кто его родил? – сразу пошло с нажимом. – Я его мать. И была в его жизни задолго до тебя. Так что будь добрее, не перечь старшим.
– Я уважаю вас, но уважение — это не то же самое, что подчинение, – Маша держалась из последних сил. – Я не против помогать, но это должно быть по моей воле, а не потому что вы решаете, что мне “надо”.
– Вот оно что… – в голосе свекрови появилась язвительная сладость. – Значит, я вам мешаю, да? Женщинам вроде вас всегда всё не так. Вы ж теперь “современные” — с карьерой, с характером, а в семье толку ноль!
– А вы, Клавдия Ивановна, вместо того чтобы всех учить, попробуйте просто не лезть, – ответила Маша.
– Грубиянка! – свекровь почти выкрикнула. – Неблагодарная! Да я ради вас с Олегом всё лето на даче надрывалась!
– Надрывались? – Маша хмыкнула. – Серьёзно? Это я там надрывалась. А вы, простите, больше руководили.
– Вот и видно, что у вас воспитания нет! – кипела свекровь. – Мама, наверное, не научила старших уважать!
Эти слова были последней каплей.
– Не трогайте мою мать! – сорвалась Маша. – Она как раз никогда никому не лезет в жизнь, в отличие от вас!
– Вот поэтому и внуков у неё не будет, если ты будешь так с мужем обращаться!
– Замечательно, Клавдия Ивановна! Прямо в точку! Теперь ясно, что вы на самом деле обо мне думаете.
– Думаю, что мой сын заслужил лучшую женщину.
Маша рассмеялась, но смех был нервный, злой.
– Ну так и ищите ему получше, – сказала она и сбросила вызов.
Телефон полетел на диван. Руки дрожали, сердце колотилось. Она стояла посреди комнаты, не зная — то ли плакать, то ли смеяться.
Через полчаса зазвонил домофон.
– Кто там? – сухо спросила она.
– Это я, – голос мужа.
Маша молча нажала кнопку.
Олег зашёл, промокший, уставший, с пакетами из магазина.
– Привет, – произнёс он, будто ничего не случилось.
– Привет. Ну как мамочка? Жива-здорова? – язвительно спросила Маша, вытирая руки полотенцем.
Он вздохнул.
– Маша, давай без этого. Мы там немного помогли, всё нормально.
– Мы? – прищурилась она. – Я, кажется, не туда попала. “Мы” — это ты и она, да?
– Послушай, – начал Олег. – Я не хочу ссориться. Мама переживает, говорит, ты наговорила ей грубостей.
– А что, неправду сказала? – перебила Маша. – Что она всё время лезет и пытается рулить нашей жизнью?
– Маша, ну нельзя же так резко…
– Можно, если достали! – вспыхнула она. – Я сколько молчала? Сколько терпела эти уколы и намёки? “А почему детей нет?”, “А что ты на себя платье-то купила — не к лицу”, “А зачем тебе компьютер, всё равно ничего не понимаешь!” Да у меня от её слов скоро аллергия начнётся!
Олег устало сел на стул.
– Она просто хочет тебе добра.
– Добра? – усмехнулась Маша. – Да у неё добро через укор выражается. Ей невестка нужна без мнения, без планов, без характера. Сказали — пошла копать, сказали — пошла варить. А я не из таких.
Он молчал, теребя край пакета.
– Маша, она старая. Упрямая. Ну не меняется она, и не изменится.
– А я должна под неё подстраиваться, да?
– Просто будь помягче, – сказал он тихо. – Не делай из этого трагедии.
– Трагедии? – переспросила Маша, голос задрожал. – Когда жена для мужа — человек на втором месте, это не трагедия? Это что тогда?
Он поднял глаза.
– Ты перегибаешь. Я не ставлю тебя на второе место.
– Конечно, нет, – фыркнула она. – Просто уезжаешь к маме, когда я прошу помочь с юбилеем моих родителей. Просто решаешь за меня, с кем и куда мне ехать. Просто стоишь и молчишь, когда она меня оскорбляет. Да, как же — не второе место!
– Ты всё воспринимаешь слишком близко к сердцу, – сказал Олег. – Я просто хочу, чтобы в семье был мир.
– Мир? Между кем? Между мной и твоей мамой? Так его не будет, пока ты стоишь посередине, но не на моей стороне.
Олег встал, вздохнул.
– Значит, вот так, да?
– Вот так, – ответила она, не моргнув. – Я устала от этого цирка.
Он посмотрел на неё, будто впервые увидел по-настоящему.
– Я люблю тебя, Маш, но мама для меня тоже важна.
– А я не прошу её выбрасывать из жизни, – спокойно сказала она. – Я прошу поставить границы. Простые, человеческие. Чтобы она не решала, что мне делать.
– Она не хочет зла.
– Зато получается одно и то же. Знаешь, мне кажется, ты не замечаешь, как она тобой управляет.
– Хватит, – устало произнёс он. – Не начинай опять.
– Не начинай, не начинай… – передразнила Маша. – А кто начал? Она! Своими звонками, своими “сынок, приезжай, я без тебя не справлюсь”. А ты бежишь, как на поводке.
– Это низко, Маша.
– А что, неправда?
Он молчал.
В комнате стало так тихо, что слышно было, как за окном свистит ветер и скребётся ветка по стеклу.
Маша глубоко вдохнула.
– Знаешь что, Олег. Я больше не собираюсь быть героиней твоей семейной драмы. Я устала оправдываться за то, что хочу жить своей жизнью.
– Куда ты собралась? – насторожился он.
– К маме. Там, где хоть кто-то меня слышит.
Он подошёл ближе.
– Не уходи.
– Я не ухожу. Я просто беру паузу. Чтобы ты, наконец, понял, что значит быть мужем, а не сыном на побегушках.
Она взяла сумку, накинула пальто. У двери обернулась:
– Передай Клавдии Ивановне, что в этом году огород пусть сама копает. А то у меня, видишь ли, “характер”. Ну вот пусть теперь с ним и живёт.
И ушла.
Олег остался стоять, как вкопанный. На кухне всё ещё пахло чаем и яблоками. Он опустился на стул, провёл рукой по лицу. На телефоне мигало новое сообщение — от мамы:
“Олежка, не грусти. Женщины приходят и уходят, а мама всегда рядом.”
Он вздохнул.
Сколько лет он слышал это? Сколько раз думал, что «так и должно быть»?
А теперь впервые стало по-настоящему страшно — от тишины, которая осталась после того, как хлопнула дверь.
А Маша, шагая по мокрому асфальту, вдруг почувствовала — впервые за долгое время ей дышится легко.
Да, впереди разговор с родителями, возможно, слёзы, куча “ну зачем ты так”, но она знала одно: теперь всё изменится. Или она сама, или их брак — но что-то точно.
Ветер трепал волосы, а в голове звучало одно:
«Я не прислуга. И не игрушка. И не часть чужого сценария».
И, может, впервые в жизни эти слова были не злостью, а свободой.
Конец.