Мария Петровна сидела на кухне, когда услышала знакомый скрип калитки. Сердце сжалось.Дочка с Андреем. Андрей это зять. Человек, которого она так и не научилась любить за семь лет. Ну не нравится он ей !
— Мам, мы приехали! — раздался голос Оли из прихожей.
Мария Петровна встала, разгладила фартук и вышла навстречу. Дочь выглядела усталой, под глазами темные круги. Андрей стоял за её спиной, держа две сумки.
— Здравствуй, Мария Петровна, — кивнул он.
— Здравствуйте, — ответила она, не глядя в глаза.
Оля обняла мать, и та почувствовала, как дочь дрожит.
— Оленька, что случилось? Ты плакала?
— Мам, потом. Я так устала. Можно, мы останемся у вас на несколько дней?
— Конечно, доченька. Твоя комната всегда готова.
Андрей прошел мимо, поставил сумки в коридоре и молча направился в комнату. Мария Петровна проводила его взглядом, полным немого укора.
Вечером, когда Андрей уснул, Оля пришла к матери на кухню. Села напротив, опустила голову.
— Мам, у меня все плохо.
Мария Петровна взяла дочь за руку.
— Он ?..
— Нет, мам. Он не пьет. Никогда и не пил. — Оля подняла глаза, полные слез. — Просто… я не знаю, как жить дальше.
— Так уходи от него! Сколько можно терпеть?
— Терпеть что, мам? — в голосе Оли прорезалась обида. — Он хороший человек. Работает, не пьет, никогда руку не поднял. Просто… У нас трудный период из за….
— Я сразу это видела, —не дала договорить Мария Петровна г. — Говорила тебе. Не пара он тебе.
— Мам, пожалуйста. Не начинай .Не сейчас.
Тишина повисла тяжелым грузом. Оля вытерла слезы.
— У меня обнаружили… — она запнулась. — В груди уплотнение. Завтра иду на биопсию.
Мир перевернулся. Мария Петровна схватилась за край стола.
— Что?.. Оленька…
— Может, ничего страшного. Врач сказал, что в восьмидесяти процентах случаев это доброкачественное. Но я так боюсь, мам.
Они плакали вместе, держась за руки. А за стеной, прижавшись лбом к холодной стене, стоял Андрей и тоже плакал.
Утро началось с неловкого молчания. Андрей сидел за столом, не притрагиваясь к завтраку. Мария Петровна наливала чай, бряцая посудой громче, чем обычно.
— Мария Петровна, — тихо начал он. — Я хотел спросить…
— Что? — она обернулась, и в ее взгляде читалась такая холодность, что Андрей сник.
— Ничего.
— Вот и молчите.
Оля вошла в кухню, бледная, но собранная.
— Андрюш, поехали?
Он вскочил так резко, что чуть не опрокинул стул.
— Я с вами, — сказала Мария Петровна.
— Мам, не надо. Правда. Нас и так двое.
— Я мать. Мое место рядом с тобой.
Андрей взял ключи от машины и вышел, не говоря ни слова.
В клинике они сидели в разных концах коридора. Мария Петровна листала журнал, не видя ни строчки. Андрей смотрел в окно, сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
Когда Олю увели на процедуру, тишина стала невыносимой.
— Вы знаете, Андрей,— вдруг заговорила Мария Петровна, — я всегда хотела для дочери лучшей жизни.
Андрей повернулся к ней.
— Я тоже хочу для нее лучшего.
— Вот только понимаем мы это по-разному. Для вас “лучшее” — это съемная однушка на окраине и вечная экономия на всем.
— Мария Петровна…
— Я еще не закончила. Моя дочь могла выйти за Сергея Викторовича. Помните, того стоматолога? Свой кабинет, машина, квартира в центре. А выбрала вас. Учителя физкультуры.
Андрей встал.
— Я люблю вашу дочь. Больше жизни. И делаю все, что могу.
— Любовь! — Мария Петровна тоже поднялась. — На любви квартиру не купишь. На любви в отпуск не съездишь. Семь лет я смотрю, как она себе отказывает во всем. Как носит одни и те же вещи по три года. Как мечтает о ребенке, но боится, что не потянете.
— Мы потянем! Я работаю на двух работах, но мы…
— Что вы? Что вы сделаете, если ей понадобится лечение? Если понадобятся деньги? Большие деньги? Что тогда?
Андрей молчал. Потому что ответа не было.
Биопсия показала рак. Вторая стадия. Требовалась операция, а затем химиотерапия.
Андрей сидел на лавочке у клиники и курил, хотя бросил пять лет назад. Руки тряслись так, что сигарета выпала на асфальт.
— Сколько стоит лечение? — спросил он у врача.
Та назвала сумму, от которой закружилась голова. Даже половины таких денег у них не было.
Вечером, когда Оля уснула от снотворного, Андрей и Мария Петровна снова оказались на кухне.
— У меня есть двести тысяч, — сказала она. — Это все, что я накопила. Продам дачу — будет еще четыреста. Но этого мало.
Андрей положил на стол ключи от машины.
— Продам свою. Это еще триста тысяч.
Мария Петровна смотрела на него долгим взглядом.
— И все равно не хватит на все лечение.
— Я возьму кредит. Несколько кредитов. Буду работать на трех, на четырех работах. Но мы…
— Хватит. — Она подняла руку. — Я позвоню Сергею Викторовичу.
Андрей вскинулся.
— Что?
— Он богатый человек. Он поможет. Всегда к Оле хорошо относился.
— Мария Петровна, вы понимаете, что говорите?
— Прекрасно понимаю. Я говорю о жизни своей дочери. О том, что сейчас не время для гордости.
— Это не гордость! — Андрей ударил кулаком по столу. — Это… я должен сам! Я муж! Это моя обязанность!
— Ваша обязанность — сделать все, чтобы она выжила. А не играть в гордого добытчика.
Они смотрели друг на друга, и впервые за семь лет между ними было что-то общее. Отчаяние.
Сергей Викторович приехал на следующий день. Высокий, холеный, в дорогом костюме. Он привез фрукты и цветы, присел на край дивана в комнате Оли.
— Олечка, я все слышал. Мне Мария Петровна позвонила. Хочу помочь.
Оля смотрела на него растерянно.
— Сергей, это очень мило, но…
— Никаких но. — Он достал чековую книжку. — Скажи, сколько нужно.
Андрей стоял у двери, и его буквально выворачивало наизнанку. Он видел благодарные слезы в глазах Марии Петровны. Видел смущение Оли. Видел, как рушится его мир.
— Я не могу принять, — твердо сказала Оля.
Все обернулись.
— Сергей, спасибо. Правда. Но я замужем. И мы справимся сами.
— Оля, будь благоразумна, — начала Мария Петровна.
— Мам, достаточно. — В голосе дочери прозвучала сталь. — Я люблю своего мужа. Мы вместе пройдем через это.
Сергей Викторович поднялся, кивнул.
— Понимаю. Если передумаешь — звони.
Когда он ушел, Мария Петровна разрыдалась.
— Ты что наделала? Это же твоя жизнь!
— Именно поэтому я сама решаю. — Оля протянула руку Андрею, и он подошел, сел рядом, обнял. — Мы справимся. Вместе.
Справлялись тяжело. Андрей устроился на ночную работу охранником, днем вел физкультуру в школе, по выходным подрабатывал грузчиком. Спал по четыре часа в сутки. Мария Петровна продала дачу, отдала все деньги. Впервые за годы они с зятем работали как одна команда.
После операции Оля лежала в больнице. Андрей приходил каждый день, приносил домашнюю еду, читал вслух, просто сидел рядом, держа за руку. Мария Петровна наблюдала за ним и с удивлением понимала: она ошибалась.
Однажды вечером она застала его в коридоре больницы. Андрей сидел на подоконнике, уронив голову на руки. Плечи вздрагивали.
— Андрей, — тихо позвала она.
Он поднял лицо — заплаканное, измученное.
— Я так боюсь ее потерять. Так боюсь.
Мария Петровна подошла, неловко положила руку ему на плечо.
— Ольга сильная. Выдержит.
— Знаете, что она мне сказала вчера? — Он вытер слезы. — Что если бы вернулась в прошлое, все равно выбрала бы меня. Что те семь лет были самыми счастливыми в ее жизни. А я… я даже приличную квартиру ей не смог купить.
— Андрей, послушайте. — Мария Петровна села рядом. — Я многое поняла за эти недели. Я думала, что счастье дочери — это деньги, достаток, стабильность. Но счастье — это когда рядом человек, который готов ради тебя на все. Который работает на износ, который не спит ночами, который… который любит так, как любите вы.
Он смотрел на нее с недоверием.
— Простите меня, — продолжала она. — За все эти годы. За холодность. За то, что не видела главного.
— Мария Петровна…
— Я не знала, что у моей дочери такой хороший муж. — Она сжала его руку. — Простите глупую старуху.
Андрей обнял ее, и они оба плакали посреди больничного коридора.
Оля выздоровела. Химиотерапия оказалась успешной, анализы были хорошими. Врачи говорили о стойкой ремиссии.
В день выписки их встречала вся семья. Мария Петровна напекла пирогов, накрыла стол. Впервые за много лет в их доме царила настоящая атмосфера тепла.— Знаете, что я решила? — сказала Оля за ужином. — Хочу ребенка. Врачи разрешили через полторагода.
Андрей замер с вилкой на полпути ко рту.
— Оль, ты серьезно?
— Абсолютно. Жизнь слишком коротка, чтобы откладывать счастье.
Мария Петровна встала, подошла к зятю, положила руку на плечо.
— Из вас ,Андрюша, получится прекрасный отец. Я знаю.
Он поднял на нее глаза, и в них стояли слезы благодарности.
Прошло три года. Мария Петровна сидела на скамейке в парке и смотрела, как Андрей учит кататься на велосипеде их сына, ее внука, Петю. Мальчик был похож на отца — те же светлые волосы, тот же упрямый подбородок.
Оля села рядом, вздохнула счастливо.
— Мам, я столько раз хотела тебе сказать…
— Тише, доченька. Я знаю. — Мария Петровна взяла ее за руку. — Прости меня за те годы. Я была слепа.
— Ты просто хотела для меня лучшего.
— И не увидела, что лучшее уже было рядом.
Они сидели молча, наблюдая, как Андрей подхватил сына, едва тот начал падать, как засмеялся, подбросил мальчика вверх. И в этом смехе, в этой простой картине была вся суть счастья.
— Знаешь, Оль, — тихо сказала Мария Петровна, — я так благодарна судьбе, что ты не послушала меня тогда, семь лет назад.
— Я тоже, мам. Я тоже.
А вечером, когда они вернулись домой, Андрей задержался на кухне с Марией Петровной.
— Хотел показать вам, — он достал из кармана небольшую коробочку. — Договор на квартиру. Двухкомнатная, в нормальном районе. Наконец-то накопили.
Мария Петровна открыла коробочку, увидела ключи, и слезы снова подступили к горлу.
— Андрюша, милый мой. Это прекрасно. Но знаешь что? — Она посмотрела на него с теплотой. — Дом — это не стены. Дом — это люди, которые в нем живут. И у моей дочери всегда был настоящий дом. Потому что рядом был ты.
Он обнял тещу, и она наконец-то ответила на объятие. Без напряжения, без фальши. Просто как родная.
В соседней комнате играл Петя, смеялась Оля, и в этом смехе звучала сама жизнь — сложная, болезненная, но невероятно прекрасная. Жизнь, которую они отстояли вместе. Жизнь, которая научила их главному — семья не в деньгах и не в квартирах. Семья — это когда ты готов пройти через огонь ради тех, кого любишь. И когда они готовы пройти этот путь вместе с тобой.