В автобусе у женщины лопнула ручка у сумки. Пакеты, баночки, какие-то справки — все рассыпалось по полу. Ира помогла собрать. Женщина благодарила, а Ира вдруг улыбнулась. Первый раз за день.
— Спасибо, дочка. Добрая ты.
Добрая. Ира смотрела в окно и думала, что скоро это слово покажется ей смешным.
Дом встретил тем же запахом — борщ, старая мебель, что-то кислое в углах. Коврик у двери все такой же грязный. Люстра с трещиной.
— Ирка! — мать выглянула из кухни. — Думала, не приедешь на мой день рождения.
— Приехала же.
— Что такая… хмурая? И платье серое какое-то. На праздник надо ярко одеваться.
Мать осматривала ее, как товар на рынке. Ира знала этот взгляд. Сейчас найдется десять недостатков.
— Волосы не уложены. И похудела. Не ешь, что ли? А морщинки появились…
— Мам, хватит.
— Хватит, хватит… Я за тебя переживаю, а ты «хватит». Иди помоги стол накрыть.
Отец появился из гаража — чистый, причесанный, с привычной улыбкой.
— Иришка! Как дела?
— Нормально, пап.
— Это хорошо. Главное — здоровье.
Он сел в свое кресло и включил телевизор без звука. Дальше разговаривать не собирался.
Гости пришли к семи. Дом наполнился голосами. Мать была в центре — принимала поздравления, жаловалась на здоровье, хвасталась дочерью.
— А Ирка у нас в большой компании работает! Зарплата хорошая! Правда, замуж никак не выйдет — разборчивая очень.
— Мам…
— Что «мам»? Правду говорю. Принца ждет. А принцы нынче не те.
Соседка с первого этажа кивала:
— Точно! Моей внучке тридцать два, тоже никого не находит. Все им не подходит.
Ира сидела и чувствовала знакомую тошноту. Не от еды — от этого спектакля. Мать играла счастливую мать. Отец — доброго семьянина. Гости — заинтересованную публику.
— А помнишь, Ирка, как ты в десятом классе на олимпиаде первое место заняла? — мать обращалась ко всему столу. — Я так гордилась!
Ира помнила по-другому. Мать тогда кричала, что «опять выпендриваешься», что «думаешь, умнее всех». А отец молча ушел смотреть телевизор.
— Красивая девочка растет! — сказала тетя Света. — И умная.
— Да уж, не в мать пошла, — засмеялся кто-то.
Мать засмеялась тоже:
— Ну что вы! Я тоже в школе училась хорошо.
Ира встала из-за стола.
— Сейчас приду.
В ванной она посмотрела в зеркало. Усталое лицо. Когда она стала такой? Когда превратилась в эту сжавшуюся женщину?
Вернувшись, увидела, что отец исчез. Мать рассказывала про соседку, которая развелась.
— Бросила мужика ни за что. Он не пил, работал, денег приносил. Ну, характер тяжелый — так у кого его нет? Терпеть надо было.
— Может, он ее как-то… мучил? — осторожно спросила тетя Света.
— Мучил! — мать фыркнула. — Сейчас все мучения выдумывают. Раньше бабы терпели, детей растили. А теперь чуть что — сразу к психологам бегут.
Ира слушала и чувствовала, как что-то ломается внутри.
Гости разошлись к полуночи. Мать убирала посуду, довольная.
— Хороший праздник получился. Все были довольны.
— Я доделаю, — сказала Ира. — Ложитесь спать.
Родители ушли. Ира осталась на кухне одна. Мыла тарелки и думала, что завтра уедет и долго не вернется.
— Тяжело здесь? — тихо спросил кто-то.
Дядя Леша стоял в дверях. Единственный, кто почти молчал весь вечер.
— Нормально.
— Ира, это не нормально. То, как они с тобой. Как всегда было.
— Не знаю, о чем ты.
— Знаешь. Я видел, как ты пряталась от них в детстве. Как плакала.
Сердце забилось быстрее.
— Не надо.
— Твой отец… — дядя Леша помолчал. — Он не плохой. Но трус. Всегда был.
— Зачем говоришь это?
— Потому что кто-то должен. Он мог тебя защитить. Должен был. Но стоял в стороне.
— Он просто… не любит конфликты.
— Это не конфликты, Ира. Это было насилие. И он позволял.
— Хватит!
— Ты же помнишь Лену Карпову? Твою подружку из седьмого класса?
Ира замерла. Помнила.
— Помнишь, как твоя мать сказала не дружить с ней? Потому что у той родители пьют?
— При чем тут…
— А ты послушалась. Перестала с ней общаться. А потом Лену изнасиловали пьяные мужики. И некому было помочь — друзей-то не было.
— Это… это не моя вина…
— Не твоя. Но ты уже тогда выбрала молчать. Как твой отец.
Ира бросила тряпку в раковину.
— Уйди.
— Ирочка…
— Уйди!
Дядя Леша вздохнул и ушел. Ира осталась одна. Руки тряслись.
Лена Карпова. Она не думала о ней годы. Тихая девочка с грязными волосами. Мать запретила с ней дружить: «От таких семей подальше держись». И Ира послушалась. Стала делать вид, что не замечает Лену.
А через полгода случилось то, что случилось. Лену увезла «скорая». Потом она перевелась в другую школу.
Ира легла в свою детскую кровать и смотрела в потолок. «Он мог тебя защитить». Дядя Леша прав.
Но и она могла защитить Лену. И не защитила.
Утром проснулась рано. Родители спали. Собралась тихо, но перед выходом зашла к отцу в комнату.
— Пап.
Он открыл глаза, сел на кровати.
— Что случилось?
— Я хочу спросить. Про детство. Ты видел, как мама меня… била?
Отец помолчал. Потом тихо:
— Видел.
— И почему молчал?
— Я думал… — он запнулся. — Думал, что иначе ты пойдешь по рукам. Как Лена Карпова. Мать хотя бы дома держала. А там, на улице…
Ира стояла и не знала, что сказать. Он правда так думал? Или оправдывается?
— Ты права, — добавил отец тише. — Я трус. Но было страшно. За тебя страшно.
— Поздно, пап.
— Знаю.
Ира вышла из комнаты. Написала записку: «Спасибо за праздник» — и ушла.
Дома достала медицинские документы. Нашла выписку трехлетней давности. «Резаные раны предплечья. Причина — длительное психоэмоциональное насилие в семье».
Два дня не отвечала на звонки. На третий день сфотографировала выписку и отправила отцу.
Он прочитал. Не ответил.
Через час мать написала в семейный чат: «Позорит семью. Врет все. Больная на голову».
Ира переслала выписку в рабочий чат матери. Там были коллеги, соседи, женщины из церковного хора.
Потом выключила телефон.
Попробовала приготовить ужин, но есть не хотелось. Тошнило. Села резать хлеб — просто чтобы руки были заняты.
Телефон молчал, но лежал рядом. Мать не звонила. Отец тоже.
Ира не включала свет. Сидела в темноте и резала хлеб. За окном лаяла собака. Она не думала ни о чем.
Только резала хлеб и слушала лай.