Андрей с гордостью смотрел на то, как жена Ульяна возилась с мотками пряжи. Комната их небольшой квартиры постепенно превращалась в мастерскую: повсюду лежали клубки шерсти, схемы со сложными узорами и готовые изделия — нежные ажурные шали, теплые детские пинетки и причудливые игрушки.
— Ну как? — Ульяна подняла на мужа сияющие глаза, продемонстрировав новую пару носков с замысловатым норвежским узором.
— Красота невероятная, — искренне восхитился Андрей. — Я до сих пор не понимаю, как твои пальцы творят такое.
— Это любовь, — улыбнулась она. — И терпение. А еще это начало приносить деньги. Сегодня еще три заказа поступило через мою страничку.
Ульяна открыла небольшой интернет-магазин, и ее работы быстро стали пользоваться спросом.
Клиенты хвалили женщину за качество, аккуратность и душевность, вложенную в каждую петельку.
Для Ульяны это было не просто хобби, а отдушина, возможность почувствовать себя самостоятельной и нужной, особенно после того, как она оставила работу перед рождением ребенка, которому, увы, так и не суждено было родиться.
Вязание стало ее терапией. Успех Ульяны нравился не всем. Особенно он колол глаза свекрови Валентине Борисовне.
Она, женщина строгих правил и старой закалки, считала, что место молодой жены — у плиты и рядом с мужем, а не в погоне за деньгами.
Но больше всего ее раздражала Эльвира, младшая дочь, которая, вместо того чтобы помогать по дому, только и делала, что восхищалась Ульяной.
— Мам, посмотри, какую кофту Ульяна связала! — щебетала Эльвира, листая фотографии на телефоне. — Я тоже хочу научиться. Может, купим пряжу?
— Чепуха это все, — отмахивалась Валентина Борисовна. — Сидеть, крючком тыкать. Настоящая женщина должна уметь шить, а не эти кружева плести. И деньги эти — грошовые. Стыдно, по сусекам скребя, на пропитание зарабатывать. Андрей должен содержать семью.
Но Эльвира не унималась. Она все чаще пропадала в квартире брата, умоляя Ульяну научить ее азам вязания.
Та, будучи по натуре мягкой и открытой, с радостью делилась секретами мастерства.
Увидев однажды, как дочь и сноха, уютно устроившись на диване, смеются над клубком, который упрямо выскальзывал у Эльвиры из рук, Валентина Борисовна почувствовала, как внутри закипела черная, удушающая обида.
Ее собственная дочь переходила на сторону “чужачки”, перенимала ее “глупые” увлечения.
Валентина Борисовна также начала замечать, что Андрей стал чаще хвалить Ульяну и гордиться ею. Даже муж, вечно угрюмый Борис, как-то обмолвился:
— Молодец сноха, дело нашла. Не сидит без дела.
Эти слова стали для свекрови последней каплей. Первая проблема появилась через месяц.
Ульяна закончила изысканную шаль из тончайшей мериносовой пряжи цвета морской волны.
Заказчица, женщина из соседнего города, заплатила за нее немалые деньги. Ульяна с любовью упаковала сверток и отправила его почтой.
Через неделю на ее страничку пришло гневное сообщение: “Я в шоке! Дорогая шаль буквально рассыпалась у меня в руках, когда я ее накинула! Я требую возврата денег! Это обман!”
Ульяна не поверила своим глазам. Она перечитала сообщение раз десять, а потом взяла в руки аналогичную пряжу, оставшуюся от работы, и попыталась порвать ее. Ничего не вышло. Нить была прочной.
— Должно быть, брак в пряже, — предположил Андрей, глядя на расстроенную жену. — Такое бывает. Верни деньги, и все. Не переживай.
Ульяна вернула деньги и извинилась, но осадок остался. Она тщательнее проверяла каждое изделие, но странные инциденты повторялись.
То на детском свитере, который заказала молодая мама, после первой же стирки разошлись несколько петель, будто их подрезали.
То на большой игрушке-мишке, от которого была в восторге маленькая девочка, внезапно лопнул шов, и набивка посыпалась наружу.
Возвраты сыпались один за другим. Репутация, которую Ульяна так долго строила, разрушалась на глазах.
От нее отвернулись постоянные клиенты, а в комментариях появились злые отзывы.
— Я не понимаю, — плакала Ульяна, зарывшись лицом в плечо Андрею. — Я же все так тщательно проверяю! Я вяжу крепко!
Андрей гладил ее по волосам и бормотал утешительные слова, но в душе тоже закрадывались сомнения.
Он видел, как жена работает, как переживает за каждую петельку. Такого количества брака просто не могло быть.
Подозрение возникло у него, когда мать зашла в гости и села стричь ногти маленькими, острыми маникюрные ножницы.
— Мам, а это зачем? — не удержался он.
— А? Это? — она взглянула на ножницы. — Ногти стригу.
— Почему у нас? — нахмурился Андрей.
Валентина Борисовна удивленно посмотрела на него, но ничего не ответила. В тот вечер, укладываясь спать, Андрей не мог отвязаться от навязчивой мысли.
Он вспомнил, как мать всегда скептически относилась к увлечению Ульяны и вспомнил ее колкие замечания.
Но мысль о том, что собственная мать способна на подлость, показалась ему абсурдной.
Тем временем, Валентина Борисовна, видя страдания снохи, испытывала странное удовлетворение.
Ее план сработал. Она дождалась момента, когда Ульяна ушла в поликлинику, а Андрей был на работе, и, придумав предлог о необходимости забрать банку соленых огурцов, снова навестила их квартиру.
На столе в гостиной, готовый к упаковке, лежал изумительный детский комплект — шапочка и пинетки нежно-персикового цвета, связанные крючком с тончайшим ажурным узором.
Работа была безупречна. Сердце Валентины Борисовны зашлось от знакомой смеси злости и зависти.
Она оглянулась, убедилась, что одна, и быстрым, точным движением достала из кармана маникюрные ножницы.
Ее пальцы, привыкшие к шитью, работали ювелирно. Она не резала изделие насквозь, нет.
Она поддевала кончиком лезвия одну-две ниточки в самых незаметных местах — у основания узора, под складкой, внутри шва.
Сделать это надо было так, чтобы при первом осмотре ничего нельзя было заметить.
Но после небольшой нагрузки или первой же стирки нитки должны были поползти, испортив всю работу.
Она закончила и, довольная, убрала ножницы в карман. В этот момент скрипнула входная дверь.
— Мама? Ты что здесь делаешь? — на пороге стояла Эльвира.
Ее взгляд упал на разложенный комплект, а потом — на странное, напряженное выражение лица матери.
— Огурцы… зашла за огурцами, — смутилась Валентина Борисовна.
— А ножницы зачем? — дочь указала на торчащий из кармана матери блестящий кончик.
Валентина Борисовна побледнела.
— Это… я ниточку на кофте себе подрезала, зацепилась.
Эльвира подошла к столу и взяла в руки пинетку. Она только начала учиться, но глаз у нее уже был “насмотренный”.
Девушка заметила едва видимый усик нитки, торчащий в самом сердце сложного цветка. Она потянула за него легонько, и часть узора поползла.
— Мама… — голос Эльвиры дрогнул от ужаса и неверия. — Это ты? Это ты все время так делала?
— Что ты несешь, дура! — вспыхнула Валентина Борисовна. — Сама она, наверное, криворукая, все портит!
— Нет, — Эльвира отшатнулась от матери, как от прокаженной. Ее глаза наполнились слезами. — Нет, я все поняла. Ты… ты уничтожила все ее работы. Из-за зависти. Как ты могла?
Раздался щелчок ключа в замке. В квартиру вошел Андрей, вернувшийся с работы раньше срока.
Он замер на пороге, глядя на странную сцену: мать, стоящую посреди комнаты с перекошенным от гнева лицом, и плачущую сестру, сжимающую в руках маленькую пинетку с распустившимся узором.
— Что случилось? — спросил мужчина.
Эльвира, которая от избытка эмоций не могла вымолвить ни слова, показала пинетки.
— Это ты? — голос Андрея прозвучал тихо и ужасающе спокойно.
Валентина Борисовна попыталась было отпираться, но потом поняла, что это бесполезно.
Вся ее злоба, копившаяся месяцами, выплеснулась наружу в виде истеричного, бессвязного монолога.
— Да, я! А что?! Чтобы она знала свое место! Чтобы не зазнавалась со своими вязаниями! Деньги ей нужны! А семью содержать — это твоя обязанность, Андрей! А она тебя в тени держит, дурочка эта! И тебя, Эльвира, сбивает с пути настоящего! Вся эта возня с нитками — ерунда!
Андрей слушал, и с каждым ее словом его лицо становилось все суровее. Когда мать замолчала, тяжело дыша, в комнате повисла гробовая тишина.
— Уходи, — тихо сказал Андрей. — И чтобы твоей ноги здесь больше никогда не было!
— Как ты смеешь так со мной разговаривать?! Я твоя мать! — резко взвизгнула она.
— Ты перестала быть моей матерью в тот момент, когда взяла в руки эти ножницы, — его голос был стальным. — Ты вредила моей жене, гадила, лишала ее радости и веры в себя. Ради чего? Ради своих больных принципов? Уходи.
Валентина Борисовна, вдруг осознав весь ужас происходящего и свое полное поражение, беспомощно захлопала глазами и, не сказав больше ни слова, вышла, пошатываясь.
В тот вечер, когда Ульяна вернулась домой, Андрей и Эльвира ей все рассказали.
Ульяна слушала, и на ее лице пробежала целая гамма чувств — шок, боль, обиду, и, наконец, горькое облегчение от того, что кошмар закончился и она не была виновата в этих странных неудачах.
— Я так и думала, что что-то не так, — прошептала она. — Но подумать, что это твоя мама…
— Она больше не придет сюда, — твердо пообещал Андрей. — Никогда.
Прошло несколько месяцев
Ульяна с трудом, но восстановила свой бизнес. Она сделала пост с объяснением ситуации (не называя имен, конечно) и предложила всем недовольным клиентам бесплатно переделать изделия.
Многие вернулись, ее честность была оценена по достоинству. Валентина Борисовна осталась в одиночестве.
Муж, узнав о случившемся от сына, был в ярости и на несколько недель ушел жить к другу.
Андрей внес номер матери в черный список, а Эльвира, хоть и не разорвала отношения с матерью полностью, стала относиться к ней с холодком.
