Дарина стояла в прихожей, и сердце у неё сжалось, когда она увидела, что муж снова собирается уходить. Он уже надел куртку, в руке держал ключи, явно собираясь выйти из дома. Женщина невольно замерла, а пальцы сами вцепились в край дверцы шкафа, будто пытаясь ухватиться за что то надёжное в этот момент.
– Витя, ты опять уезжаешь? – голос её прозвучал тише, чем она хотела, и в нём отчетливо сквозила тревога.
– Да, – ответил он коротко, даже не обернувшись. – Юле нужно в больницу. У малыша опять температура, а она сама еле на ногах.
Дарина почувствовала, как внутри всё сжалось. Она сделала шаг вперёд, стараясь удержать голос ровным, но он всё же дрогнул:
– А наши дети? Ты вчера обещал Саше на площадку сходить, а Лизе перед сном почитать. Они тебя весь день ждали! Как ты можешь так безответственно относиться к собственным детям?
Мужчина опустил взгляд, провёл рукой по волосам, словно пытаясь собраться с мыслями. Ему не было стыдно или что-то в этом роде. Он просто не любил оправдываться, вот и всё. Тем более, он делал доброе дело.
– Дарина, ну ты же понимаешь… – он вздохнул, отводя глаза. – Человеку помощь нужна. У неё никого больше нет. А что до Лизы с Сашей… Ничего не случиться, если мы погуляем в другой день. Или книжку почитаешь ты. Тоже мне, проблема! У них проблем со здоровьем нет.
Слова его повисли в воздухе, и Дарина вдруг ощутила, как в груди поднимается волна обиды. Она шагнула ближе, кулаки невольно сжались.
– Да они скоро забудут, как ты выглядишь! – выкрикнула она, и в голосе прозвучала неприкрытая боль. – Ты когда в последний раз со своими детьми время проводил?
Витя молчал. Он стоял, глядя куда то в сторону, будто искал там ответ, который не мог произнести вслух. Наконец, тихо, почти шёпотом, сказал:
– Я не могу её бросить. Она в отчаянии. Ей гораздо хуже, чем тебе или детям!
Дарина рассмеялась, но смех вышел горьким, почти болезненным. Она покачала головой, чувствуя, как к глазам подступают слёзы, но изо всех сил пыталась их сдержать.
– Конечно, – произнесла женщина, и в голосе звучало столько горечи, что даже ей самой стало не по себе. – А мы, значит, можем подождать. Как всегда.
Он хотел что то ответить – видно было по тому, как дрогнули его губы, как напряглись плечи. Но слова будто застряли в горле. Вместо них он лишь резко махнул рукой, будто отбрасывая всё, что могло быть сказано, и шагнул за порог. Дверь тихо щёлкнула, закрываясь, а в прихожей остался лишь лёгкий запах одеколона.
Дарина медленно опустилась на пуфик у входа. Ноги вдруг стали ватными, будто вся сила разом ушла из тела. Она обхватила себя руками, словно пытаясь согреться или удержать внутри ту боль, что разрасталась с каждой секундой. Он опять просто взял и ушел. Чужой ребенок ему куда важнее семьи…
Следующие дни потянулись, сливаясь в один бесконечный круг. Утром – детский сад, потом школа, потом бесконечные домашние дела: стирка, уборка, готовка. Вечера становились всё более одинокими. Витя появлялся всё реже. Иногда, уже почти засыпая, Дарина слышала, как в тишине квартиры поворачивается ключ в двери. Она на мгновение приоткрывала глаза, прислушивалась, но утром его снова не было – только пустая подушка и запах кофе, который он, видимо, успел сварить перед уходом.
Дни складывались в недели, а внутри Дарины копилось что то тяжёлое, давящее. Она пыталась убедить себя, что всё в порядке, что так бывает, что это временно. Но каждую ночь, укладываясь в постель, она ловила себя на мысли: а что, если это не временно? Что, если так теперь будет всегда?
Однажды утром, стоя у раковины и глядя, как мыльная пена стекает по тарелкам, она вдруг поняла: больше не может. Не может молчать, не может делать вид, что всё нормально. Руки дрожали, когда она достала телефон и набрала номер, который раньше никогда не набирала. Просто не знала, о чём можно говорить с этим человеком.
– Привет, – произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал ровно, но в нём всё же проскальзывали нервные нотки. – Это Дарина, жена Вити.
На том конце провода повисла короткая пауза – всего пара секунд, но для Дарины они растянулись в целую вечность. Она крепко сжимала телефон, чувствуя, как напрягаются пальцы, как белеют костяшки от усилия. В ушах стучала кровь, а в груди разрасталось неприятное, колючее чувство.
И вот наконец раздался голос Юли – ровный, уверенный, с едва уловимой ноткой раздражения:
– Да, я поняла. Чем могу помочь?
Дарина на мгновение закрыла глаза, собираясь с силами. Слова вырвались резко, почти грубо:
– Ты можешь перестать пользоваться его добротой? – она чуть повысила голос, хотя сама этого не заметила. – У него семья. Дети. Он нужен дома!
В трубке ненадолго замолчали. Дарина представила, как Юля сидит где то там, спокойно глядя в окно или перебирая вещи, совершенно не ощущая той боли, что разрывает её изнутри.
– Понимаю ваше беспокойство, – ответила Юля мягко, но в её интонации явственно проступала твёрдость. – Но Витя сам предлагает помощь. И, честно говоря, я не вижу причин отказываться. Ребёнок болеет, мне тяжело одной.
Дарина невольно сжала телефон ещё сильнее. Ей казалось, что если она расслабит пальцы, то просто уронит аппарат и не сможет продолжить этот разговор. Внутри всё кипело.
– Тебе просто удобно, – прошептала она, закрывая глаза. Комок подступал к горлу, но она изо всех сил старалась не дать ему прорваться наружу. – Ты пользуешься тем, что он добрый и отзывчивый.
– Мне действительно нужна поддержка, – спокойно ответила Юля, не пытаясь оправдываться или спорить. – И Витя… он хороший человек. Такой, каким и должен быть идеальный мужчина.
Дарина резко выдохнула, чувствуя, как внутри всё сжимается от боли и злости. Она не могла поверить, что кто то вот так, без тени сомнения, говорит о её муже – о человеке, который должен быть рядом с ней и детьми.
– Ты понимаешь, что разрушаешь чужую семью? – голос Дарины дрогнул, но она заставила себя произнести это чётко и твёрдо.
На этот раз пауза была дольше. Когда Юля заговорила снова, её голос стал холоднее, лишённый прежней мягкости:
– Я ничего не разрушаю, – произнесла она чётко и размеренно. – Я просто принимаю помощь. А решения принимает Витя. И это его право. Значит, так вы ему нужны. И пожалуйста, не нужно больше мне звонить.
Разговор оборвался резко – Юля просто положила трубку, не дожидаясь ответа. Дарина ещё несколько секунд держала телефон у уха, прислушиваясь к гудкам отбоя, потом медленно опустила руку.
Женщина подошла к окну и прижалась лбом к прохладному стеклу. За окном шла обычная жизнь: мимо проходили люди, где то вдалеке смеялись дети, проезжали машины. Всё как всегда. А в её мире только что рухнуло что то очень важное.
Хватит. Она больше не будет это терпеть.
На следующее утро Дарина начала собирать вещи. Делала она это не в спешке, не в панике, а наоборот – медленно, аккуратно, готовясь к долгой поездке, а не к побегу. Она складывала одежду, перекладывала детские игрушки, проверяла, все ли книжки взяли, упаковывала любимые мелочи Лизы и Саши.
Дарина не плакала. Хватит, своё она уже отревела. Теперь она должна быть сильной. Ради себя, ради своих детей.
Когда такси подъехало к дому, Лиза, которая всё это время молча наблюдала за сборами, не выдержала:
– Мам, мы куда то едем? – её голос звучал тихо, настороженно.
Дарина присела перед дочерью на корточки, взяла её маленькие ладошки в свои:
– Да, солнышко. К бабушке. Там будет хорошо. Ты же любишь бабушку?
Лиза кивнула, но в глазах читался вопрос, на который она не решалась произнести вслух.
В этот момент подошёл Саша. Он был старше и понимал больше, чем хотелось бы матери. Его лицо было серьёзным, почти взрослым.
– Папа с нами не поедет? – спросил он тихо, глядя прямо в глаза Дарине.
Сердце у неё сжалось. Она протянула руку, погладила сына по голове, заправила за ухо непослушную прядь волос.
– Не знаю, Саша, – ответила она честно. – Но сейчас нам нужно побыть одним. Нам нужно время.
Саша кивнул, будто принял это объяснение. Он не стал задавать больше вопросов, только крепче сжал в руке любимую машинку – единственную вещь, которую взял с собой без напоминания.
Дарина ещё раз окинула взглядом квартиру. Здесь прошла часть её жизни, здесь были счастливые моменты, смех, объятия, мечты. Но теперь это место больше не ощущалось как дом.
Она взяла сумки, помогла детям сесть в машину. Когда такси тронулось, Дарина не стала оборачиваться. Она смотрела вперёд, на дорогу, которая уводила их в новую жизнь. В жизни позади оставались разбитые надежды, но впереди – пусть пока неясное, но будущее. И сейчас это было главное.
***********************
Бабушка встретила их на пороге. Она не задавала вопросов, не выражала удивления – просто распахнула объятия и крепко прижала к себе сначала Лизу, потом Сашу, а затем и Дарину. В этом объятии было всё: и тихая поддержка, и безмолвное обещание, что теперь они в безопасности.
Дарина почувствовала, как напряжение, сковывавшее её все эти дни, начинает отпускать. Она шагнула внутрь, закрыла за собой дверь – и вдруг словно прорвалась невидимая плотина. Слезы хлынули сами, беззвучно, горячо. Она опустилась на стул у стола, уткнулась в плечо матери и наконец то разрешила себе расплакаться – так, как не плакала уже много лет. Как в детстве, когда любое горе можно было выплакать в маминых объятиях, и оно становилось меньше, легче, терпимее.
Маргарита молча гладила дочь по спине, пока Дарина рыдала, сжимая в руках край скатерти. Потом, когда слёзы начали стихать, она просто встала, подошла к плите и поставила чайник. Этот привычный, успокаивающий звук закипающей воды, запах свежезаваренного чая – всё это медленно возвращало Дарину к реальности.
Прошло пять дней. Витя не звонил. Ни разу. Не спрашивал, как дети, не интересовался, всё ли в порядке. Словно их отъезд ничего для него не значил.
На шестой день телефон Дарины вдруг зазвонил. Она вздрогнула, увидев на экране имя мужа, и на мгновение заколебалась – ответить или нет. Но всё же нажала кнопку приёма.
– Ты где? – голос Вити звучал растерянно, будто он только сейчас осознал, что дома никого нет.
– У мамы. Мы уехали, – ответила Дарина спокойно, хотя внутри всё сжалось.
– Почему? – в его вопросе не было тревоги, только лёгкое удивление, словно он не понимал, что могло стать причиной их отъезда.
Дарина глубоко вздохнула. Она долго готовилась к этому разговору, продумывала слова, но сейчас они вырвались сами, простые и прямые:
– Потому что тебя нет с нами. Уже давно.
В трубке повисла пауза. Дарина слышала, как Витя шумно выдохнул, будто пытался собраться с мыслями.
– Я сейчас приеду, – наконец пробормотал он.
– Не надо, – Дарина выдохнула, и в этом не надо было всё: усталость, разочарование, слабая надежда. – Не думаю, что мы хотим тебя видеть.
Она нажала “отбой” и медленно положила телефон на стол. Экран ещё светился несколько секунд, потом погас.
Маргарита, которая всё это время молча сидела напротив, наблюдая за разговором, тихо сказала:
– Он поймёт. Рано или поздно. Вот только сможет ли что-то изменить?
Утром Дарина сидела на кухне. За окном медленно светлело, первые лучи солнца пробивались сквозь занавески, но ей было не до красоты рассвета. Перед ней стояла чашка чая – давно остывшего, с тонкой плёнкой на поверхности. Она машинально помешивала его ложкой, глядя, как кружатся чаинки на дне.
В этот момент в дверь позвонили. Резкий звук заставил её вздрогнуть. Женщина медленно поднялась, подошла к двери и посмотрела в глазок. На пороге стоял Витя.
Она открыла. Виктор выглядел измученным: лицо бледное, под глазами – тёмные круги, будто он не спал несколько ночей подряд.
– Я… – он запнулся, словно слова застряли в горле. – Я только сейчас понял, что вас нет.
Дарина невольно усмехнулась. Усмешка вышла горькой, без тени веселья.
– Неделя прошла, – тихо сказала она. – Какой же ты внимательный. Неужели за всё это время ты ни разу не вспомнил ни обо мне, ни о детях?
Мужчина провёл рукой по волосам, взъерошив их. Было видно, что он пытается собраться с мыслями, подобрать правильные слова.
– Я думал, ты у подруги. Или… не знаю. – Он замолчал на секунду, потом добавил: – Юля сказала, что ты ей звонила.
Дарина скрестила руки на груди, невольно принимая защитную позу.
– И что именно она сказала? – спросила она, глядя ему прямо в глаза.
– Что ты… ревнуешь. – Витя наконец посмотрел на неё. В его взгляде читалась растерянность. – И что ей жаль, что так вышло.
Дарина не сдержалась – горький смех вырвался сам собой.
– Жаль? – повторила она. – Ей не жаль. Она держит тебя на крючке. И ты позволяешь.
В этот момент в прихожей послышались шаги. Это Саша и Лиза вернулись с прогулки. Они вошли в коридор, увидели отца и замерли. Лиза, всегда более открытая и эмоциональная, первой нарушила молчание. Её голос звучал тихо, осторожно:
– Ты опять уйдёшь?
Саша стоял рядом, сжав кулаки. В его глазах не было детской наивности – только твёрдость, почти взрослая серьёзность.
– Ты обещаешь провести время с нами, – сказал он чётко, без намёка на упрёк, просто констатируя факт. – Но ты всегда уезжаешь.
Витя посмотрел на детей, и что то в его лице дрогнуло. Он открыл рот, будто хотел что то сказать, но… промолчал. В принципе, ему нечего было сказать. Да, он опять уедет к Юле. Ей нужна помощь, она не справляется одна! И он не видит в этом повод для обвинений.
Дарина стояла в дверном проёме, наблюдая за этой сценой. Она видела, как дрожат губы Лизы, как Саша старается выглядеть сильным, как Витя беспомощно переводит взгляд с одного ребёнка на другого. В этот момент ей стало ясно: слова уже не нужны. Всё, что должно было быть сказано, прозвучало в этих взглядах, в этой тишине, в невысказанных обидах и разбитых обещаниях.
Витя растерялся. Он сделал неуверенный шаг к Лизе, протянул руки, чтобы обнять её, как делал это сотни раз прежде. Но девочка чуть отступила назад, прижалась к стене, спрятав лицо за распущенными волосами. В её глазах стояли слёзы, но она молчала – просто смотрела на отца, и в этом взгляде было столько невысказанной боли, что у Вити сжалось сердце.
Он попытался подойти к Саше, но тот резко отвернулся, уставившись в окно. Плечи мальчика были напряжены, кулаки по прежнему сжаты.
– Я… я исправлюсь, – пробормотал Витя, и голос его дрогнул. Слова звучали жалко, неубедительно, но он отчаянно пытался найти хоть что то, способное всё исправить. – Просто поймите, человеку нужна помощь, и я единственный, кто эту помощь пытается оказать. Это не продлится долго! Пару месяцев, максимум полгода…
Дарина медленно покачала головой. В её движениях не было злости, только глубокая, выматывающая усталость.
– Шансы кончились, – сказала она тихо, но твёрдо. – Я не могу жить с человеком, который выбирает чужих людей вместо своей семьи. Я не могу каждый день объяснять детям, почему папа снова не пришёл. Не могу смотреть, как они ждут у окна.
– Но я люблю вас! – Витя шагнул к ней, протянув руку, словно пытаясь обнять. – Правда люблю!
– Тогда почему ты всегда там? – Дарина посмотрела на него, и в её глазах не было гнева – только усталая печаль, от которой становилось ещё больнее. – Почему не с нами? Почему мы всегда на втором месте?
Он замолчал. Слова застряли в горле. Он хотел объяснить, оправдаться, найти хоть какие то убедительные доводы, но понимал – их нет. Ему действительно нечего сказать.
– Уходи, – тихо, почти шёпотом сказала Дарина. – И не возвращайся.
Витя замер. Он посмотрел на детей – на Лизу, которая уже тихо плакала, на Сашу, стоящего с прямой спиной. Потом медленно перевёл взгляд на жену – всегда веселую и беззаботную. Вот только сейчас она была серьезней некуда.
Мужчина сделал шаг назад, потом ещё один. Потянулся к ручке, медленно повернул её, открыл дверь. На пороге он остановился, будто надеясь, что кто то окликнет его, попросит остаться. Но никто не сказал ни слова.
Дверь закрылась с тихим щелчком. Этот звук прозвучал как точка в конце длинной истории.
Лиза больше не сдерживала рыдания. Дарина тут же подошла к ней, обняла, прижала к себе, гладя по волосам.
– Всё будет хорошо, солнышко, – прошептала она, хотя сама едва сдерживала слёзы.
Саша, до этого стоявший неподвижно, сделал шаг вперёд и взял мать за руку. Его пальцы были холодными, но хватка – крепкой. Он не говорил ничего, но этот жест сказал больше любых слов.
– Мы справимся, – прошептала Дарина, глядя в окно. Там, сквозь пелену дождя, она видела, как фигура человека, которого она когда то любила, исчезает за поворотом.
********************
Следующие дни тянулись медленно, будто время решило замедлиться специально для Дарины. Каждое утро она просыпалась с мыслью: сегодня будет легче, но легче не становилось. Однако она упорно заставляла себя двигаться – вставать, готовить завтрак, собирать детей в сад и школу, заниматься домашними делами. Любая пауза, любое затишье грозили вернуть её к мыслям, от которых она бежала.
Дарина сознательно загружала себя делами. Уборка, стирка, глажка, готовка… Лишь бы не думать, лишь бы не вспоминать. А ещё женщина нашла подработку – брала переводы на дом. Сидела по вечерам за ноутбуком, сверяясь со словарями, перечитывала тексты, исправляла ошибки. Руки двигались привычно, глаза скользили по строчкам, но где то внутри всё равно оставалась пустота.
Мама помогала – без лишних слов, без нравоучений. Кормила детей обедом, играла с ними, читала сказки перед сном. Иногда просто сидела рядом с Дариной на кухне, пила чай, молчала. И в этом молчании было больше поддержки, чем в самых длинных разговорах.
Через две недели, когда Дарина уже почти привыкла к новому распорядку дня – ранним подъёмам, школьным сборам, вечерним переводам, – раздался телефонный звонок. Она взглянула на экран – Юля. Женщина даже удивилась подобной наглости, но решила всё же ответить.
– Дарина, я знаю, что ты не хочешь меня слышать, но… – в голосе Юли звучала непривычная робость, будто она сама не ожидала, что решится на этот разговор. – Витя больше не будет мне помогать.
Дарина замерла, крепче сжимая телефон в руке. Внутри всё сжалось, но она заставила себя ответить спокойно:
– И что?
– Он жил у меня всё это время. Помогал с ребёнком, но… – Юля запнулась, словно подбирала слова. – Вчера собрал вещи и сказал, что больше не может. Что чувствует себя предателем.
Дарина невольно усмехнулась. В этой усмешке не было злости – только усталая ирония, накопленная за долгие недели боли и разочарований.
– И ты звонишь, чтобы я его пожалела?
– Нет. – Юля глубоко вздохнула, и в этом вздохе Дарина уловила что то похожее на облегчение. – Я звоню, чтобы сказать: я была неправа. Я держала его рядом, потому что мне было удобно. Потому что боялась остаться одна с больным малышом. Но это не повод ломать чужую жизнь.
– Спасибо, что сказала, – наконец произнесла женщина после недолгого молчания. – Но это уже не имеет значения.
– Имеет, – тихо, но твёрдо возразила Юля. – Потому что он до сих пор любит тебя. И детей.
Дарина закрыла глаза. В груди что то сжалось, но она не позволила эмоциям вырваться наружу. Она знала: если сейчас даст слабину, всё вернётся – боль, сомнения, надежда, которая только продлевает страдания.
– Любит… – сказала она, и голос её звучал ровно, почти бесстрастно. – Если бы любил, то ставил бы нас на первое место. А он даже не заметил, нашего недельного отсутствия.
На том конце провода снова замолчали. Дарина слышала, как Юля дышит, будто собирается что то добавить, но не решается.
– Я понимаю, – наконец прошептала Юля. – Прости.
В квартире было тихо, дети уже спали. Дарина осталась одна со своими мыслями, воспоминаниями, надеждами… Виктор сделал шаг, но, увы, слишком поздно.
Дарина глубоко вздохнула. Где то внутри, за всеми этими словами и чувствами, она знала: это конец. Не конец боли, не конец воспоминаний – но конец неопределённости. Теперь всё стало ясно. И, несмотря на тяжесть в сердце, она почувствовала странное облегчение.
Потому что теперь она точно знала: впереди – новая жизнь. И строить её придётся самой.
Витя появился снова только через месяц. Вечер был обычный: Дарина как раз накрыла на стол, дети сидели за ужином, мама разливала суп по тарелкам. В дверь позвонили. Дарина удивилась – она никого не ждала. Вышла в прихожую, посмотрела в глазок и на мгновение замерла.
Она медленно открыла дверь. На пороге стоял Витя. Он выглядел измученным: лицо осунулось, под глазами – тёмные круги, взгляд потухший, будто в нём больше не осталось ни надежды, ни сил. Куртка была слегка влажной – видимо, шёл пешком под начавшимся дождём.
– Можно войти? – спросил он тихо, едва слышно.
Дарина не двинулась с места.
– Зачем? – спросила она ровно, без гнева, без упрёка – просто чтобы понять.
Витя опустил глаза, посмотрел на свои ботинки, потом снова на неё. Видно было, что слова даются ему тяжело.
– Я… я понял, что потерял самое важное. Сказал Юле, чтобы она больше на меня не рассчитывала. Она согласилась. Я хочу вернуться. Если вы позволите.
Из за спины Дарины осторожно выглянула Лиза. Увидев отца, она тут же спряталась за мамину юбку, вцепилась в неё маленькими пальцами, а потом и вовсе убежала обратно на кухню, не сказав ни слова. Саша, который сидел за столом и почти не притронулся к ужину, даже не поднял головы. Он нарочито медленно ел, глядя в тарелку, но Дарина знала: он всё слышит.
– Дети не хотят тебя видеть, – тихо сказала она, и в её голосе не было ни злорадства, ни торжества – только горькая правда. – А я… я больше не хочу бояться, что ты снова уйдёшь. Каждый день ждать, смотреть на дверь, гадать: придёт – не придёт?
– Я не уйду! – он шагнул вперёд, словно пытаясь прорвать эту невидимую стену между ними, но Дарина выставила руку, останавливая его.
– Ты уже ушёл. Давно. Просто не заметил, когда переступил черту.
Виктор сглотнул. Пальцы его непроизвольно сжались в кулаки, потом разжались. Он будто искал внутри себя слова, которые могли бы всё исправить.
– Я готов всё исправить. Работать больше, быть дома, забыть о Юле… Я понимаю, что наломал дров, но я хочу попробовать снова. Пожалуйста.
Дарина покачала головой. В глазах её не было слёз – только твёрдая ясность, пришедшая после долгих ночей раздумий.
– А они забудут? – она кивнула в сторону комнаты, где сидели дети. – Саша не играет в футбол, потому что ты пропустил три его матча. Он больше не зовёт тебя на тренировки, не показывает новые приёмы. Лиза рисует только маму и бабушку, потому что папа всегда занят. Ты не просто отсутствовал – ты стёр себя из их памяти. Из нашей жизни.
Он открыл рот, чтобы что то сказать, но в этот момент из кухни донёсся голос мамы – спокойный, ровный, но с отчётливой ноткой предостережения:
– Дарина, помоги мне с посудой!
Это был не просто призыв о помощи. Это был сигнал. Напоминание: она не одна, у неё есть опора, есть люди, которые рядом, которые не исчезнут в трудную минуту.
Дарина глубоко вздохнула, посмотрела на Витю – в последний раз, как будто пытаясь запомнить его таким, каким он стал.
– Уходи, Витя. Мы больше не твоя семья.
Он стоял ещё несколько секунд, будто надеясь, что она передумает, что скажет: “Ладно, давай попробуем”. Но Дарина молчала, и тишина между ними становилась всё тяжелее.
Наконец Витя медленно повернулся, сделал шаг к двери, потом ещё один. Щёлкнул замок, скрипнула створка, и он вышел.
Дарина закрыла дверь. Повернулась. Из за угла выглянула Лиза, потянулась к ней. Саша встал из за стола, подошёл, обнял её за талию. Маргарита вышла из кухни, молча положила руку на плечо.
В квартире снова стало тихо. Только дождь стучал в окно – будто кто то осторожно выстукивал ритм новой жизни, в которой больше не было места сомнениям…
***********************
Через полгода жизнь Дарины понемногу обрела новый ритм. Она сняла квартиру – не шикарную, но уютную, и главное – гораздо ближе к работе. Теперь не нужно было тратить два часа на дорогу, и эти сэкономленные часы она посвящала детям: читала с ними перед сном, помогала с уроками, просто сидела рядом, пока они рисовали или играли.
Мама переехала в другой город – к сестре, которая нуждалась в помощи. Но расстояние не стало преградой: каждый вечер в семь часов раздавался звонок – она интересовалась, как прошёл день, что нового у Лизы и Саши, не нужно ли чего нибудь привезти. Эти разговоры стали для Дарины маленькой опорой – они напоминали, что она не одна, что есть люди, которые всегда поддержат.
Лиза, всегда мечтавшая выступать на сцене, наконец записалась в театральную студию. Теперь дом наполнился её восторженными рассказами о репетициях, костюмах и будущих постановках. Она разучивала роли, декламировала стихи, порой устраивала мини спектакли для мамы и брата. В её глазах снова горел тот живой огонёк, который Дарина так боялась потерять.
Саша, всегда склонный к логическим задачам, увлёкся шахматами. Он нашёл онлайн клуб, где играл с ровесниками, изучал стратегии, разбирал партии великих гроссмейстеров. Иногда он просил маму сыграть с ним – и, хотя она почти всегда проигрывала, эти вечера за шахматной доской стали их особой традицией.
Жизнь текла своим чередом – не идеальная, конечно. Бывали и трудности: то сломался холодильник, то Саша получил двойку по английскому, то Лиза расстраивалась, что не получила главную роль в постановке. Но всё это были обычные, житейские проблемы, с которыми можно справиться. И самое главное – теперь они справлялись вместе.
Однажды вечером Дарина возвращалась с работы. День выдался тяжёлым: срочный проект, бесконечные совещания, потом ещё и автобус ходил с перебоями. Она шла, мечтая только о том, чтобы поскорее снять туфли, выпить чаю и просто посидеть в тишине.
У подъезда она заметила знакомый силуэт. Витя сидел на скамейке, сжимая в руках пакет с фруктами. При виде Дарины он встал, выпрямился, будто пытался выглядеть увереннее.
– Я просто хотел узнать, как вы, – сказал он тихо, глядя ей в глаза.
Дарина остановилась в паре шагов. Она не чувствовала ни злости, ни обиды – только спокойную твёрдость.
– Мы в порядке, – ответила она просто.
– Я рад, – он посмотрел на неё с тихой болью, которую уже не пытался скрыть. – Правда рад.
Дарина кивнула. В её взгляде не было ни холода, ни раздражения – только ясность, пришедшая после долгих месяцев размышлений.
– Хорошо. Тогда не стоит больше приходить.
Он не стал спорить, не начал убеждать, что “всё будет иначе”. Только спросил – тихо, почти шёпотом:
– Ты когда нибудь… простишь меня?
Она задумалась на мгновение. В голове пронеслись воспоминания: бессонные ночи, слёзы, разочарование, но и – редкие, но яркие моменты счастья, которые когда то связывали их. Потом она посмотрела ему в глаза и ответила:
– Я уже простила. Но это не значит, что я хочу вернуть прошлое.
Витя опустил голову. Плечи его слегка поникли, но он не пытался спорить, не искал оправданий.
– Понимаю, – произнёс он просто.
Он медленно повернулся и пошёл прочь. Дарина стояла и смотрела, как его фигура постепенно тает в вечернем сумраке. Фонари уже зажглись, отбрасывая длинные тени на асфальт, а где то вдали слышался смех детей, играющих во дворе.
Потом она повернулась и вошла в дом. В подъезде пахло выпечкой – соседка опять что то пекла. На пятом этаже её уже ждали: из квартиры доносился звонкий голос Лизы, рассказывающей очередную историю, и сосредоточенное бормотание Саши, который, видимо, снова разбирал шахматную партию.
Дарина закрыла за собой дверь. Сняла туфли, глубоко вздохнула. В этом доме теперь была тишина – но не та гнетущая, что преследовала её последние месяцы, а спокойная, тёплая, наполненная жизнью. Здесь больше не было места для боли, для сомнений, для ожиданий у окна. Здесь было место только для них – для неё, Лизы и Саши.
Для их новой жизни…
