В тот вечер я задержалась на кухне дольше обычного. Сергей уже спал, а я никак не могла оторваться от телефона — листала выписку с нашей общей карты. Что-то здесь было не так.
— Семьдесят тысяч… Еще пятьдесят… И вот, — бормотала я себе под нос, делая глоток остывшего чая. — Это что же получается?
Взяла калькулятор, подсчитала — почти полмиллиона за три месяца. У меня аж во рту пересохло. Нет, я всегда знала, что мы с Серёжей по-разному относимся к деньгам, но такое…
Хотела уже лечь спать, но не выдержала. Прошла в спальню, присела на край кровати:
— Сереж, ты спишь?
— М-м? — он приподнял голову от подушки. — Что случилось?
— Слушай, я тут на карту нашу смотрю… — начала я осторожно. — Ты не объяснишь, куда у нас деньги уходят? Причем такими суммами?
Сергей сразу как-то весь подобрался, сел на кровати. В темноте было видно, как он трет лицо — привычка с институтских времен, когда не хочет говорить правду.
— Ань, ну ты же знаешь… У Димки сейчас все сложно. Бизнес он открывает, я помогаю немного.
— Немного? — я протянула ему телефон. — Посмотри сам. Это что, по-твоему, немного?
— Послушай, — он попытался обнять меня за плечи, но я отстранилась. — Это все временно. Он на ноги встанет и вернет. Ты же знаешь моего брата…
Вот именно, что знаю. Знаю уже пятнадцать лет. И его вечные прожекты, и обещания все вернуть. То он в криптовалюты влезет, то какую-то сетевую компанию откроет… А потом мы подчищаем долги и делаем вид, что ничего не было.
— Ладно, — я встала. — Спи. Завтра поговорим.
— Анют, ну не сердись, — в его голосе появились заискивающие нотки. — Он же мой брат. Не могу я его бросить.
Я вышла из спальни, прикрыв дверь. На кухне выключила чайник, который, оказывается, так и кипел все это время. В голове крутилась дурацкая мысль: “А меня, значит, можно?”
Телефон в руке тихонько завибрировал — пришло уведомление с карты. Еще один перевод. Я даже смотреть не стала, просто выключила телефон. Было чувство, будто в дом прокралась какая-то черная кошка и затаилась по углам. Вроде не видно ее, а знаешь — здесь, рядом.
Утром я специально проснулась пораньше. Сварила Сергею кофе, как он любит. Собрала завтрак на работу. Он ходил по квартире какой-то пришибленный, все пытался заглянуть мне в глаза. А я молчала. Знала — это только начало. И либо мы со всем этим разберемся, либо… Я не хотела думать, что будет “либо”.
Через неделю я собирала бельё в стирку и в кармане Серёжиного пиджака нащупала какую-то бумажку. Хотела выбросить, но рука дрогнула — на сложенном листке красовался логотип банка.
Я медленно опустилась на край кровати. Кредитный договор. На один миллион двести тысяч. Подписан месяц назад.
В ушах зашумело. Помню, как сидела, комкая эту бумажку, и всё пыталась сделать вдох поглубже. В голове крутилось: “Не может быть… Он не мог… Без меня…”
Сергей вернулся с работы как обычно — в семь. Я услышала, как он разувается в прихожей, гремит ключами. Его шаги по коридору, такие знакомые…
— О, ты уже дома? — он заглянул в спальню. — А я думал…
И осёкся. Я сидела всё там же, на краю кровати. Рядом лежал злополучный договор.
— Это что? — голос был чужой, сухой. — Объясни мне, что это?
Сергей прислонился к дверному косяку. Молчал. Только желваки ходили.
— Я спрашиваю — что это за кредит? — я встала. — Почему я узнаю об этом… вот так?
— Анют…
— Не называй меня так! — я сама не ожидала, что сорвусь на крик. — Миллион! Ты взял миллион и не сказал мне! Это наша семья, наши общие деньги! Как ты мог?
— А что мне оставалось делать? — он вдруг тоже повысил голос. — Ты бы не поняла! Димке срочно нужны были деньги, там такая ситуация…
— Какая? — я скомкала договор. — Опять его гениальный бизнес? Или ставки на спорт? Или очередная финансовая пирамида?
Сергей молчал. Я видела, как ходят желваки на его скулах, как подрагивают пальцы.
— Ты хоть понимаешь, что натворил? — я подошла ближе. — Мы копили на ремонт. На отпуск. У Машки в следующем году институт! А ты…
— Я всё продумал! — он почти кричал. — Димка обещал вернуть через три месяца! С процентами!
Я истерически рассмеялась:
— Обещал? Серёжа, очнись! Когда он хоть раз сдержал слово? Когда вернул хоть копейку?
В комнате повисла тишина. Было слышно, как капает вода из крана на кухне. Тик-тик-тик. Как часы, отсчитывающие время нашей семейной жизни.
— Знаешь, что самое страшное? — я говорила теперь совсем тихо. — Не кредит. Не деньги. А то, что ты врал мне. Каждый день, каждую минуту… Смотрел в глаза и врал.
Сергей дёрнулся, как от удара:
— Я не врал! Я просто… не говорил.
— Да неужели? — я подняла договор. — А это? “Не говорил”? Ты специально ждал, пока я уеду к маме на три дня! Специально оформил всё так, чтобы я не узнала!
Он молчал. А что тут скажешь? Правда она такая — неудобная, колючая. Не прикроешь красивыми словами.
— И сколько ещё? — я смотрела ему в глаза. — Сколько ты ещё “не говорил” мне? Может, есть ещё кредиты? Долги? Расскажи уж, раз начал.
Сергей опустился на стул, обхватил голову руками:
— Прости… Я просто хотел помочь. Он же брат…
— А я кто? — мой голос сорвался. — Я тебе кто, Серёж?
В этот момент зазвонил его телефон. На экране высветилось “Димон”. Сергей дёрнулся было к трубке, но я успела первой:
— Алло, Дима? Здравствуй, дорогой родственничек. Как бизнес? Процветает? Когда долги отдавать собираешься?
В трубке повисла тишина. Потом торопливые гудки.
— Вот и весь разговор, — я бросила телефон на кровать. — Вот и вся ваша братская любовь.
Я вышла из комнаты. Хлопнула входная дверь. Накинула куртку прямо поверх домашней футболки и вышла на улицу. Нужно было проветрить голову. Нужно было решить, как жить дальше.
А в голове всё крутилось и крутилось: “Я просто хотел помочь… Он же брат…” А я? А наша семья? Мы что — чужие?
Три дня я жила у мамы. Телефон разрывался от звонков — Сергей, свекровь, даже Димка объявился. Я не брала трубку. Хотелось тишины, хотелось понять, что делать дальше.
— Доченька, — мама присела рядом со мной на диван, — может, всё-таки поговоришь с ним? Не мальчик уже, поймёт…
Я покачала головой. Знала — рано. Внутри всё ещё слишком болело, слишком саднило.
А потом позвонила свекровь. Я взяла трубку машинально, не глядя на экран.
— Ну что ты устроила? — её голос сочился ядом. — Из-за каких-то денег такой скандал! Муж помогает родному брату, а ты…
— Каких-то денег? — я сжала телефон до побелевших костяшек. — Людмила Петровна, вы хоть знаете, сколько ваш младшенький уже взял у нас? Два с половиной миллиона! С кредитом вместе! Это “какие-то деньги”?
— А ты что думала? — она фыркнула. — Семья должна помогать друг другу! Вон, мы в своё время…
— Нет, — я перебила её. — Больше не должна. Всё, хватит. Передайте Диме — пусть возвращает деньги. Все деньги. До копейки.
— Да как ты смеешь! — она сорвалась на крик. — Вытащили тебя из твоей деревни, а ты…
Я нажала “отбой”. Руки тряслись. В висках стучало.
Вечером приехал Сергей. Похудевший, осунувшийся. Стоял в прихожей, мял в руках какой-то пакет.
— Поговорим? — спросил тихо.
Мы сидели на кухне. Между нами — остывающие чашки с чаем. Пятнадцать лет за этим столом завтракали, ужинали, строили планы…
— Я всё понял, — он смотрел в чашку. — Ты права. Нужно прекращать это… всё.
— Неужели? — я горько усмехнулась. — А твоя мама знает о твоём решении?
— При чём тут мама? — он поморщился. — Я сам решаю.
— Да? А кто вчера звонил мне? Кто говорил, что я неблагодарная? Что я должна понимать, что семья — это святое?
Он молчал. А я вдруг поняла — вот оно. Время последнего разговора. Время последнего шанса.
— Выбирай, Серёж, — я посмотрела ему в глаза. — Или твой брат перестаёт быть чёрной дырой для наших денег, или я подаю на развод. И да, я не шучу.
— Ты… что? — он побледнел. — Ань, ты с ума сошла? Из-за денег…
— Не из-за денег! — я стукнула ладонью по столу. — Из-за вранья! Из-за того, что ты позволяешь им вить из себя верёвки! Из-за того, что для тебя какие-то фантазии брата важнее нашего будущего!
Телефон на столе ожил. “Димон”. Опять.
— Ну? — я кивнула на экран. — Давай, ответь. Скажи, что сестра твоя злая тебе запрещает помогать брату. Скажи, что я…
— Нет, — он взял телефон и нажал “сбросить”. — Больше нет.
Я замолчала на полуслове. Он повторил тише:
— Больше нет, Ань. Я правда всё понял. Дима… он никогда не изменится. А я могу потерять тебя. И не хочу.
В этот момент телефон взорвался трелью сообщений. Одно за другим, от всей его семьи. Я видела, как бегут строчки: “Как ты можешь!”, “Брат в беде!”, “Ты предатель!”…
Сергей побледнел ещё больше. Но телефон решительно выключил.
— Знаешь, — сказал он глухо, — я ведь правда верил, что помогаю ему. Что вот-вот, ещё немного, и у него всё получится… А получалось только у меня. В кармане дыра, да?
Я молча кивнула. В горле стоял ком.
— Прости меня, — он протянул руку через стол, осторожно коснулся моих пальцев. — Я всё исправлю. Честно.
Я смотрела на его руку. На родные, знакомые до последней чёрточки пальцы. Пятнадцать лет… Можно ли простить? Можно ли забыть?
— Поживём — увидим, — сказала я тихо. — Поживём — увидим.
Я наблюдала за Сергеем в эти дни. Он осунулся, под глазами залегли тени. По ночам часто выходил курить на балкон — вредная привычка, от которой вроде избавился год назад.
В тот вечер он особенно долго стоял там, сгорбившись, глядя куда-то в темноту. Я вышла, накинула ему на плечи плед:
— Замёрзнешь.
— Дима звонил сегодня, — сказал он, не оборачиваясь. — Просил в долг. Сказал — горит, срочно нужно.
Я замерла. Сердце пропустило удар.
— И что ты?..
— Отказал, — он затушил сигарету. — Первый раз в жизни сказал брату “нет”.
Я молчала. Знала — ему нужно выговориться.
— Знаешь, что он ответил? “Ладно, я к тётке Вале пойду, она всегда помогает”. Вот так просто. Даже не спросил, как у меня дела. Не поинтересовался, почему я отказываю…
Его голос дрогнул. Я осторожно обняла его за плечи:
— Серёж…
— Двадцать лет, — он словно не слышал меня. — Двадцать лет я был для него банкоматом. Не братом — банкоматом. А я всё надеялся… Верил…
Он резко развернулся, ушёл в комнату. Я услышала, как он роется в шкафу, что-то бормоча себе под нос. Потом вернулся с потрёпанной коробкой:
— Смотри.
В коробке лежали бумаги. Расписки, договоры займа, какие-то письма… Двадцать лет помощи “брату”.
— Я всё хранил, — Сергей перебирал листки дрожащими пальцами. — Думал — вот, отдаст, я ему верну… А он, оказывается, даже не помнит, сколько должен. Я сегодня спросил — он рассмеялся. Сказал: “Братан, ты чего? Мы же семья!”
Он вдруг смял бумаги, скомкал их в руках:
— Семья… А когда я в больнице лежал три года назад? Кто приехал? Никто! Ты одна была рядом. А когда повышение получил? Кто порадовался? Только ты…
Я забрала у него бумаги, разгладила:
— Тш-ш-ш… Успокойся.
— Мама звонила, — он криво усмехнулся. — Знаешь, что сказала? “Дима всегда был слабеньким, ты же старший, должен помогать”. А то, что у нас дочь в институт собирается — это не важно. То, что ты на двух работах, чтобы кредит закрыть — тоже не важно…
Он опустился на диван, обхватил голову руками:
— Какой же я дурак был, Ань… Какой же дурак…
В этот момент тренькнул телефон. Сообщение от Димы: “Братан, ты чего? Обиделся? Давай встретимся, поговорим. Тут такая тема нарисовалась — миллион можно за месяц поднять!”
Сергей посмотрел на экран, потом на меня:
— Знаешь, что самое страшное? Раньше бы я поверил. Помчался бы спасать, помогать… А сейчас смотрю на это сообщение и… ничего не чувствую. Совсем ничего.
Он медленно набрал ответ: “Извини, брат. Больше не могу помогать. Никогда”. И нажал “отправить”.
Мы сидели в тишине. За окном шумел ночной город. Где-то далеко сигналила машина. А мы просто сидели, взявшись за руки, и молчали.
Я чувствовала, как постепенно уходит напряжение из его плеч, как выравнивается дыхание. Будто груз, который он тащил все эти годы, наконец-то упал с его спины.
— Знаешь, — сказал он вдруг, — я ведь правда думал, что так и должно быть. Что я обязан… А теперь понимаю — никому я ничего не обязан. Кроме нас. Кроме нашей семьи.
Я молча кивнула. Что тут скажешь? Иногда самые важные уроки даются через боль. Через разочарование. Через потери.
Телефон больше не звонил. Ни в тот вечер, ни на следующий день. Димка искал новый “банкомат”. А мы… мы начинали жить заново. Без чувства вины. Без вечных долгов. Без липкого страха за завтрашний день.
Прошло три месяца. Мы с Сергеем сидели на кухне, разбирая квитанции и планируя бюджет — наша новая семейная традиция по воскресеньям.
— Так, за кредит внесли досрочный платёж, — я черкала в блокноте. — Глядишь, за год закроем…
— А помнишь, как я психовал, когда ты предложила всё записывать? — Сергей улыбнулся, подливая мне чай. — Казалось, это всё мелочи, незачем такой контроль…
Я покачала головой:
— Ага, а теперь сам каждую копейку учитываешь. Прям бухгалтер!
— Знаешь, — он отложил чашку, — я тут подумал… Может, нам пора своё жильё присмотреть? Машка в следующем году школу закончит, в общежитие уедет… А мы бы потихоньку накопили на первый взнос…
Я замерла с ручкой в руке. Раньше все разговоры о накоплениях упирались в одно — “брату нужнее”. А сейчас…
— Думаешь, потянем?
— Уже считал, — он достал свой телефон, открыл калькулятор. — Смотри: если отказаться от абонемента в спортзал, перейти на более дешёвый тариф связи…
В этот момент тренькнул его телефон. Сообщение от мамы: “Сынок, у Димы совсем беда. Может, встретитесь, поговорите?”
Сергей молча показал мне экран. Потом так же молча удалил сообщение.
— Знаешь, что самое удивительное? — сказал он, возвращаясь к расчётам. — Я больше не чувствую вины. Совсем. Будто… будто вылечился.
Я смотрела на его спокойное лицо, на уверенные движения рук, и думала — вот оно, настоящее счастье. Не в больших деньгах, не в дорогих вещах. А в этом — в совместных планах, в общих целях, в умении слышать друг друга.
— Слушай, — он вдруг оживился, — а давай на майские на море съездим? Не как обычно — к твоей маме в деревню… А именно на море! Я тут прикинул — если…
И он снова углубился в расчёты, а я смотрела на него и улыбалась. Передо мной сидел другой человек. Не тот затюканный вечными обязательствами муж, не тот виноватый “старший брат”, а уверенный в себе мужчина, который наконец-то научился отличать настоящую семью от манипуляций.
Телефон на столе молчал. Где-то там, в другой жизни, его брат искал новые источники денег, мама строчила обвиняющие сообщения, а мы… Мы учились жить по-новому. Строили планы. Мечтали.
— Ань, — Сергей вдруг поднял на меня глаза, — спасибо тебе.
— За что?
— За то, что не бросила тогда. За то, что открыла мне глаза. За то, что… просто была рядом.
Я протянула руку через стол, сжала его ладонь:
— Знаешь, а ведь это только начало. У нас ещё столько всего впереди!
Он улыбнулся — той самой улыбкой, в которую я влюбилась двадцать лет назад:
— Начало… Точно. Самое правильное слово.
За окном светило весеннее солнце. На подоконнике распускался цветок, который я купила неделю назад — первый раз за долгое время потратила деньги просто так, для души. В соседней комнате Машка готовилась к экзаменам, иногда напевая что-то себе под нос.
Простое воскресное утро. Обычный весенний день. Но для нас это было больше, чем просто утро. Это был новый старт. Новая жизнь. И она того стоила.