Май выдался каким-то взбалмошным: то дождь, то солнечный всплеск по всем окнам, то вдруг по-настоящему тёплый ветер пронесётся — и хоть снова влюбляйся в жизнь. Только я… будто смотрю на это сквозь стекло — ничего не касается, на сердце словно плёнка натянута.
Я — Марина. Сорок девятый май уже считаю. Вроде бы всё складывалось как у всех до самого вчерашнего дня… Но кто знал, что моя “вторая молодость” нагрянет с такой остротой — реальной, колючей?
Было утро, самое обычное, только чайник сегодня почему-то кипел громче, и на кухне не хватало второго дыхания — Серёжиного. Его чашка командным голосом мирно стояла на полке, а сам хозяин… он хлопнул дверью ещё накануне, оставив после себя холодный сквозняк.
— Ты мне больше не нужна!
Раздалось так глухо, словно он не просто вышел, а вычеркнул меня одним росчерком из своей жизни.
Кабы знать, что всё сведётся к этой фразе и к этим майским каплям на подоконнике… Там, в подъезде, стояли: она — Светлана, тридцати пяти лет, кудрявая, резвая, сапоги — начищены, духи сладкие до одури. Шепчутся со мной соседи — мол, к новой пассии пошёл. Хотелось сказать ей в лицо — ну, забирай! Но сказать не получилось. Я только сглотнула слёзы в чай, прикусила губу.
Странное дело: он ушёл с зубной щёткой и пиджаком, а все “его” осталось тут — в моей жизни, на моё имя. Дом? На меня. Работа? Я его туда устраивала. Телефон? Разумеется. Даже банковская карта, смешно сказать, в том же ящике, где счёт за воду.
Вот и осталась я, весной, с раскрытым настежь окном, сама в этой новой тишине. Тишина — непривычная, густая. Часы начинают тикать громче, чем дождь за стеклом, звуки мои собственные мысли разгоняют по квартире.
Раньше я думала: “Что бы ни случилось — утро начинается с заботы, с чьих-то вопросов, с чужой усталости”. А теперь… Утро начинается для меня. Одна.
Жаловаться? Кому? Гордости после такого не хочется. Пусть будет просто пауза.
Вот только что этому маю делать с такой Мариной — без Сергея, но со всей его (а вернее, моей) жизнью под рукой?..
ПРОШЛА ТОЛЬКО НЕДЕЛЯ
И странное это было время — как на новом дыхании. Солнце вяло полосовало стены, воздух пах остро — молодой травой, но и чем-то чужим, почти обидным… В первый день на душе — пусто, навалилась непонятная свобода: как будто вышла на открытый берег одна, без попутчиков и без привычной тяжести рутины.
А потом началось — не у меня, у него. Сперва тишина, ни весточки. Я, буднично, на автомате, сварила себе кофе, достала черствую булку. Думала, сломлюсь — а не случилось. Помыла пол, переставила цветы. Позвонила подруге — мы проболтали о детях и погоде, не вспоминая, конечно, что Серёжа ушёл к Светлане…
День сменяет день, на душе легчает. Разрешаю себе долго спать, разрешаю… ничего не делать. Никто не обрывает, не просит, не бурчит. Не верится — тишина!
Но вот — второй понедельник его ухода.
Утро, телефон подрагивает на столе, высвечивается длинный, до боли знакомый номер.
Я не сразу беру трубку. Глубоко вдохнула — и тихо:
– Алло?
– Марина… слушай… — в его голосе суета, но и растерянность. Почти жалобно, не по-мужски… — Ты, случайно, номер мне не разблокировала?.. Я… тут остался без связи, все контакты на сим-карте, а в салоне говорят — не могу ничего сделать, только собственник может…
Сдерживаюсь. Молчу чуть дольше, чем надо.
– Не разблокировала. Ты же помнишь, всё на моё имя оформлено.
– Ну, может, тогда… поможешь?
– Не сейчас. Я… занята.
— Марин, ну что тебе стоит?! Я тут без телефона… Куда ни сунься — и везде ты! Даже на почте твоя фамилия…
Смеюсь, чтобы не сорваться на слёзы.
– Ну, ничего, выкручивайся как-нибудь. Ты же хотел быть самостоятельным, нет?
Он что-то ещё говорит, но я уже нажимаю на “отбой”. Пауза между звонками стала короткой. За этот день ещё пару раз:
– Ты бы не могла…
– Подтверди для работы…
– А газ перекроют…
Я спокойно объясняю — у меня свои планы, мне некогда, звоните позже, решайте сами.
Вечером выпиваю чай на балконе. Смотрю, как закат цепляется за крыши, а зло и обида — выпархивают куда-то за следом.
Впервые за долгие годы мне кажется: я не чья-то тень. Я — сама у себя хозяйка.
Всё остальное — беготня, мелочи… А настоящая жизнь, выходит, осталась не там, где Серёжа.
ОДНО ДЛИННОЕ “НЕТ
Неделя прошла — и за это время я привыкла к копошащейся утренней тишине, к свободе без суеты, к самой себе в зеркале. Я стала иначе дышать: глубже, раздумчивей. Даже лицо словно разгладилось после долгих лет беготни. Я не радуюсь чужой беде — просто впервые делаю что-то для себя.
А у Серёжи начался свой квест. Говорят, новая молодая пассия у него резвая — да вот беда: не всё так гладко выходит. Дом — за Мариным именем. Телефон тоже. Работа — и та: без моего подтверждения ни кадровички, ни рывка по новой должности. Он каждый день теперь звонил — сперва вежливо, потом раздражённо, чуть ли не с укором.
— Марина, ну ты чего… Я же тебя не врагом считаю. Давай поговорим, как взрослые.
— Мы уже поговорили, Серёжа, — отвечала я, даже не стараясь быть жёсткой. — Ты же ушёл сам, всё взрослое теперь — на твоей стороне.
Пауза. Он шумит, слышу — суетится.
— Давай хоть телефон назад верни! Я без связи тут, как дурак…
Я чуть вздохнула — не лукавя, не играя.
— Он на меня оформлен. И, если честно, мне сейчас удобнее без твоих разговоров.
— Значит, всё — вот так?
— Именно так.
Я положила трубку — и впервые не почувствовала привычного желания побежать на помощь, уладить, простить. Вместо этого я убрала его чашку с полки, вымыла плиту до блеска, сдала старую одежду в пункт приёма — и закрыла в себе маленькую дверь. Замки, к слову, тоже поменяла.
В этот вечер я долго сидела на кухне у открытого окна — май пах сиренью и свежестью. Чашка чая в руках дрожала чуть-чуть. Честно говоря, внутри ещё толкались мысли:
“Ничего он без меня не сможет”, “А вдруг надо было помочь, пожалеть… а вдруг…”
Но во мне вдруг что-то перевернулось — я решительно сняла трубку с гудка и нажала “отключить”, отключила его номер, выключила себя из его жизни так же, как он меня — из своей.
А дальше словно пришла лёгкая, почти весёлая усталость. Я подумала: может, и правда, впереди что-то своё. Может быть, впервые за много лет, я буду жить по своим правилам.
ПЕРЕЛОМНЫЙ ДЕНЬ
До этой весны мне казалось — я уже на все случаи имею инструкции: как утешать себя после ссоры, как организовать быт, как замолчать обиду. Оказалось, на “такое” инструкция не писана. Было одновременно тревожно и непонятно радостно… Внутри будто витают первые тёплые потоки с майских ветров: то щекотят, то обжигают, а иногда чудится — расправляются во мне какие-то невидимые крылья.
Проснулась без страха — покойная и почему-то твёрдая. Серёжа всё ещё названивал: где его документы на машину, когда будет оформлено подтверждение для работы, почему у него не открывается домофон и не работает карта. Всё, что было “его” — как оказалось — давно было “моим”. Он вспоминал мой почерк на квитанциях, мои визиты в банки, мои подписи на важных бумагах.
Он умолял, потом возмущался.
— Марин, ты же не можешь быть такой… Я думал, ты нормальная!
— Вот видишь, Серёжа, — я услышала даже не свой голос, — годы прошли, и ты только сейчас узнал, какая я.
Легче стало так!
Майское небо без туч, песня дрозда и моя новая, ни с кем не делённая постель. Взялась вечером за старую коробку с фотографиями… И вдруг осознала: самые тёплые снимки — где я одна. На школьной скамейке, в поездке на дачу, на фоне цветущих яблонь.
А ночью приснилось, что я по бескрайнему полю иду — босиком, навстречу утру. Не страшно вовсе: только свежо, только легко.
В этот день Сергей пришёл — усталый, обиженный, с голосом полным привычной самоуверенности. Он посмотрел по сторонам, не решаясь сесть.
— Наверное, ты счастлива!
— А ты? — ответила спокойно. И закрыла дверь за его спиной, уже совсем не боясь.
Потом я поменяла замки, удалила его номер, села у окна с чашкой тёплого чая. Долгие годы я жила ожиданием, что кто-то опять придёт и всё попросит вернуть… А теперь поняла: ожидать надо не этого, а себя — настоящую.
На четвёртой неделе мая всё вдруг встало на свои места — даже тени от штор стали чуть светлее по утрам, а воздух наполнился новыми обещаниями.
Сергей не звонил уже несколько дней. То ли смирился, то ли учится жить своей жизнью — не моя теперь забота.
Я, перебрав все его старые рубашки и папки с бумагами, улыбнулась: что-то из прошлого никогда не вернёшь… и не захочешь возвращать. Пошла в банк закрыть его карту, сменила пароли на коммуналку, даже на почте сказала твёрдо: теперь только я, хозяйка.
Свободное время вдруг появилось с избытком — редкая роскошь. На кухне пахло не чужой усталостью, а свежим базиликом, и помидоры на подоконнике наливались соком. Захотелось света — распахнула все окна, поискала в интернете про курсы рисования. А что, пусть будет новое занятие, пусть руки краской пахнут!
Подруга посоветовала — сдавай комнату, на что теперь всё держать, детей разлетелись, и я решилась: объявление нашла, арендатор пришёл вежливый.
И вот однажды, когда перебирала старый комод, обнаружила конверт с “дачным” вкладом: деньги, которые копились на отпуск “когда-нибудь потом”.
Что теперь мешает? Поступок — как символ: купила билет в Ярославль, где всегда мечтала побродить по набережным, вдохнуть запах реки, разглядеть массивные башни близко. Смешно и трогательно стало:
“Сорок девять лет, Марина! Всё только начинается!”
Я взяла свой лёгкий рюкзак, закрыла за собой дверь новым ключом и на секунду задержалась в тишине. В груди — радость и дрожь, почти девичья надежда, будто встретишь за углом нечто особенное.
Впереди — мокрая брусчатка, шумное лето, свежий воздух, чужие улыбки, разговоры на вокзале. Впереди — моя история. Эта жизнь больше никому не принадлежит. Она — МОЯ.