Галина Аркадьевна проснулась рано. За окном было серо, влажно, город всё ещё не проснулся — редкие машины шуршали по мокрому асфальту, где-то хлопнула дверца, вскрикнула птица.
Она встала, как всегда, без будильника, включила чайник и надела свой старый тёплый халат, в котором прожила последние десять лет.
Кухня была узкой, но светлой. На подоконнике — герань, которой она говорила «доброе утро» так же, как когда-то говорила мужу. Давид умер пятнадцать лет назад. Вначале тянуло сердце, потом притупилось. Остался ритуал: всегда ставила рядом вторую чашку — как будто он всё ещё здесь.
Она как раз разливала чай по кружкам, когда зазвонил телефон.
— Мам, привет, ты дома? — Голос Алексея, сына, звучал торопливо.
— Конечно, дома. А где же мне быть? — Она улыбнулась, хотя в трубке этого не увидят.
— Я бы заехал. Ты как, ничего не планировала?
— Нет, заезжай.
Он приехал через час. Сильный запах дешёвого одеколона и нервные движения. Обнял на пороге, быстро снял куртку, прошёл на кухню, уселся на табурет.
— Мам, слушай, давай сразу. Мы тут с Аней всё обдумали. Твоя квартира — большая. Три комнаты, центр. Ты одна. Зачем?
— Живу. Здесь всё моё. Память, вещи, твой уголок остался…
— Мам, это всё понятно. Но ты подумай: если мы её продадим, тебе берём однушку — в новом доме, с лифтом, с консьержем. А себе — тоже, наконец, что-то своё. А то съём, съём, сколько можно.
Галина слушала, не перебивая. Она умела слушать. И всегда старалась понять.
— Аня говорит, сейчас рынок хороший. Можно продать выгодно. Главное — всё правильно оформить. Мы уже даже риелтора знаем. Надёжный.
— А мне куда? — Вдруг прозвучало тихо.
— Я же говорю — тебе хорошую однушку. Ближе к нам. Ты с нами, но отдельно. Удобно же. Мы рядом, внук — ты его из школы, если надо. Поможешь. А жить — в своём.
Он говорил быстро, как будто боялся, что если замрёт — передумает. А она… она не знала. Сердце её мешало. Что-то не давало сразу сказать «да». Но и «нет» она не могла. Сын старался. Для семьи. А разве она не для семьи всегда жила?
— Я подумаю, Лёш. Надо всё переварить.
— Конечно, мам, конечно. Но только долго не тяни. Варианты быстро уходят.
Он уехал. На столе осталась его чашка, чуть не допитый чай. Галина смотрела на неё, как на след — живой, но чужой. Потом тихо помыла посуду, вытерла руки и села к окну. День начинался.
Через три дня приехала Аня. Деловая, быстрая, пальто цвета пыльной розы. С порога — к делу:
— Галина Аркадьевна, я тут всё подготовила. Вот список квартир, которые можно посмотреть. Все новостройки, нормальные этажи. Вот этот вариант — просто супер: метро рядом, поликлиника, парк.
— А… как же мебель, вещи?
— Ой, ну это мы решим. Что-то перевезём. Что-то выкинем. Новый этап — новая жизнь! Вы что, хотите в старом скарбе утонуть?
Она улыбалась, как на собеседовании, и говорила гладко, без пауз. Галина кивала, поджимая губы. Её не спрашивали, хотят её новой жизни или нет.
— Главное — всё быстро оформить. Я с риелтором договорилась. Он надёжный, с опытом. Только нужна ваша доверенность.
Галина кивнула ещё раз. Аня уехала, оставив после себя папку и аромат духов.
На следующий день она пошла в МФЦ. Очередь, люди, суета. Она не любила всё это. Но справилась. Принесла справки. Заверила. Отдала сыну.
Вечером вернулась домой. Сняла пальто, поставила чайник. И тут — стук в дверь.
— Галина? Не узнала? Юра, Юрий Михайлович. Я тут мимо шёл, тебя увидел. Думаю, дай загляну.
Он стоял, немного ссутулившись, в куртке и с пакетом. Принёс пирог.
— Сам пёк. Ну почти. В пекарне у Светки купил. Помнишь Светку с третьего этажа?
Они сели на кухне. Как будто ничего не прошло. Смеялись, вспоминали, пили чай. Он рассказал, что давно один. Что скучно. Что внуки — далеко. Что ходит пешком, чтобы не закиснуть.
Потом вдруг сказал:
— Знаешь, ты же не шкаф. Почему ты себя так легко отдаёшь? Вот — квартира, воспоминания, вся жизнь… Взяли — и передвинули. А ты? Ты с этим согласна?
Она замолчала. Пирог уже остыл. В чайнике — пусто. Галина смотрела в окно, где темнело, и не знала, что ответить.
— Ты всю жизнь ради кого-то. А ради себя — когда? Не поздно ещё, Галь. Пока дышишь — не поздно.
Он ушёл. А она долго сидела. Потом пошла в ванную, посмотрела на себя в зеркало. Седая, морщинистая. Но глаза… не старые. Просто уставшие. Может, он прав. Может, она не мебель. Может, она — человек.
На следующее утро она решила передать документы сыну лично. Хотела просто — отдать, и всё. Без разговоров.
Открыл внук. Глаза весёлые, в пижаме, за спиной — мультики.
— Папа с мамой на кухне, — сказал он и побежал обратно.
Галина пошла за ним. Не спеша. У двери — замерла.
С кухни доносилось:
— Аня: «Если всё вложим в дом — хватит на нормальный участок. Ей комнату сделаем. Всё равно ей не долго. Я, если честно, уже устала. Я не такой жизни хотела, Лёш. Съём, долги, компромиссы. Хочу своё. Понимаешь? ХО-ЧУ. Просто реши, будь мужиком, сделай хоть что-то сам. Она уже почти согласилась — просто дожми!»
— Алексей: «Ну да. Потом всё нам останется. Главное, чтоб сейчас не сорвалась.»
Она стояла молча. Сердце колотилось. Потом развернулась. И ушла. Тихо. Никто не заметил.
Ночью Галина почти не спала. Лежала, уставившись в потолок, и думала: а что, если всё-таки ошиблась? Вдруг неправильно поняла? Но голос Ани звучал в голове снова и снова: «Будь мужиком… Она уже почти согласилась… Ей не долго…» — и всё внутри сжималось.
Утром — головная боль, ватные ноги. Впервые за много лет она не сварила себе кашу. Просто сидела с чашкой чая и смотрела на герань. Хотелось плакать, но слёзы не шли. Было какое-то странное чувство: как будто кто-то вынул из неё воздух, и всё, что осталось — пустота и дрожь.
Она надела пальто, завязала шарф и пошла к нотариусу. Очередь, люди, суета. Она не любила всё это. Но справилась. Принесла доверенность, написала заявление об отмене. Нотариус заверил документы и внёс запись об отмене в реестр.
— У вас конфликт с родственниками? — спросил нотариус, глядя поверх очков.
Галина вздохнула:
— У меня конфликт с собой. Хочу больше себе не изменять.
После — домой. Устала ужасно, будто не бумаги оформляла, а землю копала. Улеглась на диван, не раздеваясь. Заснула. Впервые — без тревоги.
Прошло три дня. Сначала металась — стоит ли? Сомневалась, пыталась отговорить себя. А потом встала, оделась и, не раздумывая, поехала к нотариусу. Завещание. Простое и ясное: вся квартира — внуку. Всё. Без условий, без посредников. Её жест — в будущее, но и в прошлое тоже. За себя пятнадцати лет, когда она жила ради матери. За себя двадцатипятилетнюю, которая жила ради мужа. За себя сорокалетнюю, которая работала на двух работах ради сына. Теперь — ради себя.
После выхода из офиса нотариуса она долго шла пешком. Голова гудела, ноги будто налились свинцом, но в груди — впервые за долгое время — было ровно. Дома сняла пальто, подошла к окну, прижалась лбом к стеклу. За ним — мокрый асфальт, капли на ветках, уличный шум. А внутри — тишина. Та самая, в которой можно было, наконец, дышать.
Позвонил Юрий.
— Слушай, спасибо за тот вечер. Я давно так не смеялся.
Она усмехнулась:
— А я давно не чувствовала себя живой.
Помолчала. Потом тихо:
— Спасибо, что напомнил. Я тоже человек. А не ресурс.
— Ты всегда была человеком, — ответил он. — Просто сама забыла об этом.
Через два дня Алексей пришёл. Один. С цветами. Стоял на пороге, немного сгорбленный, будто ростом стал меньше. В глазах — растерянность.
— Мам… Я… Я всё понял. Прости. Мы были неправы. Я был слаб.
Она взяла цветы. Постояла. Поставила их в воду. Помолчала.
— Я не знаю, зачем ты пришёл, Лёш. Если — извиниться, то спасибо. Я слышу. Если — вернуть всё назад… то не выйдет.
Он сел. Руки дрожали. Пытался что-то объяснить, оправдаться:
— Ты же знаешь, у нас всё сложно… Я просто хотел, чтобы было по-человечески… Мы рассчитывали… Аня… Она просто…
— А я? — перебила она. — Я не человек? Со мной — не по-человечески?
Он молчал. Потом встал:
— Я… постараюсь всё исправить.
— Не надо. Не исправляй. Просто живи. Но за свои решения отвечай сам. Без меня.
Он ушёл. А она осталась в тишине. Села на балкон. Посмотрела на свои руки. На подоконнике качалась герань. Где-то вдалеке кричала чайка. Она подумала: «Так вот оно какое — одиночество, в котором нет боли. А просто — я с собой.»
На телефоне — сообщение от Тони: «Пошли в библиотеку? Клуб “Слово”. Юра будет.»
Она улыбнулась. Написала: «Приду.»
Через неделю, в четверг она уже шла по ступенькам библиотеки, удивляясь, как легко ступают ноги. В зале было тепло, пахло старой бумагой и яблоками. Кто-то читал стихи, кто-то смеялся. Тоня махала рукой, а рядом — Юрий. В тёмном свитере, с глазами, в которых не надо было ничего объяснять.
После клуба он проводил её до дома. Погода стояла тёплая, редкость для конца октября. Шли молча, иногда переглядывались. Возле подъезда он сказал:
— Галь, если вдруг захочешь… Я могу заходить. Или ты — ко мне. Как друг. Или не только. Я не тороплю.
Она долго молчала. Потом кивнула:
— Давай просто будем рядом. А там видно будет.
Он поцеловал её в лоб.
Прошло две недели. Вечер. Балкон. Два кресла. Во втором — Юрий. Читает газету. На столике — чай, плед, две чашки. Галина смотрит на него, потом — на улицу. Ветер колышет герань.
Впервые за долгое время ей спокойно. Не потому, что одна. А потому, что рядом — тот, кто видит в ней человека. Не площадь. Не ресурс. Не функцию.
Просто — её.
И этого достаточно.
