— Я сказала: хватит! — голос Анны звенел, как тонкая струна, готовая лопнуть. — Я больше не переведу ни копейки твоим родителям!
Максим застыл посреди кухни, держа в руках тарелку с недоеденной пастой. Вилка звякнула о край тарелки, когда он ее опустил.
— Ты что, с ума сошла? — он говорил негромко, но глаза его метали искры. — Они же старики. Им тяжело.
— А мне легко? — Анна оттолкнула стул, шумно встала и уперлась ладонями в столешницу. — Ты хоть раз подумал, что я тоже человек, а не банкомат с функцией «выдать двадцать тысяч»?
На мгновение наступила тишина. Лишь тихо тикали часы над холодильником. Максим отвернулся, сделал шаг к окну, будто ища там поддержку.
— Ань, ну не начинай, — протянул он, с той же усталой интонацией, которой обычно гасил все ее протесты. — У тебя бизнес, у тебя доход. Неужели трудно помочь?
— Это не помощь, — резко перебила Анна. — Это система. Сначала свадьба, потом бесконечные «на лекарства», «на продукты», «на ремонт». Знаешь, сколько я за последние полгода перевела твоей маме? Сто пятьдесят тысяч. Хочешь распечатку из банка?
Максим сжал губы в тонкую линию.
— Они не чужие нам люди.
— Мне они чужие, — Анна резко бросила слова, понимая, что возвращения уже не будет. — Я не их дочь. Я не обязана их содержать. У них есть сын. Вот ты, — она ткнула пальцем в Максима, — и занимайся ими.
Он резко обернулся.
— Ты знаешь, сколько я зарабатываю. У меня нет таких денег, как у тебя.
Анна усмехнулась — сухо, без радости.
— Конечно, нет. Зато у тебя хватает наглости жить в моей квартире, ездить на моей машине и еще требовать, чтобы я финансировала твои семейные проекты.
— Ты перегибаешь, — Максим шагнул ближе, пытаясь смягчить голос. — Никто ничего не требует. Просто нормальные жены помогают мужу и его родителям.
— Нормальные жены? — Анна рассмеялась горько, словно от отчаяния. — А нормальные мужья свадьбу оплачивают, а не сбрасывают все на плечи жены. Нормальные мужья сами думают, где взять деньги на ремонт родителям.
Максим замолчал. Он хотел что-то сказать, но комок в горле не дал.
И в этот момент в дверь позвонили. Резкий, требовательный звонок, будто кто-то специально выбрал самый напряженный момент.
Анна поджала губы, не двигаясь. Максим метнулся в коридор, открыл дверь. На пороге стояла его мать. В пальто, застегнутом на все пуговицы, с тяжелой сумкой в руке.
— Ну что, вы тут ругаетесь опять? — с порога спросила она. Голос усталый, но с металлической ноткой. — Я же по делу пришла.
Анна глубоко вдохнула, чувствуя, как злоба и усталость сплетаются в тугой узел.
— Заходите, — произнесла она ровно, хотя внутри все клокотало.
Свекровь прошла на кухню, села за стол, аккуратно поставила сумку рядом. Вынула из кармана сложенный листок.
— Вот смета от строителей, — протянула его Анне. — Трубы менять, стены выравнивать, плитку класть. Самый дешевый вариант нашли.
Анна взяла бумагу, мельком взглянула. Цифра внизу жгла глаза.
— Это не ко мне, — она положила смету обратно на стол. — У меня своих расходов хватает.
— А к кому же? — свекровь подняла брови. — Мы с отцом и так еле сводим концы с концами. Максим один ничего не потянет. А ты… у тебя кофейня. У тебя доход. Ты же должна помочь.
Анна резко отодвинула стул.
— Я никому ничего не должна.
— Как это? — свекровь вскинула голову. — Ты жена моего сына. Значит, часть нашей семьи.
Анна посмотрела прямо ей в глаза.
— Семья — это когда все заботятся друг о друге. А не когда один работает за десятерых, а остальные только требуют.
В комнате повисла глухая тишина. Максим стоял у окна, его мать — за столом, Анна — напротив. Казалось, даже воздух сгустился, сделался тяжелым, как перед грозой.
И тут неожиданно раздался мужской голос:
— Аннушка, а я же говорил, что так будет.
Все обернулись. В дверях стоял Сергей — брат Анны. Высокий, сутулый, в потертом пальто. Он редко появлялся, жил в другом городе, но сейчас оказался здесь, будто почувствовал, что сестре нужна поддержка.
— Ты что тут делаешь? — Анна моргнула, не веря глазам.
— В Москве командировка, — просто ответил он. — Решил заехать. А тут — цирк.
Он оглядел Максима, свекровь, бумаги на столе.
— Красиво живете, — сказал он и усмехнулся, но в этой усмешке было больше злости, чем иронии. — На шее у моей сестры сидите, еще и претензии кидаете.
— Молодой человек, следите за словами, — свекровь напряглась, щеки ее порозовели.
— А вы следите за совестью, — отрезал Сергей.
Анна закрыла глаза. Впервые за долгие месяцы она почувствовала, что не одна. Что кто-то встанет рядом и скажет то, на что у нее не хватало сил.
— Все. Хватит, — сказала она тихо, но твердо. — Больше ни копейки. Ни на ремонт, ни на лекарства. Если Максим хочет помогать — пусть помогает из своего кармана. Мой закрыт.
Максим вздрогнул, словно от удара. Его мать сжала губы, схватила сумку, резко поднялась.
— Ну и ладно, — сказала она зло. — Посмотрим, как ты сама без семьи справишься.
Она вышла, хлопнув дверью.
В кухне осталась тишина. Максим стоял, не глядя на Анну. Сергей сел на край стола, закурил, хотя Анна обычно не позволяла курить в квартире.
— Ты все правильно сделала, — сказал он тихо. — Но будет только сложнее. Готова?
Анна посмотрела на брата. В глазах — усталость, но и решимость.
— Готова, — ответила она.
И с этого момента началась новая жизнь. Жесткая, чужая, но честная.
На следующий день утро началось с молчания. Анна сварила кофе, поставила две кружки на стол, но Максим к чашке даже не притронулся. Он сидел, уткнувшись в телефон, и демонстративно листал новости, будто ее не существовало.
— Ты собираешься сегодня на работу? — спросила Анна спокойно, стараясь не показывать, что ее задевает эта нарочитая тишина.
— Конечно, — буркнул он, не поднимая глаз. — А что, я безработный?
— Ты же знаешь, что я не это имела в виду, — Анна вздохнула. — Просто хотелось хоть раз поговорить нормально. Без этих вечных упреков.
Максим резко отодвинул стул, поднялся.
— Нормально? Ты вчера выгнала мою мать. Как после этого можно разговаривать «нормально»?
— Я ее не выгоняла. Я сказала, что больше не дам денег. Это разные вещи.
Максим посмотрел на нее так, будто она только что произнесла самое страшное оскорбление.
— Для нее это одно и то же.
Анна не ответила. В груди что-то неприятно защемило. Она вдруг поняла: все их разговоры сводятся к одному и тому же. К его родителям. К деньгам. А про них самих, как про мужа и жену, речи уже давно нет.
Днем в кофейню заглянул Сергей. Сестра даже удивилась: обычно он был занят с утра до вечера, но сегодня почему-то вырвался.
— Ну что, как держишься? — спросил он, заказав у баристы черный без сахара.
Анна пожала плечами.
— Вроде держусь. Только все это — как трещина в зеркале. Вроде бы отражение то же самое, но уже искаженное.
Сергей кивнул, достал сигарету, повертел в пальцах, но зажигалку так и не щелкнул.
— Знаешь, я Максима вчера до подъезда проводил. Он шипел, что «еще посмотрим, кто кого». Мне не понравилось, как он это сказал. У него обида застряла поперек горла.
Анна нахмурилась.
— Я уже не надеюсь на примирение. Я устала быть козлом отпущения в их семье.
— Так не позволяй им делать из тебя удобную подушку, — отрезал брат. — У тебя кофейня, ты сама себе хозяйка. А он — что? Живет твоим счетом и чужими ожиданиями.
Слова Сергея больно резали по живому, потому что они были правдой.
Вечером Максим вернулся поздно. С порога бросил куртку на стул, прошел мимо Анны, не глядя.
— Мне негде жить, да? — спросил он вдруг, голос дрогнул. — Ты выгоняешь меня?
Анна встала. Она ждала этого разговора, но он оказался тяжелее, чем представлялось.
— Я не выгоняю. Но ты должен понять: если дальше так — мы уничтожим друг друга.
— Ты просто эгоистка, — выкрикнул он, будто не слыша ее слов. — У тебя только твоя кофейня в голове!
Анна хотела ответить, но в этот момент раздался звонок в дверь.
На пороге стоял сосед с третьего этажа, Валерий, сухощавый мужчина лет пятидесяти с вечно усталым лицом. В руках у него был пакет с лекарствами.
— Анна, извините, что поздно. У меня просьба. У матери приступ, пока врачей ждал, пришлось в аптеку бежать. Не дадите воды?
Анна кивнула и принесла стакан. Валерий выдохнул, сделал глоток, потом посмотрел на Максима.
— Береги свою жену. Сейчас время такое: человек человеку — единственная опора. А вы ругаетесь из-за копеек.
Максим отвернулся.
Когда сосед ушел, в квартире остался запах его дешевого табака и странное ощущение неловкости. Анна подумала: даже чужой человек за пять минут сказал больше правильного, чем ее муж за последние месяцы.
Следующие недели были похожи на затяжную осень. Снаружи — слякоть и серый город. Внутри квартиры — холод, хотя батареи гудели. Максим приходил поздно, почти не разговаривал. Иногда уезжал ночевать к родителям.
Анна все чаще задерживалась в кофейне. Там хотя бы было ощущение, что ее труд нужен. Новая девочка-бариста однажды сказала:
— У вас тут так уютно, как дома.
Анна улыбнулась, но внутри кольнуло: дома у нее давно не было уюта.
Однажды вечером, когда Анна возвращалась с работы, возле подъезда ее встретила свекровь. Стояла прямо у двери, закутанная в платок, с тем же тяжелым взглядом, от которого хотелось уйти прочь.
— Ты довольна? — спросила она. — Максим ночует у нас. Он приходит злой, не ест, не спит. Ты разрушила мою семью.
Анна прошла мимо, доставая ключи.
— Это не я разрушила. Это вы никогда не признавали во мне человека. Для вас я — кошелек.
— Ты пожалеешь, — процедила свекровь. — Таких, как ты, жизнь сама наказывает.
Анна закрыла за собой дверь и прислонилась спиной к стене. В груди было пусто и тяжело, словно она только что пробежала марафон.
Через неделю грянул скандал. Максим, вернувшись под утро, заявил:
— Я ухожу к родителям. Здесь мне нечего ловить.
Анна молчала. Внутри все уже решилось раньше.
— Только знай, — продолжил он, — я не оставлю это так. Разводишься? Разводись. Но просто тебе не будет.
Он собрал вещи за полчаса и ушел.
Анна сидела на диване и смотрела в окно. За стеклом тянулся шлейф чужих фар, люди спешили по делам. У всех — своя жизнь. У нее тоже будет.
Она взяла телефон, набрала Сергею.
— Он ушел, — сказала она. — Все, кажется, окончательно.
— Вот и хорошо, — ответил брат. — Теперь думай о себе. Но готовься: они не отстанут.
Анна кивнула, хотя брат ее не видел. Она знала: впереди будет жестко. Но хуже, чем тянуть чужую семью на себе, уже не станет.
И в ту ночь она впервые за долгое время заснула спокойно.
Развод оформили быстро, но после него началось самое трудное. Максим ушел к родителям, но вместе с этим ушел и весь тот привычный уклад, в котором жила Анна последние годы. Первые недели она даже радовалась тишине: никто не хлопал дверями, не бросал носки под диван, не требовал деньги. Но потом эта тишина стала звенящей, давящей.
В кофейне дела шли в гору. Анна работала с утра до ночи, но именно это спасало её от ненужных мыслей. Кофейня стала её настоящим домом: аромат свежеобжаренных зерен, стук молотков кофемашины, смех бариста — всё это отвлекало от пустоты в квартире.
Сергей иногда приезжал, сидел за дальним столиком и наблюдал за сестрой. Он не любил долгих разговоров, но его молчаливое присутствие было для Анны важнее любых слов.
Однажды вечером в кофейне появился человек, которого Анна не ждала увидеть. В дверях стояла свекровь. Не та уверенная и надменная женщина, что прежде диктовала свои правила, а сгорбленная, с потухшими глазами.
— Нам нужно поговорить, — тихо сказала она, и в её голосе впервые не было железа.
Анна проводила её за стол, принесла чай.
— У Максима неприятности, — начала свекровь, теребя край салфетки. — Он влез в долги. Там… проценты. Ему угрожают.
Анна застыла. Слова прозвучали, как приговор.
— А я здесь при чём? — спросила она наконец.
— Ты ведь его жена… — свекровь замялась, потом поправилась: — была. Но ты же понимаешь, если его прижмут… мы все пропали.
Анна горько усмехнулась.
— Так вот зачем вы пришли. Опять деньги.
— Я не прошу для себя! — свекровь подняла глаза, и в них было отчаяние. — Это сын. Мой сын! Он же пропадёт!
Анна встала.
— Ваш сын давно сделал свой выбор. Я не его спасательный круг.
Свекровь хотела что-то ответить, но в этот момент в кофейню вошёл Сергей. Он увидел женщину, нахмурился, подошёл к сестре.
— Что она тут делает? — его голос был резким.
Анна только покачала головой.
— Уходит уже.
И действительно, свекровь поднялась, побрела к двери. Но уходя, бросила:
— Ты думаешь, отрезав нас, избавишься? Кровь не смывается.
Через несколько дней Максим всё же объявился. На этот раз не с просьбами, а с претензиями. Пришёл прямо в кофейню, шумный, пьяный, с лицом, перекошенным от злости.
— Ты меня добила, да? — орал он при посетителях. — Из-за тебя я в долгах! Из-за тебя мать плачет!
Бариста испуганно отступили, люди уставились на сцену, кто-то тихо снимал на телефон.
Анна вышла из-за стойки и встала перед ним. Голос её был твёрдый, спокойный:
— Уходи. Это не твой дом.
— Ах вот как! — Максим шагнул ближе, замахнулся, но в этот момент рядом оказался Сергей. Он схватил Максима за руку, оттолкнул.
— Ещё раз тронешь её — пожалеешь, — сказал он, глядя брату Анны прямо в глаза.
В кофейне воцарилась тишина. Максим посмотрел на всех вокруг, понял, что никто его не поддерживает, и, бормоча проклятия, вывалился на улицу.
После того вечера Анна долго не могла успокоиться. Ей было стыдно перед сотрудниками, перед гостями, но больше всего — перед собой. Стыдно, что так долго терпела.
Сергей сказал просто:
— Теперь ты знаешь, на что он способен.
Анна кивнула. Она знала. И знала, что обратного пути нет.
Через месяц в кофейне всё стало по-другому. Анна нашла помещение для второй точки, подписала договор. Она вложила туда все силы, все накопления. Брат помог с ремонтом, друзья подставили плечо.
Когда новая кофейня открылась, на первом дне Анна стояла посреди зала и смотрела, как люди заходят, улыбаются, заказывают кофе. И впервые за долгое время почувствовала: жизнь не закончилась.
Она не была больше «жена Максима». Она стала сама собой.
А вечером, возвращаясь домой, Анна задержалась у окна в своей квартире. За стеклом шумел город, бежали чужие люди, горели огни. Она знала: впереди ещё будет трудно. Максим и его мать не отстанут так легко. Но теперь у неё было то, чего раньше не было — собственная сила и понимание, что жизнь принадлежит ей самой.
И в этой уверенности было больше счастья, чем во всех прежних иллюзиях.
Конец.