Когда Василий сказал Марине, что устал от городской суеты и хочет перебраться в деревню, жена даже не возражала.
— Может, хоть там ты отдохнёшь, — устало сказала она. — А то всё жалуешься, что сил нет, голова болит и воздух грязный.
Они купили старенький домик на окраине деревни, с покосившимся сараем и крошечным садом. Казалось, впереди ждёт тихая, спокойная жизнь: утренний туман, запах сена, птицы по утрам. Василий даже мечтал, как будет пить чай на крыльце, смотреть на восход и думать, что вот оно — настоящее счастье.
Но уже через неделю мечты обернулись мозолями и ломотой в спине. В деревне некогда было любоваться рассветами. С первыми петухами Марина будила мужа:
— Вставай, надо скотину покормить, воду принести, огород полить. Солнце уже вон где, а ты всё дрыхнешь!
Он ворчал, но поднимался. Руки болели, спина ныла, а дел меньше не становилось. Корова ревёт, куры кудахчут, дрова надо колоть, крышу чинить. И всё это день за днём.
Марина вела хозяйство всерьёз, будто родилась на ферме. Её не пугала грязь, не утомляла жара, она с азартом месила глину, таскала ведра, и от этого они только сильнее сердились друг на друга.
— Ты бы хоть помог толком! — кричала она, когда Василий пытался отдохнуть.
— Да я уже с утра на ногах! — оправдывался он. — А ты думаешь, я из железа сделан?
Но Марина не слушала. Ей казалось, что муж стал ленив, а ему… что жена превратилась в сварливую бабу.
Иногда, вечером, Василий выходил на улицу, садился у колодца и смотрел на соседние дома. У кого-то до поздней ночи горел свет, у кого-то слышался смех, а у них во дворе и в доме вечные споры и скандалы.
— Ну и зачем я на это подписался? — бормотал он, глядя на тёмное небо. — В городе хоть выходные были, а тут каждый день как на каторге.
Однажды, возвращаясь с поля, он заметил, что в соседнем доме, пустовавшем несколько лет, появилось оживление. Привезли мебель, поставили новые окна. По двору бегал маленький лохматый пёс, а на крыльце стояла женщина, стройная, в лёгком платье, с телефоном в руке.
Василий, не удержавшись, остановился.
— Новая соседка? — спросил он у проходившего мимо почтальона.
— Ага, — ответил тот. — Городская. Алиной вроде зовут. Сказала, инвестициями занимается. Интернет у неё, ноутбук какой-то дорогой. Дом купила, ремонт сделала и живёт себе, не горюет. Ни огорода, ни кур, ни коровы. Всё из магазина возит.
Василий только хмыкнул.
— Ну, да, инвестор. Тоже мне… бизнес-леди. В деревне без лопаты, как без рук.
Но с тех пор стал иногда заглядывать в ту сторону. Видел, как Алина выходит на крыльцо, потягивается, потом садится в шезлонг, разговаривает по телефону, смеётся. Улыбка у неё была открытая, глаза добрые. Совсем не похожа на сварливую Марину, чьё лицо к вечеру покрывалось усталостью и пылью.
— Смотри, опять глаз не отведёшь, — однажды сказала Марина, заметив его взгляд. — Вон, городская твоя бездельница. Тоже мне пример. Пусть попробует день в огороде, посмотрю, как запоёт.
Василий смутился, но ничего не ответил. В глубине души он думал: а может, и не обязательно с утра до ночи горбатиться? Может, можно жить иначе, без грязи, без ругани, без усталости?
Тем вечером Марина долго возилась на кухне, сварила борщ, а потом упрекнула мужа:
— Ты ешь хоть, а то ходишь как привидение. Всё работа тебе не в радость.
— Да потому что сил нет, Маринка. Мы, считай, весь день на ногах. И ради чего? Денег кот наплакал, а отдыхать когда?
Она вспыхнула:
— А кто обещал райскую жизнь в деревне? Это всё ты затеял! Хотел свежего воздуха, вот и дыши!
Он махнул рукой и вышел во двор. Ночь была тихая, луна висела прямо над крышами. Василий снова посмотрел на соседский дом, там горел мягкий свет, и за шторами мелькала тень Алины. Она проходила мимо окна, потом остановилась и выглянула на улицу. Их взгляды на секунду встретились, и Василию вдруг стало тепло.
Он сам не понял, почему, но ему захотелось улыбнуться.
— Спокойной ночи, соседка, — шепнул он, не ожидая ответа.
С каждым днём Василий всё чаще поглядывал в сторону соседнего двора. Дом у Алины будто сиял: свежая краска, чистые окна, ухоженный газон. Ни тебе кучи дров, ни грязных ведер. Из кухни доносился аромат кофе, а не навоза и варёной картошки.
Однажды, возвращаясь от колодца, он услышал, как за забором кто-то зовёт:
— Сосед! Помогите, пожалуйста!
Он подошёл, увидел Алину на каблуках, в лёгком сарафане. Рука у неё застряла в петле калитки.
— Да как вы умудрились-то? — усмехнулся Василий, помогая вытащить руку.
— Да вот, — она рассмеялась, — городской человек, к железу не приспособлен. Спасибо вам!
Она улыбнулась, и Василий почему-то растерялся.
— Василий я, — представился он.
— Алина, — ответила она. — Вы, наверное, тот самый сосед, про которого все говорят, что с нуля хозяйство поставил?
Он смущённо пожал плечами:
— Ну, стараюсь как могу. Только тяжеловато. Всё-то руками, всё самому приходится делать.
— А вы бы лучше инвестировали силы в другое, — сказала она с улыбкой. — Я вот живу и не жалуюсь. Интернет — вот мой огород. Утром кофе, потом пару звонков, пару сделок, и день свободен.
Василий слушал и не верил.
— И что, так прямо и живёте? Без работы, без хлопот?
— Почему без работы? Работа у меня в ноутбуке, — засмеялась она. — Только грязь не нужно месить.
Он проводил её взглядом, и в груди зашевелилась зависть. Простая женщина, но живёт как в рекламе, красиво и легко.
С того дня разговоры с Алиной стали регулярными. Она выходила на крыльцо, а он находил повод пройти мимо, то сено подкинуть, то доску подправить. Алина благодарила, иногда звала на чай.
— Заходите, сосед, хоть отдохнёте от вашей работы, — говорила она с мягкой улыбкой.
Он сперва отказывался, потом стал заходить «на минутку». На кухне у Алины стоял запах ароматного кофе, на столе пирог из магазина. Василий сидел и чувствовал себя человеком. С ним разговаривали спокойно, без упрёков, без «сделай то, сделай это».
— У вас руки золотые, — однажды сказала Алина, когда он починил ей кран. — Вот если бы мне такой помощник попался…
Эти слова застряли в его голове. Вечером, возвращаясь домой, он думал о них, а дома снова привычная картина: Марина в фартуке, раздражённая, потная, ворчит:
— Где тебя носит? Сено не убрано, корова ревёт! Всё на мне!
Он молча взял вилы, но в душе у него всё кипело.
— Марин, может, хватит ворчать-то? Я устал, между прочим!
— А я, по-твоему, отдыхаю?! — резко обернулась она. — Ты бы лучше посмотрел, как соседка твоя живёт, небось, всё думаешь: ай да молодец!
— С чего ты взяла? — напрягся он.
— Да видела я, как ты на неё глазеешь. Думаешь, не замечаю? Улыбочками обменялись и всё, забыл, кто тебе рубахи стирает и борщ варит!
Он ничего не ответил, только махнул рукой и вышел во двор. Ночь стояла тихая, тёплая. Василий присел у калитки, смотрел на соседские огни. В окне мелькнула Алина, она махнула ему рукой. И он вдруг подумал: «А может, и правда… жизнь ведь не должна быть вечной борьбой».
На следующее утро он снова оказался у её дома, вроде бы «просто помочь». Сначала починил ступеньку, потом занёс мешок картошки, потом остался на чай.
Алина смеялась, рассказывала про Москву, про то, как у неё раньше была фирма, а теперь она «живёт на проценты». Василий слушал, зачарованный.
— А вы, Вась, хороший человек, — сказала она однажды. — Вам бы только в жизни чуть больше легкости. А то всё работа, работа…
Он посмотрел на неё и понял, что в груди у него что-то щёлкнуло. И, возвращаясь домой, он не спешил. Не хотелось видеть Маринку, слышать ее ворчание, видеть потускневшие глаза.
— Где был? — встретила его жена с порога.
— Да там… помогал соседке.
— Соседке! — процедила Марина. — Она, значит, кофе пьёт, а ты ей доски носишь? Может, сразу к ней и переедешь?
Он сжал кулаки, хотел что-то сказать, но промолчал.
Жара стояла невыносимая. Земля потрескалась, трава пожелтела, корова вялая, куры перестали нестись. Марина ходила, как на взводе, всё её раздражало: и солнце, и пыль, и сам Василий, который в последнее время стал словно чужой.
Он то молчал, то куда-то уходил. Иногда возвращался поздно, будто специально ждал, пока жена уснёт. Марина делала вид, что не замечает, но сердце ныло. Она знала, что дело плохо.
Однажды утром Василий, собираясь, сказал, не глядя на неё:
— Я к Алине схожу, у неё насос барахлит. Просила посмотреть.
Марина выронила из рук миску.
— А может, ты там уже и живи? Чего домой-то таскаться, если без неё не можешь?!
Он резко поднял глаза.
— Да что ты несёшь, Марин? Что ты мне душу выедаешь каждый день? Я ж не враг тебе!
— Враг не враг, а житья нет! Раньше хоть разговаривали, а теперь всё соседка, соседка!
Он хотел ответить, но лишь махнул рукой.
— Ладно, молчи уж, устал я от твоих причитаний. —И ушёл.
У Алины всё было иначе. Тишина, запах кофе, лёгкая музыка. Василий вошёл, и будто весь мир поменялся.
— Сосед, проходите, — улыбнулась она. — Я тут пирог купила, угощайтесь.
Он сел, снял кепку, посмотрел на чистый стол, на кружки.
— У вас тут… как в другом мире, — сказал он.
Алина засмеялась.
— Просто я решила, что жизнь не должна быть каторгой. Надо себя любить, Вась. Люди тратят годы, чтобы заработать, построить, завешать дом коврами… а потом всё равно несчастны. А я выбрала лёгкую жизнь.
Она говорила спокойно, уверенно. Василий слушал, кивал.
— А я, выходит, дурак, — горько усмехнулся он. — Всё тяну, кручу, а толку? Ни отдыха, ни покоя.
— Вы не дурак, — мягко сказала она. — Просто привыкли страдать. А можно ведь по-другому. Хотите, покажу?
Он молчал.
— Смотрите, — Алина достала ноутбук. — Вот мои инвестиции. Я вложила пару лет назад в фонд, теперь деньги работают за меня. Я просто живу.
Он ничего не понял, но смотрел заворожённо.
— И всё? Не пашете, не копаете?
— Нет, Вась. Я живу для себя. И вы могли бы.
Слова её будто падали в самую душу. Он вдруг представил: не вставать на рассвете, не возиться с навозом, не слушать упрёки… Просто просыпаться, пить кофе и улыбаться.
— Марина не поймёт, — тихо сказал он.
— Может, не стоит всю жизнь ждать, что кто-то поймёт? — спокойно ответила она. — Иногда нужно просто решиться.
Он поднял глаза посмотрел на Алину по-другому. Женщина не молодая, но ухоженная, уверенная. Сидит, улыбается, рядом с ней тепло, легко.
— А если всё бросить… — пробормотал он.
— Тогда начнёте жить, — сказала она почти шёпотом.
В тот вечер Василий вернулся домой поздно. Марина стояла у плиты в платке, руки в тесте.
— Где тебя носит? Ужин остыл, — сказала она тихо, без злобы.
Он молчал, посмотрел на неё и вдруг понял, что видит не жену, а чужого человека. Всё, что раньше связывало, будто растворилось.
— Марин… я ухожу, — сказал он просто.
Она выронила ложку.
— Что? Куда?
— К Алине.
Тишина повисла тяжёлая, как камень.
— Вась… не дури. У нас дом, хозяйство, сын…
— Сын взрослый, сам справится. А я больше не могу. Я устал, Марин. Мне надоело жить, будто в окопе.
Марина побледнела.
— Так вот, значит, как? Я с тобой всё, всю жизнь, а ты… из-за соседки?
— Не из-за неё. Из-за себя. Я хочу спокойно жить. —Он взял куртку, не обернулся.
Когда дверь за ним захлопнулась, Марина медленно села на табурет. Руки дрожали. За окном кричала корова, в углу тикали часы. Мир остался прежним, только мужа больше не было.
А Василий шёл по просёлочной дороге, не чувствуя ни ветра, ни пыли. В груди появилась странная легкость. Впереди маячили огни дома Алины.
Поначалу Василию действительно казалось, что он попал в рай. Никаких утренних побудок, ни петухов, ни криков коровы, требующей дойки. Алина приносила кофе в чашке, включала музыку, и день начинался с улыбки.
Он помогал ей по мелочи: что-то прибить, подкрасить, съездить за продуктами. Вечерами они смотрели фильмы, ели пиццу, смеялись. Всё было как в красивом сне, которого он раньше даже не представлял.
— Ну как, не скучаешь по хозяйству? — спрашивала она с улыбкой, растягиваясь на диване.
— Да нет, — отвечал он, отмахиваясь. — Достаточно натерпелся. Теперь отдохну по-человечески. —Но неделя шла за неделей, и что-то начало меняться.
Алина часто сидела за ноутбуком, в наушниках. Могла целый день не заметить, что Василий рядом. Он скучал, ходил по дому, пробовал чем-то заняться, но здесь не нужно было ни колоть дрова, ни таскать воду, ни чинить забор.
Иногда он выходил во двор, где вместо огорода стояли клумбы с декоративными травами, и вдруг ловил себя на мысли, что ему не хватает запаха навоза, гомона кур, даже грязи под ногтями.
— Алиночка, — пробовал он однажды, — а может, хоть грядку маленькую вскопаем? Ну, для помидорчиков, огурцов?
Она подняла глаза от экрана.
— Василь, ну зачем? Всё можно купить. Не хочу я в земле копаться.
— Так скучно же… — пробормотал он.
— А мне нет. Ты отдыхай, не выдумывай. —Она снова уткнулась в ноутбук.
Постепенно между ними легла трещина. Алина жила в своём ритме: кофе, отчёты, звонки. Вечерами говорила о процентах, доходах, инвестициях, в которых Василий ничего не понимал.
— Вот, акции подросли, — говорила она с сияющими глазами.
А он только кивал, не зная, радоваться ли, или просто изображать интерес.
Однажды он предложил вместе прогуляться по деревне, проведать знакомых, может, заглянуть на старый участок.
Алина холодно ответила:
— Не хочу. И ты не ходи. Мы ведь решили, что прошлое позади. —Но он всё равно пошёл.
Деревня встретила его родным запахом: дымом, землёй, сеном. Марина стояла у колодца, похудевшая, но спокойная. Когда увидела его, не удивилась.
— Здравствуй, мужинек, — тихо сказала она. — Ну что, как живёшь?
Он мял кепку в руках.
— Да вроде… неплохо.
— Вижу, — горько усмехнулась она. — Глаза у тебя пустые, как у робота.
Он опустил голову.
— Прости, Марин.
— За что? Ты же хотел по-человечески жить. Вот и живи. Только не жди, что я стану жалеть. Всё, что было между нами, ты сам разрушил.
Она повернулась и ушла. Василий стоял ещё долго, слушая, как ветер шумит в кронах деревьев. На душе стало муторно.
Вернувшись к Алине, он почувствовал себя чужим в её доме.
— Где ты был? — спросила она без особого интереса.
— В деревне.
— Опять туда? Ну, Вась, я тебя не понимаю. Что ты там забыл?
— Себя, наверное, — тихо ответил он.
Алина посмотрела с досадой.
— Слушай, если тебе так тяжело, можешь вернуться к жене. Только не устраивай сцен. Я взрослый человек, мне нервы ни к чему попусту трепать. —Василий молча собрал вещи.
Дорога к дому показалась бесконечной. На небе поднималась луна, в воздухе пахло свежескошенной травой. И вдруг Василий понял, как глупо всё вышло: он ушёл от жизни, думая, что найдёт покой, а нашёл пустоту.
Деревня спала. Только в окне его старого дома горел свет, Марина, видно, еще не ложилась. Он постоял у калитки, не решаясь открыть.
Потом всё-таки толкнул дверь.
— Кто там? — послышался тихий голос.
— Это я, Марин…
Она вышла на крыльцо. Долго молчала, потом тихо сказала:
— Проходи. Утром поговорим.
Он сел у порога, глядя, как от печи идет тепло. В груди стало спокойно, будто вернулся туда, где должен был быть всё это время.
А за окном шуршала ночь, и Василий подумал: не в месте дело и не в женщине,
а в том, чтобы не искать лёгкой жизни, когда твоя уже и есть настоящая.
