— Артём Соколов! Где твое домашнее задание?
Голос Марины Петровны прорезал утреннюю тишину класса. Артём поднял голову от парты — глаза красные, веки тяжелые.
— Я… забыл.
— Опять забыл? Это уже пятый раз за месяц!
Класс зашушукался. Кто-то хихикнул. Артём снова уткнулся в парту, пряча лицо в скрещенных руках. Голова раскалывалась. Вчерашние “витаминки” от Ромы уже не действовали, оставив после себя только тупую боль и сухость во рту.
Марина Петровна покачала головой. Раньше Артём был одним из лучших учеников — тихий, старательный. А последние два месяца… Она видела, как он меняется. Осунувшееся лицо, дрожащие руки, постоянная сонливость или, наоборот, странная возбужденность. Надо бы поговорить с матерью. Но когда? У самой две ставки, дети, ипотека. Да и что говорить? “Ваш сын странно себя ведет”? Мало ли почему подростки странно себя ведут.
— После уроков останешься, — бросила она и отвернулась к доске.
Артём даже не кивнул. Он считал минуты до конца урока. До встречи с Ромой. До новой дозы “бодрости”.
Квартира встретила его пустотой и запахом вчерашней еды. На столе — записка от матери: “Котлеты в холодильнике. Вернусь поздно. Не жди. Мама”.
Всегда так. “Вернусь поздно”. “Не жди”. Вика работала медсестрой в больнице — сутки через двое, а в свободные дни подрабатывала в частной клинике. С тех пор как отца посадили за кражу, денег постоянно не хватало.
Артём скомкал записку, бросил в мусор. Есть не хотелось — после таблеток аппетит пропадал напрочь. Хотелось только одного — встретиться с Ромой, получить новую порцию.
Первый раз это случилось два месяца назад. После очередной ссоры с матерью — она опять не пришла на родительское собрание, и классная при всех отчитала его за “безответственность родителей” — Артём слонялся по району. Злой, обиженный, одинокий.
— Эй, братан, чего грустный такой?
Рома появился словно из ниоткуда. Молодой парень в дорогой куртке, с золотой цепью на шее. Улыбка белозубая, дружелюбная.
— Да так…
— Девушка бросила? — Рома присел рядом на лавку, достал пачку сигарет. — Кури?
— Не курю.
— Правильно, гадость. А вот это попробуй, — он достал из кармана маленькую таблетку. — Витаминка для настроения. От усталости помогает, мозги проясняет.
Артём посмотрел на белую таблетку с подозрением.
— Что это?
— Да ерунда, легкий стимулятор. Студенты перед экзаменами пьют. Абсолютно безопасно.
Тогда Артём поверил. Взял таблетку, запил колой из банки. Через полчаса мир изменился — стал ярче, четче. Усталость исчезла, в голове прояснилось. Он вернулся домой и впервые за месяц сделал все уроки.
— Молодец, — похвалила мама утром, увидев выполненные задания. — Вот видишь, можешь, когда хочешь.
Если бы она знала, какой ценой…
Рома ждал его у заброшенной котельной — их обычное место встречи. Сидел на капоте своего БМВ, листал что-то в телефоне.
— О, братишка пришел! Как дела?
— Нормально, — Артём нервно облизнул губы. — Слушай, мне нужно…
— Знаю, что нужно, — Рома усмехнулся. — Только вот незадача. Товар подорожал. Инфляция, сам понимаешь.
— Сколько?
— Пять тысяч.
Артём похолодел. В кармане было триста рублей — последние деньги на проезд.
— У меня нет столько…
— Ну так заработай, — Рома спрыгнул с капота, подошел ближе. — Или отработай. Я же тебе друг, помогу.
— Как отработать?
— Да ерунда совсем. Надо в школу вечерком заглянуть, пошуровать немного. Есть один прикол — классные журналы спалить. Представляешь, как учителя взбесятся? Оценок нет, отчетности нет — красота!
Артём попятился.
— Это же… это преступление.
— Да ладно тебе! Подумаешь, бумажки сгорят. Зато я тебе не пять тысяч дам, а на месяц вперед обеспечу. А то смотри, какой бледный стал. Ломка начинается?
И она действительно начиналась. Руки дрожали, во рту пересохло, перед глазами плыли цветные круги. Артём знал — без таблетки он не протянет до утра. Будет корчиться от боли, кричать. Мама услышит, поймет…
— Ладно, — выдавил он. — Что нужно сделать?
Рома довольно улыбнулся, полез в карман за товаром.
— Вот и умница. Сегодня в десять вечера. Я тебе окно оставлю открытым — на первом этаже, в туалете. Заберешься, дойдешь до учительской. Журналы обычно в шкафу лежат. Обольешь бензином — я дам — и подожжешь. Потом сразу сваливай. Понял?
— А камеры?
— Какие камеры? В вашей школе их только на входе поставили, внутри ни одной. Бюджета не хватило, — Рома протянул ему пакетик с таблетками. — На, это аванс. Остальное — после дела.
Артём взял пакетик дрожащими руками. Внутри было десять таблеток — целое богатство.
— А если поймают?
— Не поймают. А если что — ты меня не знаешь, понял? Скажешь, сам решил пошутить. Тебе пятнадцать, малолетка — максимум условку дадут.
Вечером мать пришла раньше обычного. Артём сидел на кухне, уставившись в стену. Таблетка временно сняла ломку, но на душе было мерзко.
— Ты поел? — Вика устало опустилась на стул, стянула туфли. — Господи, ноги гудят…
— Мам, — Артём поднял глаза. — Можем поговорить?
— О чем? — она открыла холодильник, достала котлеты. — Опять в школе что-то? Марина Петровна звонила, жаловалась. Артём, ну что с тобой происходит?
— Мам, я…
Слова застряли в горле. Как сказать? “Мама, я наркоман”? “Мама, меня шантажирует барыга”? “Мама, я должен поджечь школу”?
— Что “я”? — Вика обернулась, и он увидел, какая она уставшая. Морщины в уголках глаз, седые пряди в волосах. В тридцать пять она выглядела на сорок пять. — Артём, у меня нет сил. Две смерти сегодня, одна — девочка твоего возраста. Передоз. Родители рыдали так, что… — она замолчала, потерла виски. — Просто скажи — у тебя все нормально?
Передоз. Девочка его возраста. Артём сглотнул.
— Да, мам. Все нормально.
— Вот и хорошо. Ужинать будешь?
— Нет. Я… я к другу пойду. Уроки делать.
— К какому другу? — Вика нахмурилась. — Что-то ты раньше ни о каких друзьях не рассказывал.
— Новый. Из параллельного класса.
Ложь далась легко. Годы тренировок — сначала прятал двойки, потом — прогулы, теперь вот это.
— Ладно. Только не поздно. И телефон не отключай.
— Хорошо.
Он встал, пошел к двери. На пороге обернулся — мать сидела за столом, уронив голову на руки. Плечи мелко подрагивали. Плакала.
Артём закрыл дверь тихо, чтобы не потревожить.
Школа ночью выглядела зловеще. Темные окна, ветер гонял по двору пластиковые стаканчики и обертки. Артём постоял у ворот, сжимая в руке бутылку с бензином.
Еще можно было уйти. Выбросить бутылку, пойти домой, лечь спать. Утром сказать Роме, что не смог, испугался. Что он сделает? Изобьет? Перестанет давать таблетки?
Артём представил завтрашнее утро без дозы. Дрожь, пот, боль во всем теле. Мамины вопросы. Скорая. Больница. Позор.
Нет. Надо сделать. Это же просто бумажки. Никто не пострадает.
Окно туалета действительно было открыто. Артём протиснулся внутрь, чуть не уронив бутылку. В школе было темно и тихо — только аварийное освещение тускло горело в коридорах.
Учительская на втором этаже. Артём крался по лестнице, вздрагивая от каждого шороха. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно на улице.
Дверь учительской оказалась не заперта — уборщица, видимо, забыла. Внутри пахло кофе. На столах — стопки тетрадей, учебники, чашки с засохшей заваркой.
Шкаф с журналами стоял у окна. Артём дернул дверцу — заперто. Пришлось выламывать замок — благо, он был хлипкий, декоративный.
Классные журналы лежали ровными рядами. 5А, 5Б, 6А… Его класс — 9В. Артём взял журнал, полистал. Вот его фамилия. Напротив — колонки двоек и прогулов. Последние два месяца — сплошной кошмар.
Он начал вытаскивать журналы, складывать на пол. Руки дрожали, бензин выплескивался из бутылки. Запах ударил в нос — резкий, химический.
Чиркнул зажигалкой.
И в этот момент что-то пошло не так. Может, бензина было слишком много. Может, в комнате скопились пары. Огонь вспыхнул мгновенно — не маленький костерок, как планировалось, а ревущее пламя.
Артём отшатнулся. Огонь перекинулся на штору, лизнул деревянный стол. За секунды вся учительская превратилась в ад.
Он побежал. Выскочил в коридор, помчался к лестнице. Позади ревело пламя, дым заполнял пространство. Сработала пожарная сигнализация — завыла сирена, включилась система оповещения.
На улице Артём не остановился. Бежал, пока не закололо в боку, пока ноги не перестали держать. Упал на колени в каком-то дворе, его вырвало.
Вдалеке завыли сирены. Пожарные. Полиция.
Что он наделал?
— Соколов Артём Дмитриевич, вы обвиняетесь в умышленном поджоге, повлекшем уничтожение имущества в крупном размере…
Голос следователя звучал монотонно, буднично. Словно каждый день к нему приводили пятнадцатилетних поджигателей.
Артёма задержали через три часа после пожара. Камеры на входе в школу четко зафиксировали, как он перелезает через забор с бутылкой. Опознать было несложно — в базе данных школы были фотографии всех учеников.
— Расскажите, зачем вы это сделали?
Артём молчал. Рядом сидел адвокат — бесплатный, назначенный государством. Молодой парень в мятом костюме, который зевал и смотрел в телефон.
— Артём, молчание вам не поможет. Лучше расскажите все как есть. Суд учтет чистосердечное признание.
За стеклом сидела мама. Вика выглядела так, словно постарела на десять лет за одну ночь. Глаза красные, лицо серое.
— Я… — Артём облизнул пересохшие губы. — Меня попросили.
— Кто попросил?
— Рома. Я не знаю фамилии. Он… он давал мне таблетки.
Следователь оживился.
— Какие таблетки?
И Артём рассказал. Все. Про первую встречу, про “витаминки для бодрости”, про шантаж. Про то, как Рома обещал “обеспечить на месяц вперед”.
— Опишите этого Рому. Где вы встречались?
Артём описал. Следователь кивал, что-то записывал. Потом вышел, оставив его с адвокатом.
— Плохо дело, — адвокат наконец оторвался от телефона. — Поджог, наркотики… Хорошо хоть школа ночью была пустая, а то было бы покушение на убийство.
— Что мне будет?
— В колонию не посадят, ты несовершеннолетний. Скорее всего, условный срок и принудительные меры воспитательного воздействия. Это если твоего Рому найдут и он подтвердит про шантаж.
Рому не нашли. Словно сквозь землю провалился. Котельная пустовала, телефон не отвечал. Местные наркоманы, которых полиция прошерстила для профилактики, про него “не слышали”.
Потом Артём узнал — от сокамерника в изоляторе временного содержания — что у Ромы был “крыша” в полиции. Предупредили, и он свалил в другой город. А может, и в другую страну — деньги у него водились.
Судебное заседание было закрытым — несовершеннолетний подсудимый. В зале только судья, прокурор, адвокат, мама и еще несколько человек — представители школы.
Марина Петровна сидела в первом ряду. Смотрела на Артёма с каким-то странным выражением — не злость, не презрение. Вина.
— Ваша честь, — прокурор встал, поправил очки. — Школа понесла ущерб в размере трех миллионов рублей. Сгорел не только кабинет, но и половина второго этажа. Если бы не быстрая реакция пожарных, могло бы сгореть все здание.
— Учитывая несовершеннолетний возраст подсудимого, отсутствие судимостей, а также то, что он стал жертвой преступных манипуляций… — адвокат говорил заученные фразы.
Артём не слушал. Он смотрел на маму. Вика сидела, сжав руки в замок. Когда их взгляды встретились, она попыталась улыбнуться. Не получилось.
После суда — два года условно и направление в специальное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа — был педсовет. Экстренный, с участием родителей.
— Как такое могло произойти? — директор, грузная женщина в строгом костюме, обводила взглядом притихший зал. — Почему никто не заметил, что с ребенком происходит что-то неладное?
— А что мы могли заметить? — огрызнулась учительница химии. — У нас по сорок человек в классе! Мы не психологи!
— Мать виновата! — выкрикнул кто-то из родителей. — Не следила за сыном!
Вика вздрогнула, но промолчала.
— Позвольте! — Марина Петровна встала. — Я классный руководитель Артёма. Я видела, что с ним что-то не так. Видела и… ничего не сделала. Решила, что это не мое дело. Что у меня своих проблем хватает.
В зале повисла тишина.
— Мы все виноваты, — продолжила она. — Я — что не поговорила с ним, не вызвала мать, не обратилась к психологу. Вы — что создали систему, где у учителя нет времени на детей. Где важны только показатели и отчеты. Родители — что работают на трех работах и не видят своих детей. А больше всего виноваты те, кто знает про наркоторговцев возле школ и молчит. Кто “крышует” их за деньги.
— Марина Петровна! — директор побагровела. — Вы обвиняете полицию?
— Я констатирую факт. Этого Рому ищут третью неделю и найти не могут. Зато штрафы за парковку выписывают исправно.
Скандал разгорался. Родители кричали, учителя оправдывались, директор грозила увольнениями. Вика сидела молча, глядя в пол.
Последнее свидание перед отправкой в спецучреждение. Маленькая комната, решетка на окне, охранник у двери.
— Прости меня, — Вика взяла сына за руку. — Я должна была заметить. Должна была…
— Мам, не надо.
— Надо! Я медсестра, я каждый день вижу наркоманов! Как я могла не увидеть, что с родным сыном?
— Ты работала. Нам нужны были деньги.
— К черту деньги! — она всхлипнула. — Лучше бы мы голодали, но были вместе!
Артём сжал ее пальцы.
— Мам, кто виноват — я, ты, школа? Или те, кому плевать?
Вика подняла голову, посмотрела на сына. Он повзрослел за эти недели. Исчезла мальчишеская округлость щек, взгляд стал жестким.
— Наверное, все понемногу.
— Нет, — Артём покачал головой. — Ты не виновата. Ты просто не знала, куда я падаю. А они знали. И смотрели молча.
— Кто “они”?
— Все. Учителя, которые видели, что я меняюсь. Соседи, которые знали про точку у котельной. Менты, которые брали деньги с Ромы. Они все знали и молчали. Потому что им плевать.
Охранник постучал в дверь — время вышло.
— Я буду ждать тебя, — Вика встала, обняла сына. — Два года пролетят быстро. Мы начнем сначала. Я найду работу с нормальным графиком, мы переедем…
— Мам, — Артём отстранился, посмотрел ей в глаза. — Просто пообещай. Если увидишь, что какой-то пацан катится туда же, куда я, — не молчи. Не проходи мимо. Ладно?
Вика кивнула, не доверяя голосу.
Когда за Артёмом закрылась дверь, она еще долго стояла в пустой комнате. Думала о тех, кто смотрел молча. И о том, что сама едва не стала одной из них.
Где-то в городе, в новой точке возле другой школы, новый Рома искал новых артёмов. Одиноких, потерянных, никому не нужных. А вокруг стояли те же молчаливые наблюдатели. Учителя, которым некогда. Родители, которым плевать. Полицейские, которым платят.
Круг замкнулся.
И разорвать его было некому.